Страница 139 из 156
— Я этого не знаю, — откровенно признался Берден, — но остальные делают предположения. Худ человек не слишком умный, и поначалу он твердил, что все грибы опасны и все блюдо было ядовитым. Когда я указал на очевидную невозможность этого, он сказал, что Кингман, наверное, подсыпал что-то в тарелку Ханне, или же яд был в соли.
— В какой соли?
— Он вспомнил, что никто, кроме нее, не солил рагу. Но это абсурд, потому что Кингман не мог знать, что это случится. Да, и случайно мы можем установить еще один факт: авокадо были совершенно безвредны — Кингман разрезал их пополам на столе, a vinaigretteподал в кувшине. Хлеб был не в виде булочек, а домашний, из непросеянной муки, одной буханкой. Если на столе и находилось что-то такое, чему там быть не следовало, то только в рагу, других вариантов нет. Корин Ласт отказывается даже думать о том, что Кингман может быть виновен. Но когда я надавил на нее, она призналась, что не сидела за столом, кода подавали рагу. Она тогда вышла в прихожую, проверяла что-то в сумочке, поэтому не видела, как Кингман накладывал рагу в тарелку Ханны.
Берден потянулся через стол и взял книгу, раскрытую на описании белого навозника. Он перелистал ее до раздела «Ядовитые» и снова положил книгу перед Вексфордом.
— Взгляните на это.
— Да, — сказал Вексфорд, — наш старый друг мухомор. Маленький красавец с белыми точками на красной шляпке, который так любят иллюстраторы детских книжек. Обычно они сажают на него лягушку, а рядом ставят гнома. Вижу, употребление его в пищу вызывает тошноту, рвоту, тонические судороги, кому и смерть. У этого мухомора много разных видов, как я посмотрю. Фиолетовый, королевский, щетинистый, сине-зеленый — все более-менее ядовиты. Ага! Бледная поганка, amanita phalloides.Как некрасиво. Самый ядовитый из известных грибов, как утверждают тут. Даже небольшое количество может вызвать сильнейшие боли и даже смерть. И о чем нам все это говорит?
— По словам Корин Ласт, бледная поганка встречается в наших краях довольно часто. Она этого не упоминала, но по ее словам я заключаю, что Кингман мог легко заполучить поганку. Предположим, он отдельно приготовил одну поганку и положил ее в рагу перед тем, как вынести его из кухни. Накладывая рагу Ханне, он выловил поганку или ее части, так же, как, бывает, вылавливают из кастрюли особые кусочки курятины. Рагу было плотное, а не жидкое, как суп.
На лице Вексфорда отразилось сомнение.
— Отрицать эту версию мы не будем. Если бы он отравил рагу и если бы отравились все, это было бы больше похоже на несчастный случай, чего он, пожалуй, и добивался. Только здесь есть одно «но», Майк. Если он хотел убить Ханну и настолько неразборчив в средствах, что не пожалел Корин и Худа, зачем он вымыл тарелки? Чтобы доказать, что это был несчастный случай, он бы в первую очередь захотел сохранить следы рагу для экспертизы, которая наверняка проводилась бы, чтобы эксперт установил там наличие как ядовитых грибов, так и не ядовитых, и тогда его можно было бы обвинить только в невнимательности. Впрочем, не пора ли нам поговорить с этими людьми?
Магазин под названием «Урожайный дом» был закрыт. Вексфорд и Берден прошли по аллейке вдоль боковой стороны дома, миновали стеклянные двери главного входа и подошли к двери на тыльной стороне, над которой висела табличка «Лестница и аварийный выход». Они вошли в небольшой, выложенный плиткой вестибюль и стали подниматься по крутым ступенькам. На каждом этаже было две двери: одна прямо перед ступеньками, вторая слева. По дороге им никто не встретился. Быть замеченными в их планы не входило, поэтому, если бы там кто-то оказался, им пришлось бы ждать под лестничным пролетом, пока этот человек не войдет в лифт. Звонок двери на пятом этаже был обозначен: «А. и Х. Кингман». Вексфорд позвонил.
