Страница 9 из 12
Вот каковы первоочередные «нарративные» мотивы моей предвзятости. Термин «нарратив» здесь не следует понимать в узком смысле. Я из тех, кто склонен считать, что законы нарратива являются основополагающими в каждом акте понимания вещей, не только на уровне истории, но и на уровне восприятия: чтобы понять какой-либо феномен, мы стараемся разложить его на «когерентную», связную последовательность событий. Если посреди луга этой весной появился цветок, которого я раньше никогда здесь не видел, более когерентно и «экономно» подумать, что какой-то естественный посредник перенес на это место семечко прошлой осенью, а не представлять мифического садовника, высадившего этот цветок под покровом ночи. Первая история более правдоподобна и раньше приходит в голову.
Вернемся к истории Софри и группы «Борьба продолжается». Всякий, кто читал в свое время газету под таким названием, мог заметить, вне зависимости от того, разделял он или не разделял ее идеи, характерные особенности и газеты, и движения. В то время как другие печатные органы, возникшие после шестьдесят восьмого года, демонстрировали склонность к доктринерству и, в наиболее запущенных случаях, к безудержной ругани, «Борьба продолжается» выработала новый журналистский подход — в том, что касается выбора лексики, синтаксиса, концепции заголовков [46]. Совсем не случайно бóльшая часть бывших лидеров движения стали влиятельными фигурами в журналистике (и это, среди прочего, объясняет, почему Софри так бурно поддержали массмедиа). «Борьба продолжается» изобрела журналистскую формулу, которую мы, не обинуясь, можем определить как «умение убеждать». Ее язык умел быть посредником, и это важнейшая характеристика для массмедиа: читателя надо убедить, поразить, обольстить, победить при помощи риторики и не навязать ему свои выводы, а дать возможность сделать свои. Это «умение убеждать», внимание к своей audience [47], отличало «Борьба продолжается» от других газет левого движения.
Каковы были намерения «Борьба продолжается» в отношении Калабрези? Разоблачить его, бросить на скамью подсудимых за убийство Пинелли [48]или по крайней мере убедить как можно больше народу в его виновности и вместе с ним разоблачить власть, которую он для левых символизировал? Можно обвинять «Борьба продолжается» в том, что они выбрали ошибочный символ, а также в жестокости, безжалостности, в том, что они сами назначили виноватого и довели до того, что многие возненавидели его «печенками», можно обвинять их в чем угодно, но следует помнить, что их целью было именно это.
Более того, Калабрези был необходим группе живым и как можно более виноватым, Калабрези сделался прямо-таки залогом ее собственного выживания.
И поскольку редакторы газеты и сам лидер движения обладали острым медийным чутьем, они не могли не представить, что убитый Калабрези превратится в полную противоположность того, чего они от него хотели. Отныне не виноватый, но Жертва, не Зло, но Герой. По крайней мере это подсказывал здравый смыл и журналистское чутье. Конечно, невозможно исключать помешательство, но, насколько мне известно, до сего дня на процессе Софри о психических расстройствах речи не шло. Я хочу сказать, что, если нынче какой-то загадочный убийца начнет швырять бомбы в кинотеатры, мы можем подозревать всех, вплоть до самых неожиданных людей, но последние, кого следует подозревать, — это кинопродюсеры и владельцы кинотеатров. Они не заинтересованы ни в чем подобном, напротив — они первые пострадают от этого.
Я понимаю, что рассуждение: «Калабрези был нужен им живым, а не мертвым, чтобы убить его символически, так что им больше подходило оплакивать его» — может показаться очень циничным и, пожалуй, таковым и является, — по крайней мере в той степени, в которой циничным является всякое реалистическое рассуждение. Но, пока не будет доказано обратное, мы принуждены строить гипотезы, исходя из того, что Софри и его товарищи действовали реалистически. Это не исключает, что они недооценили того факта, что кто-то из их читателей мог неверно истолковать их призывы и поддаться импульсу мести. Но это другая история, и по этому поводу сам Софри выступил с самокритикой.
Мне кажется разумным, применительно к этому преступлению (как и к любому другому), держаться принципа cui prodest [49]. Процесс и приговор, напротив, лепят историю, в которой действующие лица стряпают историю коллективного самоубийства. Эта история не кажется когерентной, связной.
Конечно, в жизни происходят и бессвязные истории. Но подозрение в бессвязности кажется мне хорошим поводом пересмотреть историю. Потому что в том виде, в котором она рассказана теперь, она кажется слишком расхлябанной.
