Эра зла

Поругиваясь вполголоса и позевывая во весь рот, я тащилась по скрипящему насту, не отводя опухших глаз от шустрой поземки, змейкой извивающейся впереди меня. Немного удалившись от нашего лагеря, я протестующе пробурчала: «Хватит!» — и категорично опустилась на какой-то каменистый пригорок, еле прикрытый лохмотьями засохшего мха. Сейчас я находилась в непосредственной близости с основанием замкового холма, по левую сторону от меня остался бивак моих спутников, а справа тускло светился костер в лагере наших врагов. Кому-то там не спалось, подозреваю, что Конраду. Ветер, похоже весьма довольный проявленной мною сговорчивостью, ледяным кашне обвился вокруг моих плеч и доверительно зашипел в ухо, посвящая в события давно минувших дней. Округлив от изумления глаза, я потрясенно слушала его запутанное повествование, мгновенно ощутив себя слабой песчинкой, случайно попавшей в неумолимый жернов бытия. Я уяснила: теперь от меня зависит все и… ничего!

Так происходило много веков назад, так случается и ныне: людская зависть, ограниченность и меркантильность на корню губят многие благие начинания, мешая ходу прогресса и тормозя духовное развитие человечества. Человек — странное и порочное существо, обладающее навязчивой манией истреблять все, что находится вне сферы его понимания. Если существует недосягаемая красота, то нужно объявить ее ведьмовством и сжечь. Если в ком-то пробудилась чистая любовь, то следует назвать ее самым тяжким грехом и вырубить с корнем. Миром правит Тьма! И было бы неправильным считать, будто пресловутая Тьма эта существует где-то вокруг людей — о нет, она царит в их сердцах и душах, щедро рассеивая споры зла.

Эра зла не была ниспослана нам кем-то свыше, не пришла извне — о нет, она давно уже сформировалась внутри нас, однажды просто дождавшись благоприятного момента и вырвавшись на свободу. А затем, не встретив ни малейшего сопротивления, она пошла себе гулять по долам и весям, липкой заразой переползая из города в деревню, из лачуги в замок. А людские сердца, отвернувшиеся от света, давали ей обильную пищу, служа кровом и рассадником. Помните, люди, если вы намерены противостоять Эре зла, то не впускайте Тьму в свои дела и помыслы, не поддавайтесь власти жестокого лихолетья. Поймите: каждое доброе деяние зримо отодвигает границу Тьмы, очищая мир от смертоносной тени Эры зла. Не убивайте, не обижайте слабых, не воруйте, не лгите, не разбойничайте — и тогда Эра зла минует ваш дом, ибо побороть Тьму и порок способны только свет и добро! Причем добро бескорыстное, идущее непосредственно из глубины незамутненного корыстью сердца!

А начиналось наступление Эры зла не где-либо, но прямо здесь, именно в этом самом месте. Графиня Эржебет Бафора, последняя Хранительница «Божьего Завета», жила праведной жизнью, вызывавшей зависть у тупых и ограниченных соседей. Они разнесли сплетни о чейтской пани далеко за пределы замковых владений, раскрыв тайну ее убежища, ведь не похожий на нас человек всегда кажется нам чужим, а похожий — врагом. Но, всегда верная своему призванию, Эржебет успешно противостояла проискам врагов, черпая духовную и физическую силу в своей религии и моральных принципах. Против нее ополчились все: люди, официальная церковь, преднамеренно истребляющая наследников братьев и сестер Господа (ибо они имели возможность обличить жадность и продажность многих прелатов), а также Дети Тьмы — стригои. Последние свирепствовали пуще всех, убив мужа Эржебет — графа Ференца Надашди, но однако так и не сумев сломить мужество Хранительницы. Графиня не сдавалась, продолжая ревностно охранять тайну «Завета». И вот тогда, вовсе отчаявшись, темные твари натравили на графиню фанатичного католика, приспешника инквизиции графа Дьёрда Турзо, ранее усиленно домогавшегося благосклонности состоятельной вдовы.

