Эра зла

— Эржебет заключена там! — Я пальцем указала на ржавую преграду. — Я это чувствую!

— Я тоже, — поморщился Тристан. — Но тут мы тебе не помощники…

— Понимаю, — кивнула я. — Для вас эта дверь подобна смерти.

— Хуже. — Конрад прикрывался рукавом, защищая лицо от струящегося от двери жара. — Никогда не видел ничего подобного. Печет почище, чем от артефактов, припрятанных в хранилищах Ватикана, причем от всех оптом… Мы же оба являемся нечистью: я — оборотень, а он — кровосос. И посему нам здесь не пройти!

— Эта дверь запечатана подлинным словом Господа! — благоговейно выдохнул Натаниэль. — Аллилуйя!

— Воистину так! — перекрестился отец Григорий.

— У кого-нибудь случайно не завалялся в кармане сварочный аппарат? — бодро пошутила я, но никто даже не улыбнулся. На меня взирали восемь пар расширенных от волнения глаз, и в каждой застыл один и тот же вопрос: «А что дальше?»

Тогда я вздохнула со стоическим смирением монахини первых лет христианства, которую нечестивые язычники волокут на костер, кулаком вытерла свой вспотевший от жары и страха нос, а затем решительно шагнула к двери.

Глава 10

Если бы меня попросили рассказать о себе, то, боюсь, я смогла бы поведать немногое. Родилась, училась, хулиганила помаленьку, но в целом еще ни разу не вляпывалась во что-нибудь особо криминальное. Обзавелась друзьями и врагами, познала и потеряла любовь. В общем, жила, как все, сообразно своему уму-разуму, никого не трогала. И мне очень хотелось бы знать, почему неприятности всегда сами спешили потрогать столь непримечательную особу, как я: тянулись за мной, словно шлейф дыма за подбитым самолетом, липли ко мне как банные листья, слетались на меня как мухи на г… хм… на мед…

Короче, не подозревая ничего плохого, я шагнула к двери узилища, запечатанной словом Господа, и протянула руку к запору, намереваясь отодвинуть ржавый засов. Но, увы, из оного порыва не получилось ничего хорошего, ибо страстно любящие меня неприятности тут же не заставили себя ждать. Мои пальцы даже не успели прикоснуться к железу, как в следующий же миг раздался настолько оглушительный хлопок, словно кто-то всесильный с размаху саданул по Земле огромным молотом. Я получила сильнейший удар в грудь, нанесенный незримым кулаком, истошно завизжала и птичкой отлетела прочь шагов на пять, весьма болезненно грохнувшись на каменный пол. Ощущение было таким, будто меня со всего маху долбанули тяжеленным бревном, предназначенным для вышибания запертых ворот в какой-нибудь средневековой крепости. Ну да, чего уж тут притворяться, я и раньше догадывалась о том, что человек может совершить все, но только до тех пор, пока не начнет что-то делать. Но столкнуться с практической реализацией своих идей!.. М-да, сия демонстрация превосходства глупости над разумом оказалась чрезвычайно неприятной штукой. Я со стоном перевела себя в сидячее положение, всласть выругалась и ладонью потерла свою отбитую, сильно саднящую грудь. Представляю, какой смачный синячище у меня там появился: не иначе размером с мишень для стрельбы из лука.

— Санта, ты как? — Нефилимы поспешно подняли меня на ноги, сопровождая свои действия оным фирменным риторическим вопросом.

— Здорово! — насмешливо ответила я. — В голове звенит, будто в сотовом телефоне…

— Так не отвечай! — хитро улыбнулся умница Хелил.

— Что это было, кто меня долбанул на сей раз?

Конрад сразу же вскинул обе руки вверх, показывая — это не он.

— Знаю, — хмуро буркнула я. — Тогда кто? — Меня покачивало, слюна во рту имела горький привкус желчи, а голова слегка кружилась, как при контузии.

— Господь! — тихонько сообщил Натаниэль.

— Кто? — не поверила я. — Но почему? Я — наследная Хранительница «Божьего Завета», пришла в Чейт и теперь пытаюсь освободить женщину, являющуюся одной из потомков Иосии…

— Сел, милая, ты забываешь главное! — с жалостью в голосе подсказал Конрад. — Для Господа вы обе теперь в первую очередь стригойки — Дети Тьмы и его враги…

— Бред! — Я со стоном отчаяния запустила пальцы обеих рук в начавшие отрастать волосы, всем телом горестно раскачиваясь из стороны в сторону. — Какой же это бред!

