Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 83

Иногда я даже плакала, потому что страстно мечтала о нем и знала, что никогда его не встречу. Смотрела по сторонам, думая, что он один из деревенских парней и, быть может, живет где-то в наших краях. Но точно ли это так? Сколько молодых людей в «деревнях пояса»? Пятьдесят? Сто? Уж конечно, не больше ста, и все они воняли чесноком, а в их волосах было полно мякины. В конце концов я решила, что все это выдумки женщин, жаждавших, чтобы в их однообразной жизни, состоявшей из беременности, родов, тяжкого труда и побоев, появилось что-нибудь совсем иное.

Но потом это случилось со мной.

Однажды у колодца.

Рано поутру.

Я пришла туда одна; обвязав кувшин веревкой и опустив его в воду, взялась за подъемный конец журавля. И вдруг кувшин стал легче, а я подняла голову, чтобы посмотреть, в чем дело.

Именно так всегда представляла себе Бога: он был молод, очень красив, хорошо сложен и статен, с гладкой кожей, сильными и изящными руками, а улыбка его околдовывала и ослепляла подобно лучам солнца.

Он отпил из моего кувшина, и вода пролилась ему на грудь, заблестевшую, словно бронза; потом незнакомец пристально посмотрел мне в глаза — я выдержала взгляд и ответила столь же пристальным взглядом.

Позже я многое узнала о жизни, способной делать нас подобными животным или богам, и о местах, где судьба уготовила нам родиться и где предназначила умереть, развенчав грезы и растоптав надежды. О мире, в котором можно довести свое тело до совершенства при помощи атлетических упражнений или танца, а глаза загораются от страстной мечты или от жажды подвига. Именно этот свет я видела во взгляде юноши, стоявшего передо мной с кувшином в руке у колодца Бет-Кады памятным утром на исходе лета — мне шел тогда шестнадцатый год, — но в тот момент мне показалось, что солнечный отблеск и столь ослепительная красота свойственны лишь иному, высшему существу.

Именно такого мужчину мать описывала в своем рассказе, лишь его я могла возжелать, лишь для него хотела быть желанной. В то мгновение, отпустив журавль и выпрямляясь, я почувствовала, что жизнь моя меняется и больше никогда не будет прежней. Испытала огромную радость и одновременно сильнейший страх, головокружительное чувство, от которого пресеклось дыхание.

Юноша с трудом произнес несколько слов на моем языке, указывая за спину на коня. То был воин, он шел впереди большой армии, двигавшейся по его следам на расстоянии нескольких часов пути.

Мы разговаривали при помощи взглядов и жестов, но оба поняли главное. Он погладил меня по щеке, его рука ненадолго замерла над моими волосами — я не двигалась. Воин стоял так близко, что мне передавались его чувства, я ощущала их трепет и силу в спокойный и безмолвный утренний час. Я дала понять, что должна идти, и, полагаю, по выражению моего лица он уяснил, насколько это мне претит. Тогда он указал на небольшую пальмовую рощицу у реки и знаками начертил на песке: он будет ждать меня в полночь. Я уже знала, что явлюсь на свидание любой ценой, во что бы то ни стало. Прежде чем допустить в святая святых двоюродного брата, пропахшего чесноком, я хотела знать, что значит заниматься любовью на самом деле и — пусть даже всего на несколько мгновений — уподобиться бессмертным в объятиях юного бога.

С наступлением вечера прибыла армия, и зрелище это ошеломило всех: старых и молодых, женщин и детей. Можно сказать, все жители пяти «деревень пояса» сбежались посмотреть, что происходит. Никто прежде ничего подобного не видел. Тысячи воинов, конных и пеших, в тупиках и штанах, с мечами, пиками и луками, двигались с севера на юг. Во главе каждого отряда ехали военачальники в пышных облачениях и блестящих на солнце доспехах, а возглавлял это шествие стройный, изящно сложенный молодой человек с оливкового цвета кожей и ухоженной черной бородой, окруженный телохранителями. Я вскоре узнала, кто он такой: то был один из братьев, о которых я говорила прежде. Братья враждовали, их кровавое противостояние перевернуло судьбу бесчисленного количества людей подобно тому, как река, разливаясь, подхватывает и уносит с собой былинки и щепки. Но особенно меня поразил один из отрядов той армии: его составляли воины в коротких туниках, с бронзовыми доспехами. В руках они сжимали огромные щиты, а на плечах их развевались красные плащи. Позже я выяснила, что это самые сильные в мире воины: никто не мог противостоять им в схватке, никто даже не надеялся победить. Неутомимые, они могли терпеть голод и жажду, жару и холод. Красные плащи маршировали в ногу и пели какую-то монотонную песню под мелодию флейт. Военачальники двигались вместе с воинами, выделяясь лишь тем, что шли вне строя. Все новые и новые отряды продолжали прибывать, и так продолжалось часами; первые уже разбили лагерь и поели, когда последние лишь приближались к месту привала — нашим деревням.

