Страница 17 из 21
* * * Красоте не дано отнимать, а уродство — конец и разруха: жизнь дарует красавица мать, а уносит — косая старуха. * * * Живу я, как однажды обнаружил по горестному чувству неуюта, — чужой и неприкаянно ненужный, как памятник забытому кому-то. * * * Певцов коронует могила: Россия их душит и губит, и чем их быстрее убила, тем больше впоследствии любит. * * * Мы все общенья с Богом жаждем, как жаждут грешник и монах, а личный бог живет при каждом — в душе, талантах и штанах. * * * Друзья дымят, и стол вином запятнан, и длится спор, застигнутый рассветом, нужны года, чтоб зрением обратным увидеть, сколько счастья было в этом. * * * Наш дух и после нас живет в природе — так в памяти былое угасает, но слово, дуновение, мелодия — и все из ниоткуда воскресает. * * * Все в этой жизни так устроено, что есть всему свои весы, но хоть и каждый прав по-своему — а сукин сын есть сукин сын. * * * Когда со всех сторон приходит лихо и свет уже растаял вдалеке, единственный в безвыходности выход — собрать себя и выжить в тупике. * * * У духа, как у плоти, есть позывы, но плотские — крепчают, разъярясь, а духа просьбы тонки и пугливы и гаснут, незаметно испарясь. * * * Носить одежду — лицемерие, поскольку ясно что под ней, но в этом скрыто суеверие, что станет скрытое видней. * * * Не столько душная держава питомца гонит нелюбимого, сколь жажда жизненного жанра, в России не осуществимого. * * * Под радио немолчный голос волчий в колеблющийся смутный день осенний становится осознанней и громче предчувствие глубоких потрясений. * * * Друзей вокруг осталось мало: кому с утра все шло некстати, кого средь бела дня сломало, кого согнуло на закате. * * * Надежды очень пылки в пору раннюю, но время, принося дыханье ночи, дороги наши к разочарованию от раза к разу делает короче. * * * Трудно жить: везде ухабы, жажда точит и грызет; что с того, что любят бабы, если в карты не везет? * * * Уже мне ветер парус потрепал, рули не держат заданного галса, простите мне, с кем я не переспал, особенно — кого не домогался. * * * Мы кишмя кишим, суета снует, злоба в воздухе кипятком бурлит, а на кладбище — соловей поет, чистый звук точа вдоль покоя плит. * * * Обрызгивая кровью каждый лист, история нам пишется не впрок, и кажется порой, что Бог — садист и нами утоляет свой порок. * * * Мне глядеть на сверстников то грустно, то досадно, только и всего: разум, торжествующий над чувством, рано торжествует торжество. * * * Когда, глотая кровь и зубы, мне доведется покачнуться, я вас прошу, глаза и губы, не подвести и улыбнуться. * * * Неужто вы не замечали, как, подголоском хору вторя, есть в торжестве налет печали и привкус праздника у горя? * * * Внешним пламенем согрета и внутри полна огня, красота посредством света — чем-то мудрости родня. * * * Я жизнь любил весьма усердно, я был решителен и грешен, за что во дни, где станет скверно, я буду памятью утешен. * * * Меня порою даже забавляет возможность грабежей или пожаров: реальная опасность исцеляет от множества надуманных кошмаров. * * * Не потому ль добро в углу так часто сетует и плачет, что разум всюду служит злу с гораздо большею отдачей? * * * А назад не гляди, уходя, выбрав тот из часов непогожих, когда с неба потоки дождя скроют слезы твои от прохожих.