Все возможно, детка

Ну и чем это более убедительно, чем версия с черепахой?

Ученые нам постоянно твердят, что если мы дадим еще триллион-другой на новый телескоп, то тогда-то уж они смогут наконец во всех деталях поведать о первых мгновениях существования Вселенной. Сами ученые не устают уверять, что они близки к разгадке, повторяя, как заклинание, многозначительные фразы вроде такой: «Когда Вселенной было три секунды, начали формироваться протоны…» Что ж, это вполне возможно, но мне почему-то кажется, что лет через сто ученые внезапно обнаружат, что наша Вселенная явилась побочным продуктом пищеварения какого- нибудь гигантского космического слона — то есть весь наш мир был просто-напросто вытолкнут из его задницы под действием космических газов, и школьники будущего станут покатываться со смеху, читая о том, что когда-то находились идиоты, которые на полном серьезе верили в теорию Большого взрыва.

Подчас уверенность ученых в собственной непогрешимости начинает действовать мне на нервы. Они всегда почему-то склонны полагать, что наука — это особый, чистый мир, не связанный с остальным обществом, и что лишь мы, примитивные создания, можем все испохабить своим прикосновением к тому светлому, что создано ими. Недавно я посмотрел по каналу «Дискавери» документальный фильм об Эйнштейне и Оппенгеймере. Оба они были представлены этакими простыми, искренними, а главное — страстно пекущимися о мире во всем мире людьми, которые даже (вы только представьте себе, какая смелость!) во время войны написали президенту Трумэну письмо, в котором слезно умоляли его не применять ядерное оружие. Они, видишь ли, объяснили президенту, что сила атомной бомбы слишком огромна, слишком ужасна, и потому человек не имеет права выпускать подобного джинна из бутылки. Ну что ты тут скажешь? Просто парочка лицемеров! Годами они работали над своими ядерными программами, с упорством, достойным лучшего применения, направляли энергию своих действительно необыкновенных мозгов на создание бомбы, в страхе перед которой всему остальному человечеству приходится жить уже более полувека, и после всего этого они сочли, что могут снять с себя всякую ответственность, однажды прилюдно заявив: «Пожалуйста, не сбрасывайте эту бомбу». И сказано это было так вовремя, что оба они остались в истории в образе седовласых миротворцев с бесконечно печальными глазами.

Сегодня я встречался с Найджелом. Он еще из Торонто дважды звонил мне и делился своими со. ображениями насчет режиссеров и сопродюсеров. Он считает, что мы должны привлечь к участию в нашем проекте людей не только талантливых, но и имеющих больше опыта в кинопроизводстве, чем мы. Наверное, он прав. Конечно, Джордж и Тревор — отличные ребята, но ведь ни они, ни я ни черта не соображаем насчет, например, дистрибуции нашего фильма через сеть кинотеатров во Франции. Кроме того, Найджел полагает, что бюджет фильма неизбежно вырастет и станет неподъемным для Би-би-си. Произойдет это не потому, что вдруг резко возрастут расходы на сами съемки, просто Найджел чувствует, что у нашего проекта такой потенциал, что мы просто обязаны пригласить режиссера с именем — то есть человека, который получает хорошие деньги и умеет делать картины, заведомо обреченные на успех. Вот на оплату этого гения нам и придется потратить все дополнительные, раздобытые где-то на стороне деньги. Я в общем-то прекрасно знаю, что в бюджетах многих фильмов (особенно голливудских или снятых по голливудской модели), о которых восторженно трубит вся кинопресса, огромную долю составляют гонорары нескольких знаменитостей, чье участие и призвано в дальнейшем обеспечить кассовые сборы.

В общем, хорошенько пораскинув мозгами, Найджел решил, что для съемок фильма нам не обойтись без партнеров — сторонней продюсерской компании.

— Нам нужны люди, обладающие опытом работы в этой сфере, — вещал он мне по телефону, перекрикивая целый хор голосов канадских телевизионщиков на заднем плане, — но не просто с опытом, а с опытом работы в самых современных условиях. Мы не должны ни на секунду забывать о том, что позиционируем себя как производителей самой современной, продвинутой продукции.