Эржебет обвинили в вампиризме и каннибализме, приписав ей все то, чего она никогда не совершала, а точнее, многочисленные убийства местных девушек. По причине знатности ее рода никто не посмел вынести графине смертный приговор, а посему вместо казни король и церковный капитул присудили Эржебет к пожизненному заточению в стенах замка Чейт, ежели только сам Господь преступницу не простит и не освободит. Первое время госпожу, замурованную в подвальных покоях, исправно кормили и поили, но годы шли, и грехи прекрасной кровопийцы все больше становились похожими на неправдоподобную страшную сказку. А спустя еще лет десять люди начали потихоньку разворовывать разрушающийся замок, напрочь позабыв о томящейся в подземелье узнице… Так гласит легенда, а может, все это и есть правда, кто же ее знает…

Правду знал только северный ветер, сейчас собственнически расположившийся у меня на плече. Он в буквальном смысле слова исходил бессильной злобой, рассказывая мне о мытарствах госпожи Эржебет, о ее невиновности и героизме. Дескать, Хранительница до сих пор не мертва, она спит в подвале Чейта, ибо долгое отсутствие в подпитке человеческой кровью неизбежно погружает любого стригоя в продолжительный летаргический сон, но при этом она все еще верит в спасение и ждет своего освободителя. Или освободительницу. А еще Эржебет мечтает о мести и готова с лихвой отплатить своим обидчикам, потому как имеет для этого и средство, и возможность…

— «Бич»! — прозорливо вскричала я. — Ты говоришь о «Биче Божьем»?

В ответ ветер согласно зашуршал, подтверждая мою догадку.

— Я освобожу госпожу Бафора и помогу ей отомстить всем стригоям! — торжественно пообещала я. — Видит бог, я тоже не испытываю особой любви к своим сородичам.

Ветер победно загудел, всецело одобряя мое решение.

— А потом, — выспренно продолжила я, — я спасу этот мир и научу его жить по-иному!

В музыке ветра послышалась вопросительная нотка.

— Не понимаешь? — удивилась я. — А я вот искренне верую в то, что, будучи спасенными от гибели в зубах стригоев, люди обязательно прозреют и изменят свое отношение ко многим своим прежним ценностям и принципам. Я хочу дать им второй шанс на выживание.

Ветер засвистел более чем иронично, выражая недвусмысленное презрение к столь воспеваемым мною людям. В отличие от меня, он давно уже не питал иллюзий относительно их истинной сущности. Он умолял меня спасти только одну Эржебет…

— Но так ведь нельзя! — возмутилась я. — Знаешь, сейчас ты разительно напоминаешь мне Конрада с его эгоистичными рассуждениями о собственной выгоде. Я хочу дать людям счастье и свободу!

«Свобода и счастье человека всегда ограничиваются сугубо им самим! — тактично намекнул мой собеседник. — Не бери на себя слишком много, ведь спасение утопающих — дело самих утопающих. Смотри, не навреди им еще больше».

— Много? — опешила я. — Но я ведь не какая-нибудь равнодушная стеллерова корова. Я хочу преобразовывать мир, а не тупо плыть по течению жизни, выедая встречные ракушки. Моя прямая обязанность заключается в том, чтобы сознательно изменять мироздание, исправляя его недостатки. Не делая этого, я просто расписываюсь в духовной черствости и бессилии. Пойми, люди утратили умение самостоятельно определять свой жизненный путь, а ведь именно в оном и состоит понятие «свобода». Они погрязли в презренной повседневности, их задавила глухая, отчаянная безвыходность, отучившая человека мечтать и заставляющая его предаваться обжорству, отвратительным зрелищам и скотским совокуплениям. Я пробужу человеческие сердца: верну им стремление к полету души, ибо испытываю непреодолимую тягу делиться добром и надеюсь, что для осуществления сего у меня хватит терпения и веры в людей!

«Наивная! — с жалостью прошелестел ветер. — Ты погибнешь, зазря принесешь себя в жертву на алтаре всеобщего счастья и благополучия».

— Почему? — предсказуемо обиделась я. — Откуда такой скептицизм? Или ты считаешь меня настолько слабой и никчемной?

«Нет, не считаю! — внятно отчеканил ветер. — Но учти, люди неисправимы! Сколько ни воспитывай человека на благородных примерах, а он все равно хочет жить благополучно, сытно и без лишних проблем, по принципу: ничего не знаю — моя хата с краю. А еще они готовы отказаться от своего блага лишь в том случае, если их сосед потеряет еще больше. Имей ввиду, Эржебет хотела того же самого — разбудить в людях душу, и посмотри, чем она закончила».