— Анафема! — Отец Григорий проявил полную солидарность с моей позицией.

— Если бы Бог знал, какой бардак получится из его идеи сотворения мира, то он сразу создал бы цирк! — убежденно поддержала Оливия.

Я подняла голову и обвела шеренгу друзей сердитым взглядом. Те враз замолчали.

— Есть какие-нибудь здравые идеи, кроме шуточек и соболезнований? — требовательно вопросила я.

Идей не было.

— Значит, у меня нет иного выхода, кроме как пытаться любым способом проломиться сквозь эту треклятую дверь. С помощью Господа или без оной, — подвела неутешительный итог я.

Друзья протестующе зароптали, но я лишь безразлично пожала плечами и снова двинулась к двери, ощущая себя обреченным на заклание агнцем…

Конрада терзали неясные воспоминания. С одной стороны, он испытывал мучительный стыд от того, что не способен хоть чем-нибудь помочь своей любимой, упрямо штурмующей страшную преграду, а с другой — сила Господнего слова придавливала его, словно могильная плита, не позволяя сдвинуться с места. Вервольф почти задыхался, ибо раскаленный воздух с клекотом бурлил в его легких, выжигая их так, как огонь пожирает фитиль податливой стеариновой свечи. Рыцарь фон Майер четко осознавал: его потраченная понапрасну жизнь подходит к концу, сгорая кривым, совершенно никчемным огарком. Он так и не совершил ничего хорошего, он бесплоден, ибо не родил ни подвига, ни благого достижения. Зачем и ради чего он жил? Обрел ли он счастье? Возможно, сейчас это прозвучало бы смешно и нелепо, но Конрад и в самом деле считал себя счастливым. Он снова встретил любимую женщину и убедился в том, что и она испытывает к нему некое странное чувство, сотканное из прочно перевившихся между собой нитей любви и ненависти. Сегодня оборотень понял: счастье нельзя найти или потерять, ведь оно зависит только от нашего внутреннего состояния. Главное определиться, чего мы хотим добиться и правда ли нам нужно именно это? А Конрад хотел лишь одного — спасти Селестину, помочь ей в достижении ее собственного, пусть не связанного с ним и непонятного для него счастья. Он убедился: счастье есть! Просто это у нас нет уверенности в том, что счастье — будет, придет к каждому из нас, ибо оно дается лишь тому, кто готов его принять.

Говорят, будто день смерти ничем в принципе не отличается от всех других дней или ночей нашей жизни, вот только протекает он на удивление бурно и стремительно, словно подводит жирную финальную черту, призванную отделить все важное и значимое от пустой, никчемной суеты. И именно в смертный момент нам становится понятно: важно не то, как мы жили, гораздо важнее то, как мы умерли. А еще зачем и во имя чего! Да, теперь Конрад осознал: всю свою долгую и сумбурную жизнь, растянувшуюся на несколько веков, он шел к сегодняшнему дню. К тому самому дню, когда ему предстоит осуществить свое предназначение, искупить совершенные грехи и заложить прочную основу для спасения этого несчастного погибающего мира. Дать миру еще один шанс на обновление. И поэтому в тот самый миг, когда Селестина упомянула про помощь Господа и шагнула к запечатанной двери, Конрад вдруг вспомнил о подарке папы Бонифация, велевшего передать священный артефакт тому, кому он и предназначался изначально. Ведь браслет должен сам выбрать своего хозяина, а к тому же на нем начертаны слова псалма, обеспечивающие Божью помощь. И тогда Конрад поспешно сорвал браслет со своего запястья, а затем бросил его Селестине, громко выкрикнув:

— Лови!

Девушка удивленно обернулась и рефлекторно махнула рукой, пытаясь отстраниться от сверкающего обруча, летящего прямо ей в лицо…

Я никогда не плачу от жалости к себе, ибо это не имеет никакого здравого смысла, не приносит пользы, а лишь еще больше ослабляет тело и притупляет волю к победе. Слезы даже не снимают стресса, ибо любое душевное потрясение проще не допустить, чем нейтрализовать. Не следует ждать от судьбы поблажек или подачек, нужно верить в себя. Колесо Фортуны не подходит для наших дорог, поэтому приходится просто упрямо идти вперед, не рассчитывая на попутное халявное везение. Просто идти, как сейчас. И я пошла… Но внезапно меня отвлек голос Конрада, громко выкрикнувшего: