Страница 38 из 156
— Деньги?
Она кивнула.
— Сколько?
— Двадцать фунтов.
Парень кивнул, снова сел и подал головой незаметный знак. Толпа тут же расслабилась и утратила к ним интерес.
— И что ты хочешь от меня узнать? — развязным тоном произнес он.
— Я хочу узнать про семьдесят третий дом на Дреффорд-роуд, — ответила Харриет.
Утром следующего дня Майкл Бруэр, вернувшись из магазина, зашел в дом, закрыл за собой дверь и вздрогнул от удивления, когда услышал наверху густой женский голос.
— Доброе утро.
Он резко развернулся и увидел стоящую наверху лестницы мисс Чейли.
— Это вы!
— Извините, что я вошла без спросу, но у меня были ключи Дикки.
— Конечно. Должен признать, я немного удивлен, снова увидев вас здесь. Я думал, вы собирались сегодня днем лететь в Рим.
— Да, я собиралась сегодня возвращаться.
— Могу я узнать, что заставило вас передумать?
— Если подниметесь в комнату Дикки, я расскажу.
— Хорошо. — Майкл Бруэр медленно кивнул. — Только, если позволите, я сначала отнесу продукты на кухню.
— Конечно.
— Может быть, хотите кофе или еще что-нибудь?
— Нет, спасибо.
Харриет сидела на кресле перед дверью ванной, когда в комнату своего бывшего жильца вошел Майкл Бруэр.
— Итак, — произнес он дружелюбным тоном. Похоже, ее вторжение его ничуть не смутило. — В чем же причина? Хотите что-нибудь еще из вещей Ричарда найти? Или нашли что-нибудь такое, что хотели бы показать мне?
— Вот единственное, что я вам хочу показать. — На столе перед ней лежал выпуск гей-журнала. — На это времени хватит. Присаживайтесь.
— Спасибо, — сказал Майкл Бруэр и сел.
— Извините. Глупо предлагать вам кресло в вашем собственном доме.
Он пожал плечами, давая понять, что нисколько не в обиде за это нарушение правил вежливости.
— Итак? — Он вопросительно поднял бровь.
— Я просто хотела поблагодарить вас за то внимание, которое вы уделили Дикки, когда он болел, и…
Он сделал протестующий жест.
— Это меньшее, чем я мог ему помочь.
— Да. А как скоро вы поняли, что с ним?
— Я до самого конца ни о чем не подозревал. Хотя, конечно, мне стоило догадаться раньше. Понимаете, зная ту жизнь, которую он вел… То есть я хочу сказать, когда начался постоянный понос…
— Он начал терять вес…
— Да. А потом появилась еще и эта кожная инфекция… Я должен был сообразить, что к чему, но… Боюсь, что не сообразил. А потом уже было слишком поздно.
— Вы думаете, сам Дикки знал, что с ним происходит?
— Нет, я уверен, что он не догадывался. До самого конца. Я ему об этом точно не говорил. Я хотел оградить его от лишней боли.
— Это очень благородно.
— Да… В общем, дело в том, что Ричард совершенно не думал о свое здоровье. Для него болезнь была просто неудобством, помехой.
— Отрывала его от изучения старофранцузского синтаксиса.
— Вот именно.
— Плохо, что доктор Харт не сумел сразу определить, чем болеет Дикки.
— Да, наверное.
— У вас не возникло желания поговорить с ним, когда у вас появились подозрения?
— Да, я думал об этом. Но, скажу вам откровенно, поняв, что происходит, я решил — хотя, может быть, это и неправильно с моей стороны, — никому не рассказывать об этом. Понимаете, ведь от СПИДа нет лекарств, и Ричард был обречен на смерть с той минуты, когда заразился этой страшной болезнью. Когда с одной стороны тебя ждут бесконечные проверки, когда на тебя смотрят, как на прокаженного, и кладут в больницу, а с другой — есть шанс умереть дома и с достоинством…
— И не зная, что с тобой происходит…
— Да. И боюсь, что я выбрал второе.
— Хм. — Харриет задумалась. — Странная это болезнь, СПИД. Никто о ней ничего толком не знает.
— Да. И поэтому она так страшна.
— Были даже случаи, когда патологоанатомы отказывались делать вскрытие умерших от СПИДа.
— Я тоже про такое слышал.
