Страница 60 из 65
Если вдуматься, в подобных случаях тоже работает слово – таким же образом, как при внушении мнимых ожогов, кажущегося холода, явственных галлюцинаций. У меня болит сердце, говорит себе такой больной, и какие-то механизмы безотказно повинуются этим словам, полностью заменившим действительные жизненные потрясения, способные выбить сердце из колеи. И опять слова врача, податливо и послушно воспринимаемые мозгом с отключенным сознанием, ликвидируют эти самопредательские команды, возвращая искусственно расстроенный орган в систему нормального управления.
Значит, мозг способен не только расстроить работу каких-либо частей организма (а ему подчинено все полностью), но и вернуть орган заболевший в рабочее состояние? Очевидно, это так, осторожно ответит специалист, еще не понимающий, к чему клонится вопрос.
А доводилось ли в таком случае науке наблюдать такое самостоятельное целительное влияние мозга на какую-либо болезнь, хоть на одну из тысяч, поражающих жителей планеты? Конечно, ясно, что всякое выздоровление без лечебного вмешательства – это уже и есть следствие борьбы самого организма, борьбы, в которой нервная система играет еще темную для науки, но далеко не последнюю роль. Нет, я говорю о случаях, когда механизм влияния мозга хоть чуточку поддавался наблюдению. Такие случаи известны? Да! И какие яркие!
В поисках средства от ревматизма, безжалостно калечащего суставы, поражающего мышцы и клапаны сердца, врачи не могли пройти мимо странных случаев самоизлечения. Стоило порой ревматику переболеть желтухой, поголодать, испытать какую-либо нервную встряску – и суставы его снова двигались, как смазанные; исчезала боль и самая память о ревматизме, который только что безуспешно лечили. Когда начинается наблюдение глазами, уже готовыми увидеть, картина явления всегда расширяется. Обнаружилось: загадочное исцеление прогоняло еще порой и экзему, и астму, и лихорадку, даже туберкулез. Подозрение пало на гормоны. Система управления этими связистами далеко не ясна, в этой области можно уверенно предсказать еще многие сотни открытий. Известна только исходная схема: крохотная железа гипрфиз, надежно спрятанная в основании мозга, прямо под гипоталамусом, полностью подчинена его приказам. Но сама железа – тоже верховный правитель, рассылающий гормоны в подчиненные ей области – железы внутренней секреции. Источники эти почти неисчерпаемы. Уже свыше сорока гормонов, обязанных своим происхождением одной только надпочечной железе, известно сейчас биохимикам, и это еще не последний итог. В запутанной многозвеньевой цепи управления телом гормоны, выделяемые по приказу мозга, в свою очередь тоже влияют на него; в этой сложной системе глубокомысленный вопрос Козьмы Пруткова – «где начало того конца, которым оканчивается начало?» – звучит не каламбуром, а постановкой проблемы: известен ряд психических срывов, порождаемых зафальшивившим гормональным оркестром. Многие виды раковых опухолей обязаны лживым приказам курьеров, исказивших программу обмена веществ в тканях. Но вернемся к ревматизму.
Из надпочечников был выделен гормон, щедро выбрасываемый в кровь при первом натиске болезни, да и не только болезни. При ударе, ожоге, потрясении курьер, названный кортизоном, разносил по организму какие-то команды, предписывающие срочно ликвидировать болезнь, ибо все оборонные силы нужны для отражения нового натиска. Неизвестно, каким образом гасит кортизон пламя разнообразных болезней, – возможно, и сам он служит лишь переносчиком приказа, – важно лишь, что, победно применяемый в клиниках (сейчас используется его искусственная, значительно усиленная модель), он одновременно служит и целям дальнейшего поиска. Теперь лишь остается напомнить, что это мозг ведает моментом усиленного производства загадочного целительного гормона и выбросом его в кровь. Так было подсмотрено у мозга одно из звеньев его всевластного управляющего режима.
