Страница 52 из 55
Что нам мешает верить? Мышление. У него нет картины. У него есть описание. Пока прочтешь описание, уйдет настоящее, жизнь же не остановится на это время. Сделать это, то есть отказаться от описания, каждый сможет тогда, когда соединит два момента.
Первый – переход от узкого понимания интуиции как явления сверхсознания к пониманию ее как тотальности пребывания в мире, как сочетания жизни и бытия. Второй момент – максимальное осознавание картины будущего во всех его аспектах: желаемого, прогнозируемого, гарантированного. Если эти два действия внутренних происходят, то вы пребываете в своем «зачем?» и знаете все «как?», которые вам нужны.
Со всеми нами бывало, когда нужная книга оказывается рядом. А до этого «я ее так искал, так искал!». Был замечательный случай на сессии в Москве, году, наверное, в 1968-м. Я жил у своего приятеля-однокурсника, и мы вели философские беседы. И все говорили: жалко, Евангелия дома нет, вот Евангелие надо, надо; завтра спросим, может быть, у кого есть. Тогда с этим еще трудно было. Проходит один вечер, второй, третий. На четвертый вечер я поворачиваю голову, лежит стопка книг, и сверху Евангелие. Я говорю: «Так вот же Евангелие». – «Ой, а я совсем забыл, что оно у меня есть».
Понимаете, вот это и есть Бог в нас, это и есть бытие в нас. Это и есть наша тотальность, говоря другим языком. Это основа того, что мы называем человек, основа реальной уникальности, каждой единично взятой персональной жизни.
Жизнь так обнаруживает свою персональную значимость без ссылки на будущие поколения. И сегодняшняя, эта единственная уникальная наша жизнь обретает для нас самих подлинную значимость, когда опирается на переживание нами своего бытия, своего пребывания в мире как полноты, как совершенства, ибо бытие – совершенно. И в этом смысле сказано: мир совершенен.
Всякие иллюзии, концепции по переделке мира, говоря старинным языком, – богохульство, а говоря языком современным – просто элемент мании величия. Мир совершенен как бытие. Но это не означает, что в мире нечего делать, потому что все сделано. Наоборот, в нем колоссальный простор для любого делания, именно потому, что он совершенен как бытие.
И человек любой как бытие совершенен. И потому у него колоссальный простор не для переделывания себя в соответствии с каким-то внешним идеалом, а для раскрытия, для того, чтобы жизнь и бытие максимально приблизились друг к другу. И тогда, независимо от функциональных описаний вашей жизни, она раскрывает вам ваше же совершенство. Какой бы они ни была, она становится доро2гой, которая приводит вас к себе. Вы вдруг обнаруживаете, что вы ничем не хуже и ничем принципиально не отличаетесь от всех тех, кого боготворите, кого считаете великими. Вы точно такие же.
Знаете, когда со мной случилось это переживание?
Это было у озера в Литве. Там сосновый лес, песок, лето. Прекрасно. И во всей этой обстановке я читал очень любимого мной Раджниша, и вдруг со мной случилось это. Я смеялся восемь часов вслух и еще семь часов про себя. Я не мог остановиться. Понимаете? Мое «зачем?» оказалось абсолютно реализованным, потому что оно, оказывается, всегда было со мной. Но понадобилось двадцать лет, чтобы до этого дожить, двадцать лет учебы и почти сорок лет жизни.
И тогда у меня возникло желание каким-то образом поспособствовать тому, чтобы это произошло у каждого человека, не у избранных, не в эзотерических там кругах, – ведь мы все такие.
У нас у всех по факту пребывания в мире есть интимная связь с совершенством как таковым. Мы имеем совершенство в себе, и мир в себе имеем, как бытие. Нас отвлекает от этого механическая жизнь. Кажется, что раз жизнь несовершенна с точки зрения наших желаний, то и бытие несовершенно. Но бытие совершенно, оно с жизнью совсем в других отношениях. Если жить, а не гнаться за ускользающим титулом чемпиона или рыдать, приняв титул проигравшего, а идти к самому себе, то вы можете любую форму в жизни наполнить собой. Своим содержанием. Собой. И все время сближать, уничтожать разрыв между жизнью и бытием. И все больше и больше ощущать полноту бытия, что позволяет совершенно иначе относиться даже к очень драматической истории своей жизни. Разве у тех людей, которых мы возводим на пьедестал, разве у них с детства молочные реки, кисельные берега? Они жили не менее трудной жизнью.