Я уже понял, к чему он клонит, и, как оказалось, не ошибся. Итак, сегодня у меня состоялась вторая в моей жизни встреча с Джастином, Петрой и Эваном Проклеймером из компании «Эбав Лайн Филмз».

Не могу не признать, что на этот раз встреча прошла в абсолютно другой атмосфере. Петра не переставая улыбалась мне, а Джастин, энергично пожав руку и похлопав меня по плечу, сообщил:

— Все путем, старина. Вложим бабло, навар раздербаним, надерем всем задницу.

Даже Эван не слишком усердствовал в изречении матерных выражений и пытался общаться со мной, оставаясь по мере возможности в рамках приличия. Судя по всему, за то время, что прошло с нашей с ним предыдущей встречи в «Клэридже», он стал еще более модным режиссером. Он уже получил контракт на съемки трех фильмов в Голливуде. Я, конечно, сильно сомневаюсь, что хоть одним из трех будет тот самый замечательный проект «СПИД и героин», который он пытался втюхать мне и Би-би-си в тот раз. Сам же он вскользь обмолвился лишь о том, что сначала будет работать над чем-то научно-фантастическим с участием Гэри Олдмена и Брюса Уиллиса. Нас же в первую очередь касается то, что сейчас у него есть «окно» — примерно шесть месяцев — перед тем, как начнутся съемки «на том берегу большой лужи», как он изволил выразиться, и что ему очень даже понравился мой сценарий.

— Романтические комедии — это моя слабость, — признался Эван Проклеймер. — Ну, люблю я их и ничего не могу с собой поделать. Меня всегда тянуло к романтической комедии, но к настоящей романтической комедии, а не к какому- нибудь дерьму собачьему. Настоящая романтическая комедия должна быть острой, едкой, она просто должна хватать тебя за яйца! «Макбет» — вот что такое настоящая романтическая комедия. «Эдип», кстати, тоже ничего. Ну, сами посудите, что может быть романтичнее сюжета о мужике, который до того любит свою мать, что готов ее трахнуть? И что может быть комичнее?

Такое начало меня несколько обеспокоило, но я решил промолчать. В конце концов, имя Звана привлекает к проекту потенциальных инвесторов, от чего я, разумеется, только выиграю. И потом, его напряженный график работы заставляет всех шевелиться еще быстрее, и это меня тоже радует. О том, как в наши дни работают над фильмами, я знаю лишь понаслышке. Мне всегда казалось, что этот процесс занимает годы и годы. Но, к моему немалому удивлению, выяснилось, что не только мне не приходится никого ждать, но на оборот, я то и дело оказываюсь в цейтноте. Того и гляди подгонять начнут меня.

Вот на этой ноте разговор и подошел к теме сценария. С ним, как оказалось, у нас есть две проблемы — одна большая и одна маленькая. Маленькая проблема заключается в том, что я до сих пор не предоставил заказчику даже чернового варианта финальной части фильма. Я берусь утверждать, что проблема эта действительно не слишком серьезная, потому что на самом деле я уже проработал два варианта финала, каждый из которых прекрасно, с драматургической точки зрения, увязывается с остальной частью фильма Один из них — хеппи- энд, а другой — наоборот. Какой выбрать, я еще для себя окончательно не решил. Наверное, все дело в том, что мы с Люси сами только-только начали подготовку к процедуре искусственного оплодотворения, и я не хочу ни сглазить удачу, ни накликать беду.

Куда большую проблему для фильма по- прежнему представляет образ главной героини. Все сходятся во мнении, что он мне все еще не удался, и это может оказаться в итоге серьезным недостатком для всего фильма в целом. Причем изменить-то надо не так уж много: кое-какие штрихи, некоторые детали в характере героини. Надо слегка поменять тональность, сместить некоторые эмоциональные акценты. Все подбадривают меня и желают поскорее достичь большей убедительности в проработке главного женского образа. Я стараюсь. Я стараюсь уже много дней, но чем больше стараюсь, тем больше Рейчел походит на парня.