— Обычные доктора тоже подвержены этому страху. Они ведь, в конце концов, просто люди. Некоторые из них даже боятся осматривать больных СПИДом.
— Может быть.
— И только радуются, если от тел умерших пациентов избавляются поскорее и без лишних вопросов.
— Наверное, и такое случается, да.
— Еще странно то, что многие симптомы, по крайней мере на ранней стадии, очень похожи на симптомы других заболеваний.
— Вы правы.
— Вот вы, например, знаете, — неожиданно произнесла Харриет, — что систематическое отравление может вызвать такие же симптомы, как СПИД?
Майкл Бруэр смутился на какую-то долю секунды.
— Нет. Нет, я этого не знал.
— Например, отравление мышьяком.
— В самом деле?
— Да. Понос, рвота, а потом и потеря веса из-за того, что пища не задерживается в организме жертвы… Обесцвечивание кожи, дерматит — все это классические симптомы отравления мышьяком. Если не изучать случай очень внимательно, ошибиться очень легко.
Майкл Бруэр вежливо улыбнулся.
— Вы настоящий кладезь информации, мисс Чейли. Наверное, вы прекрасно играете в викторины.
— Спасибо. Да, я неплохо играю.
— Но, конечно же, вам известно, что сейчас в нашей стране достать мышьяк чрезвычайно сложно, так что ошибка, о которой вы говорите, в реальной жизни практически невозможна.
— Но учтите, что в других странах мышьяк все еще можно свободно купить.
— Правда? Это вы тоже из викторин знаете?
— Нет. Я просто хочу сказать, что ввезти в нашу страну из-за границы мышьяк так же просто — пожалуй, даже еще проще, — как другие запрещенные вещества.
Майкл Бруэр молча смотрел на нее холодными, как лед, глазами. Когда он заговорил, в голосе его послышались стальные нотки:
— Могу я узнать, что конкретно вы хотите этим сказать, мисс Чейли?
— Я хочу сказать, что в этом городе очень много наркоманов. В университете и среди местных подростков.
— Я слышал об этом.
— И молодые люди должны откуда-то получать наркотики.
— Вероятно.
— И один из их адресов — этот дом. Семьдесят три на Дреффорд-роуд.
— Что? — Лицо его вдруг сильно побледнело. — Кто вам такое сказал?
— Один молодой наркоман.
— Вы что же, считаете, что им можно верить?
— Этому я поверила… Это тот парень, который приходил сюда вчера вечером.
— Ему были нужны не наркотики. Он искал…
Харриет перебила его:
— Мальчик искал наркотики. Он мне сам это сказал. Вы все устроили очень ловко. Сделали так, чтобы я подумала, будто он — мальчик по вызову и пришел к Дикки. Но он приходил не за этим. Ему были нужны наркотики. Как и всем остальным, кто являлся в этот дом по ночам.
— Но ваш брат…
— Мой брат не был гомосексуалистом.
— Послушайте, я понимаю, как вам трудно принять то, что член вашей семьи…
— Бросьте, мистер Бруэр. Продолжать прикидываться бесполезно. Я знаю, что происходило здесь.
— Знаете? — Голос его стал еще холоднее.
— Вы уже несколько лет возите наркотики из Южной Америки. Не знаю точно, как долго, но наверняка с тех пор, как потеряли работу.
— Я вас не понимаю.
— Видите ли, мистер Бруэр, старинные «бентли» — дорогое увлечение. У вас должен быть стабильный и немалый доход, чтобы этим заниматься.
— Но я…
— Вы придумали отличную схему. И все у вас шло как по маслу, пока Дикки не узнал, чем вы занимаетесь. Он всегда ненавидел наркотики, ненавидел то, что они делают с людьми, и, я думаю, он пригрозил вам, что сообщит в полицию о вашем занятии.
— Вы не понимаете, что говорите.
— Понимаю, — непреклонным тоном произнесла Харриет. — Какое-то время вы водили Дикки за нос. Может быть, пообещали, что прекратите продавать наркотики, может быть, сказали, что сами сознаетесь. Каким-то образом вам удалось выиграть время. Но брат продолжал представлять опасность. А потом вы придумали способ избавиться от него. Причем таким образом, чтобы никто не стал доискиваться причин его смерти. И вы начали систематически травить его, а заодно постарались все устроить так, чтобы выглядело, будто он находится в категории риска.