Страница 57 из 156
— В таком случае, — ответил Питер, — как говорила леди Тизл Джозефу Сэрфесу, [37]вас беспокоит сознание собственной невинности. Если он обвинил вас в том, что вы принесли жертву Бахусу… лучше зайдите ко мне и так и сделайте. Почувствуете себя гораздо лучше, уверяю вас.
Полицейский заколебался.
— Прямо и не знаю, сэр. Просто, понимаете, я сейчас в таком взвинченном состоянии…
— Я тоже, — сказал Питер. — Черт возьми, да заходите, посидите со мной за компанию.
— Прямо не знаю, сэр… — снова промолвил полицейский и поднялся по лестнице.
Обуглившиеся дрова в камине светились внутренним темно-красным светом. Питер пошевелил их кочергой, и между ними заиграл огонек.
— Садитесь, — сказал он. — Я на секунду выйду.
Полицейский сел, снял шлем и осмотрелся по сторонам, пытаясь вспомнить, кто живет в этом большом доме на углу площади. Родовой герб, выгравированный на стоявшем на каминной полке большом серебряном блюде, ничего ему не сказал, даже несмотря на то что он повторялся в цвете на задней стороне спинок кресел с тканой обивкой. Питер, возвращаясь откуда-то из темных пространств под лестницей, заметил, как он толстым пальцем водит по контуру герба.
— Изучаете геральдику? — спросил он. — Семнадцатый век, и не сказать, что искусная работа. Вы в нашем районе недавно, верно? Меня зовут Уимзи.
Он поставил на стол поднос.
— Если предпочитаете пиво или виски, говорите, потому что эти бутылки — всего лишь уступка моему настроению.
Полицейский с интересом посмотрел на длинные горлышки и обернутые серебряной фольгой пробки.
— Шампанское? — спросил он. — Никогда не пил, сэр. Но хотелось бы попробовать.
— Вам оно покажется не крепким, — сказал Питер, — но, если выпьете его достаточно много, вы мне всю свою биографию расскажете.
Хлопнула пробка, и вино полилось в широкие бокалы, искрясь в свете огня.
— Ну, за вашу супругу, сэр, — сказал полицейский, — и за нового джентльмена. Дай Бог ему долгой жизни и всего хорошего. Немного на сидр смахивает, правда, сэр?
— Чуть-чуть. Скажете свое мнение после третьего бокала, если продержитесь до тех пор. И спасибо за пожелания. Вы сами женаты?
— Пока нет, сэр. Надеюсь жениться, когда получу повышение. Если только сержант… Ладно, не хочу вспоминать. А вы давно женаты, сэр?
— Чуть больше года.
— И как вам это? Нравится?
Питер рассмеялся.
— Последние двадцать четыре часа я чуть мозги себе не вывернул, когда пытался понять, почему я, когда мне чертовски повезло в жизни, как последний дурак, проставил на кон все свое счастье ради какого-то глупого эксперимента.
Полицейский сочувствующе покивал.
— Я понимаю вас, сэр. По мне, так вся жизнь у нас такая. Если не рискуешь, с места не сдвинешься. Если рискуешь, можешь не угадать, и тогда кого винить? Да и когда что-то случается, оно случается так быстро, что ты и подумать не успеваешь.
— Это точно, — сказал Питер и снова наполнил бокалы.
Он заметил, что общество полицейского его успокаивает. Как и все люди его сословия и воспитания, в особенно волнительные минуты он обращался к простым людям. Когда случился последний семейный кризис, он, для того чтобы успокоить нервы, словно почтовый голубь, который, повинуясь инстинкту, возвращается в гнездо, направился в подсобку к дворецкому. Там ему посочувствовали и даже позволили начистить столовое серебро.
Чувствуя ясность ума, необъяснимым образом вызванную шампанским и нехваткой сна, Питер стал наблюдать за тем, как воздействует на его гостя «Поль Роже» 1926 года. Первый бокал позволил ему узнать его взгляды на жизнь, после второго он узнал его имя (Альфред Берт) и услышал новую порцию загадочного недовольства в адрес сержанта, а после третьего, как и было предсказано, последовала исповедь.
