Страница 97 из 99
— Плевать на клятвы! — негодующе проворчал оборотень, снедаемый чувством вины. — Мало ли что мы обещали и кому…
— Стоп! — в их бессмысленный спор вдруг непредсказуемо вмешался отец Григорий. — Кажется, я еще могу все исправить…
— Ты? — усомнился стригой, меряя неряшливого иерея ироничным взглядом. — Бред!
— Исправить? — не поверил умирающий Конрад.
— Все? — изумленно вскинулся осипший от слез Нат.
— О чем это он? — скривилась Оливия, уловившая в словах иерея некий оттенок богохульства. — Никто не может, даже Господь, а он — нате вам…
— Говори, священник! — непререкаемо приказал мудрый Хелил. — Если существует хоть какая-то крохотная зацепка, то мы готовы помогать тебе во всем!
— Да! — наперебой загалдели все, отступая от бессильно ругающегося вервольфа и окружая немного сконфуженного отца Григория, не привыкшего к такому вниманию. — Мы слушаем.
— Ну, — иерей смущенно откашлялся, — кажется, я понял, привратником каких врат являюсь…
— Нашел время тешить свои амбиции! — разочарованно простонала валькирия, гневно топая ногой. — Да нам-то это без разницы, хоть в сортире привратником работай…
— Вы ни капельки не ошибаетесь, уважаемая! — просиял иерей, обрадовавшийся так, словно ему отвесили самый изысканный комплимент. — В нашем мире не так много врат, которые можно открыть крестом и молитвой…
— На привратника рая или ада ты не тянешь, — справедливо признал Хелил, тщательно взвешивая каждое произносимое им слово. — Остается одно…
— Сортир, предбанник, отстойник! — возбужденно выкрикнул вервольф. — А, выражаясь культурнее…
— Чистилище! — озарено ахнула Оливия и схватила Агеева за уши, смачно расцеловывая в обе щеки. — Спаситель ты наш!
Отец Григорий вяло отбивался, изрядно напуганный напором взбалмошной валькирии.
— А ведь именно туда и должна была попасть Селестина, — задумчиво просипел Конрад. — Она же не подходит ни для рая, ни для ада. Отче, ты можешь ее вернуть? — В его голосе промелькнула нотка безумной надежды.
— Я попробую, — скромно ответствовал здорово обмусоленный священник.
Он отошел в сторону, снял со своей шеи крест, а с пальца — кольцо, положил их на землю и, обратив глаза к небу, запел какой-то странный гимн… Несколько минут назад, испытав шок от зрелища ужасной гибели Селестины, отец Григорий вдруг вспомнил текст старинной молитвы, еще в детстве вдолбленной ему в голову. Он не знал, что именно она означала, он даже не понимал, на каком именно языке говорит сейчас, но в его памяти почему-то четко всплыли уроки покойного батюшки Аристарха и вылились теперь в тягучий, зловещий напев…
Ночное небо потемнело еще сильнее, наливаясь какой-то противоестественной чернотой. Звезды погасли — то ли спрятались за тучи, а то ли провалились в некие языческие тартары, трусливо сбежав от вершащегося под ними обряда. Ветер выл заунывно и жалобно, будто протестовал против чего-то запретного, изнемогая под гнетом недопустимого насилия, творимого над сутью самого бытия. Грозовые тучи озверело бросались друг на друга, высекая яркие сиреневые молнии, непрерывно бьющие в замковую возвышенность. Собравшиеся на ней путники в панике жались к обломкам стены, покачиваясь от сотрясающей землю дрожи. И вот в тот самый момент, когда пение отца Григория достигло своего апогея, перебивая даже шум разбушевавшейся стихии, вершина холма вдруг разверзлась глубоким провалом, вобравшим в себя прах как сгоревшей Селестины, так и испепеленной солнцем Эржебет. Гром тут же стих, ветер улегся, а выглянувшие из-за облаков звезды снова засветили мирно и покойно…
— И это все? — разочарованно спросила Оливия, осторожно подбираясь к краю провала и с любопытством заглядывая вниз. — Я ожидала чего-то большего…
— Сие и есть врата чистилища? — Тристан заинтересованно вытянул шею, не решаясь последовать за валькирией.
— Да! — подтвердил Хелил. — Будь они неладны.
— А где же… — начал Конрад, но его вопрос так и остался неуслышанным, ибо его перекрыл ровный гул, идущий из глубины раскрытых врат и быстро усиливающийся.