Франциск Ассизский прожил труднейшую жизнь… Наша жизнь по сравнению с его – вообще сахар. Но это же не помешало ему пребывать в бытии и ощущать совершенство мира, любить Бога, разговаривать с животными и птицами и вообще быть… Это не помешало Папе Римскому встать из своего кресла и пойти к нему навстречу. Вот это настоящая сила. Это то, для чего мы родились, то, что нам дано.
Нам дано быть человеком. Нам не всегда дано жить по-человечески, это обстоятельства времени и места. Но быть человеком нам дано. И если вы в свою картину будущего поместите себя радующегося, счастливого во всей полноте бытия, то найдете эту дорогу «как?».
Если же в картине будущего у вас страдательный образ проигравшего в социальных гонках, вы не найдете этого бытия, хоть будете рядом с самим Буддой или Христом. Ибо сказано: «Можно прожить тысячу лет рядом с Буддой, выполнять все его указания, и ничего не произойдет».
Мы все этого вроде бы хотим. Но все наше социальное всячески этого избегает. Ибо социальное – значит уничтожение уникальности; к сожалению, пока социум, человечество как социальный организм не может состоять из уникальных. Оно не знает: как это? как тогда жить?
Поэтому жизнь социальная требует уничтожения уникальности. Чем вы менее уникальны в жизни, тем больше у вас шансов на успех. И бытие, оно там вот тоскует и просит, дух тоскует и все время недоволен, потому что бытие требует реализации уникальности. И это можно решить. К этому можно прийти. Тогда не вообще будет валить валом любая информация, а будет та заветная приходить, и учителя, и книжки – все что угодно, и голоса (кому это угодно). Но все будет идти в «одну кассу», как говорил мой Учитель. Он говорил: «За все в жизни нужно платить. И весь вопрос в том – ты выбрал кассу или сам не знаешь, куда уходят твои капиталы?»
Потому что единственные реальные деньги, которые есть у человека, – это его жизнь. Это золотой фонд: годы, часы, минуты, секунды, мгновения нашей жизни. Вот этим мы платим. Если платим в кассу бытия – мы совершенны. Мы движемся к реализации своего совершенства или уже пребываем в нем. А если мы это разбрасываем в разные другие места, то у нас и жизнь не получается, а уж про бытие и говорить не приходится. Какое там бытие? Что вы говорите, Игорь Николаевич? Жрать нечего.
Таким образом, у нас что получилось? У нас получились два основных «зачем?». Одно связано с раскрытием своей уникальности через понимание, осознавание, переживание того, что механическая жизнь – это не все, что дано человеку, а только часть пребывания в мире. Есть еще нечто, что мы назвали бытием, полнотой реализации, полнотой пребывания, тотальностью. Второе «зачем?» – чтобы жить лучше! Вот тут и ловушка. Что такое жить лучше? Тут обнаруживается двойственность, устремленность расщепляется, и человек теряет силы. Лучше – хуже по какому критерию?
Как предпочесть бытие, главенство бытия над жизнью, как осознать, что жизнь есть часть бытия, а не наоборот? Здесь возникает проблема веры.
Если человек религиозен, он регулярно молится. Сама по себе молитва – это сакральная деятельность, деятельность по производству смысла, а не чего-нибудь другого. Если он молится, конечно, а не торгуется с Богом – ты мне это, я тебе то.
Есть замечательная притча про купца, который попал в кораблекрушение. Взмолился, Бог ему явился. Он говорит: «Спаси меня, я церковь построю замечательную в Твою честь». Творец его спас. Но купец есть купец. Он опять плавает, опять попадает в кораблекрушение. Опять взывает к Богу, опять Бог ему является. Он говорит: «Спаси, я Тебе построю еще две церкви». Бог отвечает: «Нет, в этот раз, парень, извини. Ничего не могу сделать. Я год работал, чтобы собрать вас на этом корабле».