— Вы были правы, сэр, — сказал полицейский, — когда заметили, что я тут новичок. Меня сюда поставили только в начале этой недели, поэтому я еще не знаю ни вас, сэр, ни остальных жителей этого района. Вот Джессоп, тот знает всех. И Линкер знал, но его перевели в другое отделение. Да вы, наверное, помните Линкера — рослый такой парень, раза в два больше меня, с песочными усами. Да, наверняка вы его встречали. Так вот, сэр, как я уже говорил, район этот я знаю только в общем, далеко не как свои пять пальцев, так сказать, и, может, поэтому я, бывает, и могу сделать что-то не то, но это совершенно не объясняет того, что я видел. А я действительно это видел, и я не был пьян, совершенно. Ну а то, что я ошибся с цифрой, так это с каждым может произойти. И все равно, сэр, я точно видел цифру 13, вот так же ясно, как сейчас вижу ваш нос.
— Точнее не скажешь, — произнес Питер, чей нос трудно было не заметить.
— Вы знаете Мерримэнс-энд, сэр?
— Кажется, знаю. Это длинный тупик где-то в конце Саут-одли-стрит? Там с одной стороны ряд домов, а с другой — высокая стена?
— Совершенно верно, сэр. Там дома высокие и узкие, все на одно лицо: у каждого выступающее крыльцо с колоннами, закрытое со всех сторон.
— Да. Как будто специально взяли самые некрасивые дома где-нибудь в Пимлико [38]и перенесли их туда. Ужасно. К счастью, улица, кажется, так и не была завершена, а то мы имели бы еще одно такое уродство на противоположной стороне. Этот дом был построен еще в восемнадцатом веке. Как он вам?
Берт обвел взглядом широкую гостиную, камин с изящным декором в стиле Адама, обшивку стен с красивыми лепными украшениями, двери с фронтонами, высокое окно, полукруглое сверху, освещающее гостиную и галерею, благородные очертания лестницы. Он задумался, подбирая слова.
— Это дом джентльмена, — наконец произнес он. — Тут свободно дышится, если вы понимаете, что я хочу сказать. Такое впечатление, что здесь и вести себя грубо не захочется. Хотя, скажу вам честно, уютным он мне не кажется. Я бы тут копченую рыбу голыми руками не стал есть. А вообще дом видный. Я раньше не задумывался, но теперь, когда вы упомянули, начинаю понимать, что не так с теми домами на Мерримэнс-энд. Они все как будто сжатые с боков. Я сегодня побывал в нескольких, и именно так они и выглядят — не дома, а набор коробок. Но я как раз собирался рассказать вам об этом. Это было ровно в полночь, — продолжил полицейский. — Сворачиваю я, как всегда на дежурстве, в Мерримэнс-энд, дохожу почти до самого конца и вдруг вижу: какой-то парень подозрительно жмется к стене в тени. Как вы знаете, сэр, там есть калитки, за которыми начинаются сады, так вот он у одной из них и ошивался. Грубоватый такой тип, в большом мешковатом пальто, может, бродяга какой с набережной. Я на него фонариком посветил — улица-то плохо освещается, а ночи сейчас темные, — но лица его рассмотреть не смог, потому как на нем была какая-то старая рваная шляпа и широкий шарф на шее. Я, понятно, решил, что он что-то недоброе затеял, и уже собрался спросить его, что он там делает, но не успел. В эту самую секунду из одного из домов напротив я услышал страшный крик. Это было до того жутко, сэр!.. «Помогите! — кричали из дому. — Убивают! Спасите!» У меня волосы на голове зашевелились, когда я это услышал.
— Это был мужской голос или женский?
— Мужской, сэр. Кажется. Это даже был не крик, а рев. Я и говорю: «Черт, что это? В каком это доме?» Парень ничего не ответил, только показал пальцем, и мы вместе побежали. И вот, только мы подбежали к дому, изнутри послышался звук, как будто кого-то душат, а потом что-то грохнуло, не иначе как что-то на дверь навалилось.
— Боже правый! — воскликнул Питер.
— Я давай кричать, жму на звонок. «Эй! — кричу. — Что тут происходит?», и давай кулаком в дверь барабанить. Никто не ответил, и я стал опять стучать и звонить. Тут парень, который был со мной, приоткрывает отверстие для писем и заглядывает внутрь…
— В доме горел свет?
— Окна все были темные, свет был только в окошке над дверью. Горел он ярко, и я, когда посмотрел вверх, увидел номер дома. Тринадцать. Цифра была нарисована краской на стекле, так что я его прекрасно рассмотрел. Так вот, этот парень посмотрел внутрь и вдруг как-то странно забулькал и чуть ли не отпрыгнул назад. «Эй, — говорю я ему, — ты чего, приятель? Ну-ка, дай я посмотрю». И вот я наклоняюсь, прикладываю глаза к щели и смотрю.
37
Персонажи комедии Ричарда Бринсли Шеридана «Школа злословия».
38
Район Лондона.