Страница 10 из 35
Пройдя еще немного по корсо, они увидели силуэт человека, лежащего у стены, он дремал там под ветерком. Сначала они подумали, что это какой-нибудь пьяница, но когда подошли поближе, Джузеппе вдруг закричал:
— Раффаэле! Это Раффаэле!
Спящий вздрогнул. Потом рывком вскочил. Трое Скорта вопили от радости. Глаза Раффаэле горели счастьем, но он на чем свет стоит поносил себя. Он был смертельно огорчен, что так позорно прозевал возвращение своих друзей. Он же готовился к этой встрече, собирался, если нужно, всю ночь бодрствовать, но потом силы постепенно покинули его, и он уснул.
— Вы здесь… — твердил он со слезами на глазах, — Мими, Пеппе… вы здесь… Друзья мои, дайте взглянуть на вас! Миуччия! Ну и дурак же я — уснул! Я хотел увидеть вас издали…
Они обнимались, тискали друг друга, колотили по спинам. Раффаэле был с ними, и хотя бы одно это в Монтепуччио осталось по-прежнему. Раффаэле не знал, на кого смотреть. Он даже не заметил осла и его поклажу. Он сразу был сражен красотой Кармелы, но из-за этого еще больше разволновался и заикался.
В конце концов Раффаэле удалось сказать несколько связных слов. Он уговорил своих друзей отправиться к нему. Встреча Скорта и Монтепуччио откладывалась до завтра. Скорта приняли предложение, и им пришлось приложить немало усилий, чтобы не дать своему другу взвалить на свои плечи все их мешки и чемоданы. Раффаэле теперь жил в маленьком низком доме около пристани. Бедный, вросший в скалу, покрашенный известью домишко. Раффаэле приготовил своим друзьям сюрприз. Узнав о скором их возвращении, он сразу же, не откладывая, взялся за дело. Купил много буханок белого хлеба. Приготовил соус к мясу. Замесил тесто. Решил устроить для друзей праздник.
Когда они расселись за маленьким столом и Раффаэле принес огромное блюдо с orecchiette [8], сделанными своими руками, политыми густым томатным соусом, Джузеппе вдруг расплакался. Он вновь обрел запах родной деревни. Он вновь обрел своего старого друга. Больше ему ничего не было нужно. И все фонарики корсо Гарибальди не шли ни в какое сравнение с этим блюдом, полным дымящихся orecchiette, которые он готовился поглотить.
Они ели. Они наслаждались огромными ломтями белого хлеба, на которые Раффаэле положил томаты, полил все оливковым маслом и посыпал солью. Они поглощали кулебяки, сдобренные соусом. Ели и не замечали, что Раффаэле смотрит на них грустными глазами. Наконец Кармела обратила внимание на то, что их друг молчит.
— Что с тобой, Раффаэле? — спросила она.
Раффаэле улыбнулся. Он хотел дождаться, когда его друзья насытятся. То, что он должен был сказать им, могло еще немного подождать. Он хотел дождаться конца трапезы. Дождаться, когда Джузеппе насытится. Когда он с наслаждением оближет свою тарелку.
— Раффаэле? — настойчиво повторила Кармела.
— Итак, расскажите мне о Нью-Йорке. Какой он, Нью-Йорк?
Он с заинтересованным видом задал вопрос, стараясь выиграть время. Но Кармела разгадала его хитрость.
— Нет, сначала ты, Раффаэле. Что ты должен нам сказать?
Оба брата подняли головы от своих тарелок. Кармела сказала это таким тоном, что они насторожились: происходит что-то неожиданное. Теперь все внимательно смотрели на Раффаэле. А он побледнел.
— Я должен вам сказать… — пробормотал он и замолк, не в силах продолжать.
Скорта застыли.
— Ваша мать… — все-таки продолжил Раффаэле, — уже два месяца, как умерла…
Он опустил голову. Скорта молчали. Ждали, что он скажет еще. Раффаэле понял, что он должен продолжить. Сказать им все до конца. Он поднял на них взгляд, и его горестный голос наполнил комнату.
Немая страдала малярией. В первые недели после отъезда детей она еще держалась, но очень скоро ее силы иссякли. Она попыталась протянуть какое-то время. Надеялась дождаться возвращения своих детей. Или хотя бы весточки от них, но ей это не удалось, болезнь сразила ее.
