Блондинка. Том II

Но чаще всего она вообще не думала обо всех этих вещах, не читала газет, не смотрела новостей по телевизору. Где-то вдалеке, на краю света, в Корее, войска ООН оккупировали чреватую опасностями территорию, где царили варварские обычаи и порядки, но ей не хотелось знать печальных подробностей. Ей не хотелось знать о ядерных испытаниях, которые правительство США проводило всего в нескольких сотнях миль к востоку, в Неваде и Юте. Возможно, за ней действительно наблюдали правительственные информаторы, возможно, Монро даже была внесена в пресловутый «список», но ей не хотелось думать об этом. Да и к тому же разве мало было таких списков, разве мало было в этих списках имен в том, 1954 году?..

Не в силах повлиять на событие, мы должны проходить мимо в молчании, подобно вечно вращающимся сферам небесным.

Так говорил Нострадамус. Она читала также Достоевского, «Братьев Карамазовых». Ее глубоко тронул образ Грушеньки, этой по-детски жестокой белогрудой и сладкоголосой двадцатидвухлетней девицы, чья яркая пейзанская красота была недолговечна, как цветок, но чьей горечи хватило бы на века. О, в другой жизни она, Норма Джин, непременно бы родилась Грушенькой! Она читала короткие рассказы Антона Чехова, зачитывалась ими ночи напролет, и в эти моменты переставала понимать, где находится, кто она такая, и резко вздрагивала и вся сжималась при любом прикосновении (раздраженного мужа, к примеру) подобно не защищенной раковиной улитке. Она читала «Душечку» — и была Оленькой! Она читала и обливалась слезами над «Дамой с собачкой» — она становилась молодой замужней женщиной, которая влюбляется в женатого мужчину, и это переворачивает всю ее жизнь! Она читала «Два Владимира» — и становилась молоденькой женой, которая без памяти влюбилась, а потом разлюбила собственного мужа-соблазнителя! А вот дочитать до конца «Палату № 6» она была просто не в силах.

«Это счастливейший день в моей жизни».

Она непременно возьмет с собой в Токио пурпурное расшитое блестками платье на тоненьких, как спагетти, лямках, с приколотой к правой груди сверкающей рубиновой брошью, напоминавшей сосок. Она очень нравилась в этом платье Бывшему Спортсмену. Оно обтягивало ее плотно-плотно, как кожура сосиску, а по длине было чуть ниже колена; не дешевое платье, но выглядит сущей дешевкой. И она, втиснутая в него, выглядит настоящей дешевкой, проституткой, дающей клиентам по умеренным ценам. И это ему почему-то нравилось, правда, не всегда. Она тайком захватит это платье в Токио, но будет носить его не там, нет, только не в Токио.

А на этих ваших занятиях по рисованию есть мужчины — натурщики? Так порой шутливо спрашивал он, но поглядывал при этом искоса, что означало, что он вовсе не шутит. Тут главное не попадаться, не спешить отвечать не раздумывая. И она отвечала в духе Лорелей Ли, чем всякий раз доставляла ему удовольствие. Во всяком случае, он смеялся утробным лающим смехом.

— Господи, Папочка! Знаешь, я как-то даже не заметила!

Ее завораживали и пугали женщины-натурщицы.

И она часто просто смотрела на них, забыв о том, что надо рисовать. Рука с зажатым в ней углем замирала, прекращала легкие волнистые движения. И не раз эта хрупкая черная палочка крошилась и ломалась в ее пальцах. Иногда приходили молодые натурщицы, но чаще всего нет. Одной женщине было, должно быть, под пятьдесят. И среди них не было ни одной красавицы. Даже тех, кого принято называть хорошенькими, не было. Они приходили без макияжа; волосы не уложены, а зачастую даже не расчесаны. Глаза смотрели скучно. Похоже, им были совершенно безразличны дюжины взирающих на них студентов. А возраст самих «студентов» варьировался от чуть ли не детского до старческого, и все они обступали натурщицу со всех сторон и пялились на нее с неподдельной искренностью и любопытством бездарей. «Словно нас здесь нет. А если и есть, тоже ничего не значит».