1997
Косово
В декабре 1993 года в Сорбонне под эгидой Всеобщей академии культур (Académie Universelle des Cultures) [50]состоялся конгресс, посвященный понятию международной интервенции. Там были не только юристы, политологи, военные и политики, но также философы и историки, такие как Поль Рикёр или Жак Ле Гофф, «врачи без границ», как Бернар Кушнер, представители некогда преследуемых меньшинств — Эли Визель, Ариель Дорфман, Тони Моррисон, жертвы репрессий разных диктатур, такие как Лешек Колаковский, Бронислав Геремек или Хорхе Семпрун, — словом, множество людей, которым не нравится война, никогда не нравилась и которые не хотели бы больше ее видеть.
Слово «интервенция», т. е. «вмешательство», внушало страх из-за того, что уж слишком напоминало «вмешательство в чужие дела» (ведь даже маленький Сагунт оказался вмешательством, и это дало повод римлянам выступить против Карфагена) [51], и все предпочитали говорить о помощи или о международных действиях. Лицемерие чистой воды? Нет, потому что римляне, которые вмешались на стороне Сагунта, — это римляне, и всё тут, в то время как на конгрессе речь шла о международном сообществе, т. е. о группе стран, которые сдерживают ситуацию в любой точке земного шара, где проявляется нетерпимость, и решают вмешаться, чтобы положить конец тому, что общее мнение считает преступлением.
Но какие страны участвуют в этом международном сообществе и где очерчены пределы этого «общего мнения»? Конечно, можно утверждать, что в любом обществе убивать — плохо, но только с определенными оговорками. Мы — европейцы и христиане — признаём, например, убийство в качестве необходимой самообороны, но древние жители Центральной и Южной Америки признавали человеческие жертвоприношения, а нынешние жители США признают смертную казнь.
Одним из заключений этого весьма нелегкого форума было то, что так же, как и в хирургии, «вмешиваться» значит энергично действовать, чтобы пресечь или искоренить зло. Хирургия хочет добра, но ее методы насильственны. Допустима ли хирургия в международных делах? Вся философия современной политики говорит, то для того, чтобы избежать войны всех против всех, государство вправе применять определенное насилие по отношению к отдельным гражданам. Но эти граждане подписали общественный договор. А как быть с государствами, которые не подписывали всеобщего договора?
Обычно общество, признающее ценности очень широкого спектра (мы говорим о демократических странах), очерчивает границы того, что считается неприемлемым. Неприемлемо осуждать на смерть за высказывание собственного мнения. Неприемлем геноцид. Неприемлемо женское обрезание (по крайней мере, у нас в Италии). И нужно защищать всех, над кем нависла угроза того, что неприемлемо. Ясно, что речь при этом идет о неприемлемом для нас, а не для «них».
Но кто такие «мы»? Христиане? Не обязательно; добропорядочнейшие христиане, пусть и не католики, поддерживают Милошевича. Очень удобно, что это «мы» (даже если оно определяется подписанным договором, таким как НАТО) весьма расплывчато. Это некое сообщество, которое можно опознать по его ценностям.
46
Ср.: Patrizia Violi. I giornali dell'estrema sinistra («Левацкие газеты»). Milano: Garzanti, 1977. (Прим. автора.)
47
Читательской аудитории (англ.).
48
Джузеппе Пинелли(1928–1969) — железнодорожный рабочий, анархист. Вместе с другими анархистами был арестован 12 декабря 1969 г. после взрыва бомбы на площади Милана, унесшей жизни 16 человек. 15 декабря разбился насмерть, выпав из окна четвертого полицейского управления во время допроса. Официально это было признано самоубийством, но Луиджи Калабрези, один из допрашивавших, в 1971 г. находился под следствием — и был оправдан за недостатком улик.
49
Кому это выгодно? (лат.).
50
Учреждена в Париже Эли Визелем в 1992 г., находится под патронажем президента Франции, объединяет ряд нобелевских лауреатов в разных областях.
51
В 219 г. до н. э. Ганнибал, искавший повод для войны с Римом, занял после семимесячной осады союзный римлянам город-государство Сагунт (в нынешней Валенсии). Римляне, отвлеченные подавлением галльских мятежей, так и не решились прийти на помощь, однако направили в Карфаген посольство, объявившее о начале войны, известной нам сейчас как Вторая Пуническая.