— А дон Джорджо похоронил ее достойным образом? — спросил Доменико.
Его вопрос надолго повис в воздухе. Раффаэле терзался. То, что он должен был сказать, выворачивало ему душу. Но нужно было испить чашу до конца, не молчать.
— Дон Джорджо умер незадолго до нее. Он умер, как умирают старики, с улыбкой на губах, скрестив руки на груди…
— И как же похоронили нашу мать? — спросила Кармела, которая чувствовала, что Раффаэле не ответил на вопрос, что за этим молчанием кроется еще что-то ужасное.
— Я ничего не смог поделать, — прошептал Раффаэле. — Я приплыл слишком поздно. Был в море. Целых два дня. Когда я вернулся, ее уже похоронили. Это взял на себя новый кюре. Они похоронили ее в общей могиле. Я ничего не смог поделать.
Лица Скорта ожесточились от ярости. Они стиснули зубы. Взгляд их был мрачен. Слова «общая могила» ударили по ним, словно пощечина.
— Как зовут нового кюре? — спросил Доменико.
— Дон Карло Боццони, — ответил Раффаэле.
— Завтра мы пойдем к нему, — твердо сказал Доменико, и в его голосе все почувствовали, что он уже знает, что потребует, хотя сейчас он не хотел говорить об этом.
Они пошли спать, не закончив ужина. Никто из них не мог вымолвить и слова. Им необходимо было пережить свое горе в молчании.
На следующий день Кармела, Джузеппе, Доменико и Раффаэле поднялись рано утром. Нового кюре они нашли около церкви.
— Святой отец… — обратился к нему Доменико.
— Да, дети мои, чем я могу служить вам? — сладким голосом отозвался кюре.
— Мы — дети Немой.
— Чьи дети?
— Немой.
— Это не имя, — с легкой улыбкой на губах возразил дон Карло.
— Это ее имя, — сухо отрезала Кармела.
— Я спрашиваю у вас ее христианское имя, — повторил кюре.
— У нее не было другого.
— Чем я могу служить вам?
— Она умерла два месяца назад, — сказал Доменико. — Вы похоронили ее в общей могиле.
— Да, вспоминаю. Примите соболезнования, дети мои. Не печальтесь, ваша мать сейчас рядом с нашим Господом.
— Мы пришли к вам именно из-за погребения, — снова жестко произнесла Кармела.
— Вы же сами сказали, она была погребена, как положено.
— Она — Скорта.
— Да. Скорта. Пусть. Очень хорошо. Вот видите, оказывается, у нее есть имя.
— Ее надо похоронить как Скорта, — сказала Кармела.
— Мы похоронили ее как христианку, — поправил ее дон Боццони.
Доменико побледнел от ярости. Высокомерным тоном он произнес:
— Нет, святой отец. Нужно — как Скорта. Это записано здесь.
И он протянул дону Боццони бумагу, на которой Рокко и дон Джорджо засвидетельствовали свое соглашение. Кюре молча прочел его. Он вспыхнул от гнева и просто взорвался:
— Что это такое, что за соглашение? Это немыслимо! Наваждение, вот что! Уж не знаю даже, какая-то магия. Чего ради этот дон Джорджо подписал такое от имени Церкви? Он еретик, да. Скорта! Хорошенькое дельце! И вы еще говорите, что вы — христиане! Язычники, полные глупых предрассудков, вот кто жители этой деревни! Скорта! Она положена в землю, как все другие. Это все, на что вы могли надеяться!
— Святой отец… — попытался объяснить Джузеппе. — Церковь заключила с нашей семьей соглашение…
Но кюре не дал ему договорить. Он продолжал кричать:
— Это безумие! Соглашение с семьей Скорта! Вы бредите!
Он грубо отстранил их, освободив себе проход, и скрылся за дверью церкви.
Отсутствие детей Скорта не дало им исполнить свой священный долг: самим похоронить мать. Сыновья любовь требовала от них этого. Теперь, когда они вернулись, они решили почтить прах матери. Одиночество, общая могила, поруганное соглашение… слишком много обид. И они решили, что этой же ночью возьмут лопаты и пойдут вынести Немую из общей могилы. Чтобы она покоилась в собственной, вырытой ее сыновьями. И пусть она будет за оградой кладбища. Все лучше, чем навеки безымянная общая могила.
8
Ушки, макаронные изделия (ит.).