Страница 3 из 11
– Я, — отозвалась Дуняша.
– Что же молчите? — укоризненно, но уже без раздражения сказала медичка. — У вас все неплохо. — Она протянула Дуняше небольшую пачку бумаг с результатами анализов. — Подробнее вам доктор расскажет.
– Спасибо, — поблагодарила Дуняша.
Вышла из приемной лаборатории с каким-то странным, смешанным чувством.
Конечно, хорошо, что анализы нормальные. Это значит, отсутствие беременности — простая случайность. Так бывает. Даже лечиться не надо. Вопрос только во времени. А что же тогда нехорошо? И почему хорошие анализы вызывают в ее душе… замешательство, что ли?
Не потому ли, что она не очень хочет ребенка?
Или, точнее, ребенка-то хочет. Но — абстрактно. И не от мужа.
Она снова понурила голову, спустилась в гардероб, оделась и по шумной Дорогомиловской улице двинулась в сторону Киевского вокзала.
Погода была не лучшей, хотя весна жила на календаре уже чуть ли не месяц. Пока только на календаре: сыпал мелкий, секущий лицо снег, он же, только превратившийся в серую кашу, неприятно хлюпал под ногами. Правда, идти долго не пришлось: большой черный «Мерседес», скрипнув тормозами, притормозил прямо перед ней.
Из-за руля выскочил Иван Озеров, водитель Марата. Вежливо поздоровался, услужливо открыл дверь.
Она поблагодарила, села на удобное кожаное сиденье.
Иван круто взял с места, развернулся на ближайшем перекрестке и, как всегда лихо, направился по Дорогомиловской в сторону области, на дачу.
«Даже не спросил, куда ехать», — без каких-либо чувств подумала Дуняша. Ее вообще никто ни о чем не спрашивает.
За окном быстро пролетали помпезные сталинские дома Кутузовского проспекта. Вот проехали Бородинскую панораму. Почему-то вспомнилось, как всем классом сюда приезжали на экскурсию. Было ли интересно? В общем-то, да. Особенно мальчишкам, изучавшим батальные сцены. А тогдашней Дуняше было хорошо и без лицезрения столь важных для отечественной истории моментов. Ей тогда было хорошо вообще. Не применительно к чему-то конкретному — и от яркого солнца, и от того, что в автобусе хором пели про «Ой, цветет калина», и от явного, пусть пока скромно-завуалированного мальчишеского внимания.
Чего-чего, а мальчишеского внимания ей хватало с самого детского сада, с самой младшей группы, чуть не ясельной, куда ее отдала мама, чтобы иметь возможность работать и, соответственно, кормить свою нежданно появившуюся дочурку. Короче, с того возраста, когда дети начинают осознавать, что они не все одинаковые и что кто-то из них — мальчик, а кто-то — девочка.
Дуняша тяжело вздохнула.
Вот же странная штука — жизнь.
Молодая, красивая. Слегка потухшие глаза — не в счет при наличии дорогой косметики. Одета по парижско-рублевской моде. И «Мерседес» с водителем в придачу. Вот только едет она на этом «Мерседесе» не в ту сторону.
Хотелось-то — ровно в обратную, не на запад, а на восток, к станции метро «Электрозаводская». Там, в чудом уцелевшей панельной пятиэтажке, живет ее мама. Там же прожила семнадцать счастливых лет и Дуняша.
А еще в их однушке-«распашонке» есть телефон, который в свое время они с мамой прождали в очереди десять лет: еще немного — и он бы не понадобился из-за взрывного роста мобильной связи. Однако именно по нему, немодному, с круглой трубкой, светло-зеленому и так похожему на сплющенную лягушку, ей сейчас вполне могли звонить. Потому что звонить ей на домашний, никому не ведомый и практически не используемый, можно, а на ее украшенный стразами от Сваровски «Верту» — нет.
«А может, Марат уже и мамин телефон прослушивает?» — вдруг ужаснулась Дуняша. И судорожно начала вспоминать, не было ли сказано что-то, что могло стать непростительной ошибкой?
Вроде бы нет. Испуг медленно проходил, а тяжкое ощущение гнета, жизни под колпаком, сохранялось. Как у разведчика на задании.
Но разведчика после возвращения ожидает очередное звание и награда. А что ждет ее?
– Иван, притормози, пожалуйста! — Они уже проскочили пол-Москвы, видно, народ побоялся в снегопад выезжать на дороги, и пробок не было. Обычно-то бывает наоборот.
– Где всегда? У супермаркета? — спросил водитель.