Им открыл мужчина невысокого роста, с добрым и печальным лицом. Он показал Вексфорду балкон, с которого упала его жена. В квартире было два балкона. Второй, больший, располагался за окнами гостиной. Этот же находился за застекленной кухонной дверью и предназначался для сушки белья или выращивания зелени. Здесь было много растений в горшках, а в длинном корыте на земле все еще лежали пожухлые и замерзшие кустики помидоров. Стенка балкона в высоту была около трех футов, внизу располагалась парковка.
— Вас удивило самоубийство жены, мистер Кингман? — спросил Вексфорд.
Кингман ответил не прямо:
— У моей жены была очень заниженная самооценка. Когда мы поженились, я думал, что она такая же, как я: простой человек, который не требует от жизни многого и способен довольствоваться малым. Но все оказалось не так. Она ждала от меня больше поддержки и сочувствия, чем я мог дать. Особенно это проявилось в первые три месяца нашей совместной жизни. Потом она как будто стала видеть во мне врага. Она легко поддавалась перепадам настроения. Дела у меня идут неважно, а она тратила больше денег, чем мы могли себе позволить. Я не знал, на что уходили деньги, и мы часто ссорились из-за этого. А потом у нее начались депрессии, и она говорила, что не нужна мне, что лучше бы ей умереть.
Вексфорд про себя отметил, каким длинным получился ответ, и взял это на заметку. Кингман одновременно как будто искал себе оправдание и в то же время осознавал вину. Впрочем, вполне могло быть, что эти мысли сейчас действительно стали для него главными.
— Мистер Кингман, — сказал он, — как вам известно, у нас есть основания подозревать, что здесь было совершено преступление. Я бы хотел задать вам несколько вопросов насчет ужина, который вы устроили двадцать девятого октября, после которого ваша жена заболела.
— Догадываюсь, кто вам об этом рассказал.
Вексфорд не обратил на эти слова внимания.
— Когда мисс Ласт принесла вам эти… белые навозники?
— Вечером двадцать восьмого. Двадцать девятого утром я сделал из них рагу по рецепту мисс Ласт.
— В квартире в то время были другие грибы?
— Может быть, шампиньоны.
— Мистер Кингман, вы не добавляли в свое рагу какое-нибудь ядовитое вещество или предметы?
Кингман ответил спокойным усталым голосом:
— Конечно же, нет. У моего шурина нездоровое воображение. Он отказывается понимать, что это рагу, которое я готовил до этого десятки раз по тому же рецепту, было таким же безопасным, как, к примеру, куриный суп. Даже более полезным, как по мне.
— Очень хорошо. Тем не менее вашей жене стало очень плохо. Почему вы не вызвали врача?
— Потому что моей жене не было очень плохо. У нее просто заболел живот и начался понос, вот и все. Вы не знаете признаков отравления грибами? Кроме боли в животе и тошноты, у отравившегося портится зрение, он может потерять сознание, могут даже начаться судороги, как при столбняке. С Ханной ничего подобного не происходило.
— Как неудачно, что вы сразу вымыли те тарелки. Если бы вы этого не сделали и вызвали врача, остатки рагу наверняка послали бы в лабораторию для анализа, и, если бы выяснилось, что оно безопасно, всего этого следствия можно было бы избежать.
— Оно безопасно, — с каменным выражением лица отрубил Кингман.
В машине Вексфорд сказал Вердену:
— Я ему верю, Майк. Если Худ или Корин Ласт не сообщат нам чего-то действительно существенного, это дело можно будет прекращать. Ну что, едем теперь к ней?
Коттедж, в котором Корин когда-то жила с Акселем Кингманом, располагался на одинокой дороге недалеко от деревушки Майфлит. Это было каменное здание с черепичной крышей, окруженное со всех сторон ухоженным садом. На дорожке перед обитым досками гаражом стоял зеленый «форд эскорт». Под большой старой яблоней с опадающими желтыми листьями тремя большими группами росли легко узнаваемые белые навозники.
Хозяйка дома была высокой женщиной; прямоугольный контур подбородка и высокий лоб подчеркивали красоту лица под пышной копной темных волос. Вексфорду она мгновенно напомнила картину Климта — портрет томной женщины с сочными красными губами, в золотом ожерелье, закутанной в золотые ткани, хотя Корин Ласт была в свитере и джинсовой куртке. Голос ее звучал негромко и размеренно. Она производила такое впечатление, будто ее невозможно вывести из себя или застать врасплох.