Уже тридцать лет назад стали широко известны и заслужили Нобелевскую премию работы физиолога Селье. В словаре исследователей появилось резкое, как удар хлыста, слово «стресс», что означает напряжение. Стресс – это состояние организма, вызванное острым и сильным воздействием внешней среды, когда от организма требуется стремительная мобилизация внутренних оборонных сил. Этот сбор по тревоге организует нервная система. Физическая нагрузка, психическая травма, нашествие болезни – Селье показал, что во всех этих случаях работает аппарат гормонов по схеме: мозг (оценка ситуации) – гипофиз (посылка в железы побудительного гормона – сигнализатора) – железы внутренней секреции (быстрая мобилизация организма).
С категорическими выводами Селье спорят, считая, что предложенная им схема очень узка, что она – лишь часть оборонных систем тела. Это правдоподобно. Но в процессе изучения сильных нагрузок исследователи натолкнулись на способности мозга организовать вмешательству врага такой отпор, что древние легенды о неуязвимости стали выглядеть не сказками, а эпизодами реальных биографий.
Известно, что большая доза адреналина убивает подопытного зверька. Но если предварительно подействовать на его нервную систему очень сильным стрессором (применяя неожиданный удар электрического тока), то взбудораженные системы обороны справляются после этого и со смертельным введением яда. Подобные же системы предусмотрительно замедляют биение сердца и обмен кислорода у ныряльщика, на удивление врачам, поднимают с постели безнадежно больных, одержимых стремлением встать. Ключа и схемы к этим механизмам пока нет. Ясно лишь, что приводят их в действие то жизненные ситуации, то состояние и воля человека, то вмешательство облеченного властью слова. Проблем – на десятки поколений.
Но взаимоотношения мозга и слова изложенным выше еще далеко не исчерпаны.
Это звучало легендой: более тысячи лет назад буддийские священники будто бы шептали на ухо спящим монахам религиозные тексты и монологи о необходимости укреплять веру, и нерадивые монахи, неспособные запоминать молитвы наяву и мечтающие о плотских удовольствиях, будто бы превосходно усваивали молитвы во сне, одновременно утверждаясь в послушании и поклонении. Древним летописям никто не верил. Потом оказалось, что и сыщикам эфиопской охранки приметы преступников сообщались во сне (метод перешел от древних жрецов), и туповатые филеры исправно запоминали длинный перечень примет. Потом эта идея появилась у фантастов, и приборы, один хитроумней другого, окончательно закрепили за будущим метод обучения во сне. В первой из таких утопий (вышла в начале века) указывалась даже дата – 2660 год. В другой повести предсказывалось, что такой аппарат сможет быть использован для обучения таблице умножения, азбуке Морзе, логарифмам, запасу слов и языкам. Ученые не исследовали эту проблему то ли потому, что не доходили руки, то ли предполагая на основе опыта, что слово, услышанное спящим, обязательно превратится для него в образ сновидения. От слова «холодно» приснится снег, от слова «нахлобучка» – служба.
Фантасты ошиблись в дате на цифру весьма почтенную – более семисот лет. В сороковом году молодой советский психиатр Свядощ защитил первую в мире диссертацию на тему обучения во сне. Запоминались слова языков, целые тексты, подробное содержание лекций. Испытуемые засыпали под звуки речи экспериментатора, и сон их носил характер особенный: оставался очаг возбуждения, сторожевой пункт – канал, по которому сохранялся, как в гипнозе, контакт исследователя с мозгом спящего. Опыты временно прекратила война, а года три назад началось всемирное увлечение гипнопедией – так называется наука об обучении во сне. Изучались преимущественно иностранные языки – от двух до пяти десятков слов удавалось продиктовывать спящему мозгу с записью непосредственно в архивы памяти, при полностью отключенном сознании. Энтузиазм исследователей подхлестывало вполне понятное нетерпение сотен желающих выучить язык легко, быстро и без особых затрат времени. Неестественное состояние мозга, отдыхавшего не полностью, вызвало естественное опасение врачей, проследивших за здоровьем обучаемых. Опасения не подтвердились, наоборот – вынужденное соблюдение режима сказалось на здоровье превосходно.