Еще одно обстоятельство благоприятствовало моей безумной затее: столь велико оказалось любопытство мужчин, что они даже не пожелали возвращаться домой к ужину и велели женам принести чего-нибудь на место, дабы не пропустить ни крупицы из происходящего. Никто не заметил моего исчезновения — быть может, моя мать заметила, но ничего не сказала.

В ту ночь в небе светила луна, и пение сверчков становилось все громче, по мере того как я удалялась от деревень и от огромного лагеря, разраставшегося все больше и занимавшего собой все свободное пространство.

Мне пришлось обходить колодец далеко стороной, потому что там выстроилась бесконечная вереница из людей, ослов и верблюдов, груженных кувшинами и бурдюками, дабы пополнить запасы воды громадной армии. Вдалеке виднелась пальмовая рощица, расположенная на берегу реки: деревья качались от дуновения ночного ветра, в лунном свете блестела вода, стремившаяся соединиться с великим Евфратом далеко на востоке.

Каждый шаг, приближавший меня к условленному месту, заставлял дрожать от волнения и страха. Такого я не испытывала никогда прежде: тревоги, от которой пресекалось дыхание, таинственного смятения, делавшего меня легкой — до такой степени, что, казалось, в любой миг могу оторваться от земли. Последний отрезок пути, отделявший от рощицы, я проделала бегом, после чего огляделась.

Никого.

Быть может, все это почудилось, или я неправильно истолковала жесты юноши, его знаки, слова, с трудом произнесенные на чужом для него языке. Или он просто решил пошутить надо мной и теперь прячется за стволом пальмы, чтобы напугать меня.

Не хотелось верить в то, что он не придет, и я долго еще оставалась там. Не помню сколько, но на моих глазах луна склонилась к горизонту и созвездие Львицы скрылось среди далеких вершин Тавра. Незачем обманывать себя: я ошиблась, пора возвращаться домой.

Вздохнув, двинулась было в обратный путь, и тут услышала слева от себя стук копыт. Обернувшись в ту сторону, отчетливо увидела в облаке пыли, пронизанном светом луны, стремительно приближающегося всадника. Через мгновение он оказался передо мной и, натянув поводья, спрыгнул на землю.

Может, он тоже боялся, что я не приду, испытывал те же тревогу, желание и беспокойство, снедавшие мою душу? Мы бросились в объятия друг друга и поцеловались в порыве безумной страсти.

Тут Абира прервала свой рассказ, осознав, что перед нею находятся девочки, никогда не знавшие мужчины, и в смущении опустила голову. Когда она вновь подняла ее, мы увидели, что она безутешно плачет: слезы затуманили взор и стекали по щекам, крупные, словно капли дождя. Вероятно, она любила так, как мы и представить себе не могли. И много страдала. Вдруг стыдливость как будто взяла в ней верх: казалось, она более не желает открывать историю своей страсти неопытным, наивным девочкам. Мы долго молча смотрели на нее, не зная, что сказать и как утешить. Наконец она снова подняла голову, вытерла слезы и продолжила повествование.

— В ту ночь я узнала значение слов матери и поняла, что, если останусь в деревне, смирюсь со своей судьбой и выйду замуж за человека жалкого, недостойного моей натуры, способной на порывы страсти, даже мысли его будут оскорбительны мне и любая близость с ним покажется невыносимой. Юноша, полюбивший меня и все во мне перевернувший своей страстью, вызывал одинаково сильный трепет в теле и в душе; благодаря ему я смогла коснуться лика луны и взлететь на гребне потока.