Внезапно холм содрогнулся пуще прежнего, а из провала вылетело нечто круглое и блестящее, напоминающее огромный мяч. А затем земля жирно чавкнула, смыкаясь и принимая свой первозданный вид.
Исторгнутый ею объект откатился в сторону, сминая каменное крошево, стукнул, брякнул, ругнулся — и развернулся, превратившись в девушку, облаченную в серебристые доспехи.
— Мамочка! — шокировано заверещала Ариэлла. — К нам никак опять ожившие покойники пожаловали?
— Сама ты мамочка! — радостно завопила Оливия, передразнивая подругу. — И не покойники это вовсе, а Селестина. — Она вприпрыжку сбежала вниз с холма и подхватила под локоть чудом воскресшую экзорцистку, ошалело мотающую головой и явно дезориентированную в пространстве. — Селестина, это ты?
Девушка в серебристых доспехах вскинула зеленые глаза, одаривая валькирию насмешливых взглядом.
— Я! — просто ответила она. — Черт вас всех побери, Лив, но скажи, где и как вы умудрились отыскать некроманта?
Мы слишком редко задаемся вопросом: а что ждет нас после смерти? Странно, почему мы игнорируем эту проблему, ведь узнать о форме и сути своего загробного существования желает каждый из нас. А еще каждый человек мечтает обязательно попасть в рай, соответствующий его личным представлениям об этом загадочном месте. Ах, попасть бы именно туда, где поют сладкоголосые малиновки, цветут лазоревые цветы, праведники сидят на облаках, вкушая манну небесную, а молочные реки текут между кисельных берегов! Здорово, правда? Так вот, заявляю на полном серьезе, я обязательно буду там! Вы считаете меня излишне самонадеянной? Вовсе нет. Ведь после смерти что-то обязательно должно измениться. А иначе какой вообще смысл расставаться с жизнью? И учитывая тот факт, что я жила в сущем аду… Короче, кроме как в рай, больше мне податься некуда. Но только не сейчас, а лет через… ну не будем определить их точное количество. Почему? Да все предельно ясно: я еще здесь, на Земле, со своими делами не разобралась!
В голове гудело. Земля и небо бешено вращались у меня перед глазами, вызывая тошноту. Саднил отбитый о камень локоть, немного побаливала кожа, зудевшая так, словно я переборщила с солнечными ванными. А в целом я ощущала себя на редкость замечательно. Стоп! Я же, кажется, умерла: сгорела, рассыпалась в пепел, перестала существовать! Я подняла недоуменный взор и встретилась глазами с Оливией, радостно улыбающейся от уха до уха.
— Селестина, это ты? — спросила подруга.
Мое сердце громко бухнуло, исторгая парадоксальный вопрос: я что, и правду жива? Но как же так? Неужели они сумели меня воскресить?
— Я! — просто ответила я. — Черт вас всех побери, Лив, но скажи, где и как вы умудрились отыскать некроманта?
— Я не некромант! — беззлобно улыбнулся отец Григорий. Похоже, мое сравнение ему польстило. — Я привратник! Я вернул тебя из чистилища!
В голове у меня прояснилось, и все тут же встало на свои места. Понятно — я еще не успела умереть окончательно, мою душу отправили туда, что принято считать некой зоной карантина, перевалочным пунктом между раем и адом. И пока высшие силы решали, куда меня следует переслать дальше, отец Григорий каким-то образом сумел украсть меня как у задумавшегося Господа, так и у зазевавшихся чертей. Потрясающе!
Я благодарно кивнула иерею, язвительно фукнула в перекошенное от изумления лицо Тристана, приветливо махнула рукой Натаниэлю с Ариэллой, подмигнула разом повеселевшим нефилимам и, забрав у Оливии Кото и Кайсу, привычно вложила оба клинка за уже повязанный вокруг талии оби. Мечи богини Аматэрасу вернулись к той, кто прошла очищение солнцем и отныне в полной мере стала земной аватарой своей небесной покровительницы. Вот так — теперь я снова ощущала себя самой собой. Не стригойкой Сантой Инферно, но Селестиной — Дочерью Господней! А возможно, и кем-то еще…
Браслет из сребреников Иуды благополучно обнимал мое запястье, амулет Луны отягощал шею. Серебряные доспехи, заменившие куртку и штаны, оказались неожиданно удобными. Мои клыки бесследно исчезли, будто их и не было вовсе, а короткие кудряшки отросли самым волшебным образом и вновь спускались до пояса, но теперь каждый волосок оканчивался длинной, острой иглой. Кто же я такая?