– Ага, — подтвердила Дуняша.
В этом магазине все было процентов на двадцать дороже, чем в центре Москвы. Но Дуняша и не собиралась делать серьезных покупок.
Она вышла из машины и, зайдя за угол, прибавила ход. Добежала до салона-парикмахерской. Наташка была на смене.
– Что ж не предупредила? У меня клиентка, — расстроилась подруга.
– Я на минутку. Мне только позвонить, — отдышавшись, сказала Дуняша.
– Он что, уже и телефоны прослушивает? — зло сжала губы Наташка.
Дуняша, не желая терять времени, только кивнула в ответ.
Наталья молча дала ей мобильный и деликатно отошла к клиентке.
После набора номера телефон долго и безрезультатно гудел. Значит, мама еще на работе.
Она уже собиралась дать отбой, как услышала мамин голос.
– Мамуль, привет, — быстро проговорила Дуняша. — Пиф не звонил?
– Нет, — ответила мама. — Я сама только вошла, через дверь услышала гудки. Как ты там, доченька?
– Хорошо, мамуль.
– Да разве ты скажешь… — расстроилась мама.
Она ж не маленькая. Наверное, если бы было хорошо, общалась бы с кем хочет не через посредника и не была бы такой печальной.
Вот уж действительно золотая клетка.
Всю жизнь Дуняша была самой веселой среди сверстниц, самой заводной, самой доброй и отзывчивой. А теперь вот — глаза угрюмые да встречи — даже с мамой — чуть не тайком.
– Хоть скажи, чем ты там занимаешься? — спросила мама.
– Размышляю, — невесело усмехнулась дочка.
– О чем?
– О смысле жизни.
– А чувствуешь себя как?
– Хорошо, мам, я себя чувствую, — вздохнула Дуняша. — Анализы вот сегодня забрала. Все в норме. Могу рожать.
– Так, может, и родить? — после паузы тихо сказала мама. — Он же тебя любит.
– Кот мышек тоже любит, — подвела итог дочка. — Мам, ты извини, мне нужно бежать.
– Хорошо, милая, — сказала мама, — давай беги по своим делам.
Дуняша точно знала, что мама в этот момент сделала: представила перед собой свою девочку и рукой трижды быстро ее перекрестила.
Дуняша отдала Наташке телефон и торопливо двинулась обратно. По пути забежала в магазин, купила «Мишек на Севере». К машине подбежала, жуя конфету. Села, предложила Ивану. Тот улыбнулся и отказался. Неважно. Важно, что видел конфеты, купленные в магазине.
Пробка началась у самого выезда из города.
Видно, ждали проезда какого-то начальника — неизбежная российская плата за жизнь на самом престижном шоссе столицы.
Дуняше спешить было некуда. Она расслабилась, облокотилась на удобную и широкую спинку «мерседесовского» сиденья и даже смежила веки. Сон не пришел, а вот картинки, не очень связные и непонятно сцепленные между собой, появились.
Вот Пиф стоит у доски. Какой же это класс? Наверное, второй. Он еще Пифом не был. Маленький, ушастый. Долговязым он стал лишь классе в восьмом, буквально за одно лето.
Пиф стоит у доски и что-то пишет мелом. Буквы корявые, Дуняша всегда писала куда лучше и чище.
Зато Пиф умный. Любую задачку решит, и за себя, и за подружку. Он же не зря Пифагором стал. Его так Петр Андреевич назвал, когда тот какую-то олимпиадную задачку походя расщелкал.
Хотя с Пифагором все-таки ошибочка вышла, правильнее было бы «Авиценна». Или, на худой конец, «Пирогов» со «Склифосовским». Потому что Дима Светлов надежд Петра Андреевича никак не оправдал, точные науки хотя и ценил, но лишь как игру ума. Для души и сердца Пифу всегда требовалось что-то живое и теплое. Да, еще очень желательно — больное. Если ворона — то с переломанным крылом, если собака — то запаршивевшая и слегка лишайная. Вот уж счастлива была его бабушка, Лия Александровна, когда Пиф притаскивал в их малогабаритку очередное малахольное чудо!
Но не ругала, даже помогала убирать следы жизнедеятельности пациентов, типа — санитарка при профессоре. Потому что лечить больных была только его прерогатива. Он прочищал перекисью водорода грязные ранки, аккуратно выстригал кошачью и собачью шерсть вокруг обрабатываемых мест, терпеливо выстругивал из веточек тонкие шинки для сломанной вороньей лапы.