Страница 22 из 112
– Боги, где же вы? – отчаянно закричала я. – Я взываю к вашей справедливости и прошу помощи!
Но ответом мне послужили только злобные грозовые раскаты.
– Демиурги, где же вы? – еще жалобнее вскричала я. – Не хотите проявить человечность?
Но гроза ярилась пуще прежнего.
И тогда я решилась.
– Астор! – взмолилась я. – Помоги же нам, любимый! Мне и твоему сыну…
– Я здесь! – откликнулся кто-то. – Я с тобой!
Возможно, пребывая почти в бреду, я посчитала за эти слова особенно громкий всплеск волн или протяжное завывание ветра. Возможно, это дождевые капли, убаюкивающе шелестящие по поверхности моря, обманули мой слух, напомнив звуки поцелуев. Возможно, я приняла желаемое за действительное…
– Где ты? – Мой всхлип захлестнула высокая волна. – Ты ли это?
– Я здесь, милая! – ответил неясный голос. – Я помогу! Спой новую песню, прошу тебя…
– Петь? – растерялась я. – Здесь, сейчас? Но…
– Пой, принцесса! – умоляюще шепнул Маллер. – Старые мореходы рассказывали мне сказки о древних богах четырех стихий, живущих в языках пламени, струях дождя, порывах бури и морском прибое. А вдруг именно они услышали твой призыв и пришли к нам на помощь?
– Но о чем я должна петь? – продолжала отнекиваться я, испытывая какой-то мистический ужас.
– Пой! – повторно приказал пират. – Пой о том, чего жаждет твое сердце.
Я невольно вздрогнула. Воспоминания, возвращаться к которым я запретила себе еще несколько месяцев назад, внезапно возродились в моей душе, причиняя настолько жгучую боль, что она огненной спиралью обвила нервы, пробуждая муки совести и горечь утраты. Умереть от горя нельзя, хоть иногда нам и хочется этого с немыслимой силой. Иногда нам хочется умереть от безысходности и одиночества, и тогда мы верим в то, что подобная смерть возможна. На самом деле сердце неспособно разорваться от терзаний души, хотя иногда грудь болит так, словно оно все же разорвалось. Наше горе значительно ослабевает со временем, но никогда не проходит полностью и не исчезает бесследно. Оно остается с нами навсегда – как скорбная ноша, как клеймо на коже, как напоминание о совершенных ошибках. Горе бодрствует даже ночью, срывая лживую маску лицемерия и самообмана с твоего перекошенного от страдания лица, а потом неизбежно приходит следующий день, когда ты улыбаешься как ни в чем не бывало и чувствуешь себя предательницей. Как я могу быть счастлива? Как осмеливаюсь я радоваться этому миру – ведь в нем уже нет моего возлюбленного? Должна ли я смириться с тем, что потеряла его навечно? Наверно, должна… И тогда ты плачешь опять, во сто крат сильнее, ибо понимаешь: перестать горевать и просто смириться – намного хуже. Потому что перестать горевать – это потерять его еще раз! Потерять и уже не найти никогда…
Море, ветер и гроза притихли, ожидая песни моего сердца. И тогда я запела, разрывая свои растрескавшиеся, изъеденные солью губы:
– О да, любовь придет! – очарованно вздохнул кто-то невидимый и недосягаемый. – Если мы докажем, что достойны ее возвращения…
А затем на морской глади образовалась огромная волна, которая мягко подхватила нас с Маллером, подняла, понесла и выбросила на пустынный, каменистый берег Диких земель…
– Где я? – тяжко застонал Генрих, тщетно борясь с омерзительным рвотным позывом. Во рту присутствовал застоявшийся привкус желчи и вчерашней водки. Корзину монгольфьера ощутимо потряхивало. – Мы куда-то плывем? Остановите лодку, я сойду, меня укачало…
– Летим! – тактично поправил его Марвин, брезгливо принюхиваясь, морщась и ощупывая свой затылок, ноющий так невыносимо, будто по нему кувалдой шарахнули.
– Ого, так мы еще и летать умеем? – удивленно кряхтел барон, недовольно разглядывая свой обрыганный камзол. – Так что, реклама водки не врала? – Он поднес к носу кружевной волан, обрамляющий его воротник: – Фу!
– Ты научил нас летать? – ахнул Ланс, вскакивая на ноги, покачиваясь и порываясь куда-то бежать. Но Огвур своевременно поймал красавца за коленку, заставляя усесться обратно. – А-а-а-а! – испуганно заскулил полуэльф. – Спаси нас, Аола, это что – волшебство такое?
– Глупость это и дурость! – холодно отчеканил маг, массируя какие-то акупунктурные точки у себя на ладони и пытаясь хоть немного облегчить жуткую головную боль. – Апчхи! – Похоже, для гайморита погода сегодня выдалась нелетная.
– Надо же, как самокритично! – саркастично хмыкнул тысячник. – Не ожидал от тебя подобного подвига, некромант. Растешь прямо на глазах. Горжусь и завидую…
– Огвур, ты ему льстишь! – Полукровка приставил ладонь ко лбу Марвина и провел ею несправедливо кривую линию в воздухе в направлении себя самого. – Он, как и раньше, мне до уха!
– Акселерацией это называется, Ланс, – раскатисто хохотнул орк. – Что нашим отцам доставало до пояса, то нам только до…
Некромант, ничуть не уступавший полуэльфу ни красотой, ни ростом, презрительно оттопырил нижнюю губу:
– Вообще-то я имел в виду Генриха и его дохлую идею испытать шар на прочность!
– А вот не надо ля-ля, – хамски отбрил сильф. – Я почти ничего не помню, а посему – не дозволю себя иметь ни практически, ни теоретически.
– Да вы поглядите-ка на этого нахала, – от всей души вознегодовал Ланс. – Сначала упился до беспамятства, а теперь доказывает нам, что с него и взятки гладки!
– Вот именно. – Де Грей с треском оторвал от рубашки вонючий воротник. – Именно!
– А еще говорят, будто алкоголь в малых дозах безопасен в любом количестве! – иронично подмигнул некромант. – Выходит, не так…
– Видел я когда-то, как в кустах сильфа били, – мрачно отчеканил Огвур, – жаль было очень… что не я!
– Ладно, ладно, – примиряюще поднял ладонь Генрих, смутившийся от солидарного натиска друзей. – Вот гоблины, я же хотел как лучше – прием, праздник, то да се… Но, видимо, перестарался – виноват, каюсь! Мне тоже жаль, что все получилось столь неудачно. Но я полагаю – Марвин придумает новый фокус, и мы как-нибудь да выпутаемся…
– Между словами «жалеть» и «полагать» такая же огромная разница, как между словами «хоронить» и «лечить»… – многозначительно бросил орк, засучивая рукава. – А я лечить не обучен…
Атмосфера в корзине монгольфьера накалилась до предела. Сами того не ведая, путешественники разыгрывали классическую сцену похмелья, со всеми ее непредсказуемыми переходами от обиды к прощению и от драки к примирению. Ибо если вам сегодня плохо, то это значит, что вчера было слишком хорошо…