У одной из женщин-натурщиц были толстый, сильно выпирающий живот, отвислые груди и жилистые небритые ноги. У другой лицо сплошь состояло из острых углов и глубоких морщин и походило на тыкву, приготовленную к Хэллоуину; [20]к тому же кожа у нее была странного морковного отгенка, а из — под мышек и в паху торчали кустики жестких волос. Были натурщицы с безобразными ногами, грязными ногтями. Была одна натурщица (она напоминала Норме Джин задиристую девчонку из сиротского приюта по имени Линда), у которой на левом бедре красовался буро-коричневый серповидный шрам длиной, наверное, дюймов в восемь. Ее потрясал сам факт, что такие непривлекательные женщины не только осмеливаются снимать с себя одежду перед посторонними людьми, но и, похоже, не испытывают ни малейшего дискомфорта или смущения оттого, что их так пристально рассматривают. Она ими восхищалась! Нет, правда! Но они редко заговаривали с кем-либо в студии, за исключением преподавателя. И почему-то избегали смотреть людям прямо в глаза. Даже не глядя на часы, они всегда точно знали, что пришло время перерыва или перекура, и тут же набрасывали свои жалкие мышиного цвета халатики, совали ноги в жалкие потрепанные шлепанцы и быстро и с самым вызывающим видом выходили из комнаты.

И если даже кто-либо из натурщиц или студентов знал, что эта застенчивая молодая белокурая женщина, которую преподаватель представил всем как «Норму Джин», на самом деле не кто иная, как Мэрилин Монро, виду они не подавали. Им было плевать! (Нет, время от времени они все же поглядывали на нее, исподтишка. Она ловила на себе их взгляды. Цепкие, как рыболовные крючки, правда, впивались они в нее ненадолго. Какие же ледяные глаза! Норма Джин ни разу не осмелилась улыбнуться в ответ.)

Однажды после занятий Норма Джин набралась храбрости и подошла к молодой женщине со шрамом (чье имя, разумеется, было вовсе не Линда) и спросила, не желает ли та выпить с ней чашечку кофе.

— Спасибо, но мне надо домой, — пробормотала натурщица, избегая смотреть в глаза Норме Джин. И направилась к двери с уже зажженной сигаретой в руке. Что ж, тогда… может, ее подвезти? — Спасибо, но за мной заедут. — Норма Джин улыбалась ослепительной улыбкой Мэрилин, которая всегда производила впечатление. Но в данном случае улыбка не помогла. И она подумала: А ведь она и есть Линда. И прекрасно, черт возьми, знает, кто я такая. Кто я сейчас и кем была тогда.

Стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, Норма Джин заметила:

— Просто я хотела сказать, что в-восхищаюсь вами. Нет, правда. Ну, что вы н-натурщица и все такое.

Женщина выпустила густую струю дыма. На ее простоватом замкнутом лице не было заметно и тени иронии, но сам этот жест, этот дым, выпущенный в сторону Нормы Джин, как бы подразумевал иронию и пренебрежение.

— Вот как? Что ж, очень мило.

— Потому, что вы очень храбрая.

— Храбрая? С чего это вы взяли?

Норма Джин колебалась, улыбка по-прежнему не сходила с ее лица. То было чисто рефлекторное движение Мэрилин, это милое и чувственное растягивание губ в улыбке. И оно мало чем отличалось от генетически запрограммированного рефлекса новорожденного, который улыбается милой и нежной улыбкой, преисполненной надежды. Улыбкой, которая, казалось, так и говорила: люби меня.

— Да с того, что вы даже не хорошенькая. Совершенно нет. Вы уродливы. И тем не менее снимаете одежду перед незнакомцами.

Натурщица расхохоталась. Возможно, Норма Джин произнесла эти слова не вслух? Возможно, эта женщина вовсе не была никакой Линдой, но ее сестрой, актрисой, которой просто не повезло? Возможно даже, она употребляет наркотики, и у нее есть любовник, который ее избивает? Норма Джин сказала:

— Потому… о, прямо не знаю, как и сказать… я бы, наверное, так не смогла. На вашем месте.

Натурщица снова рассмеялась и уже в дверях обернулась и заметила:

— Еще как смогла бы, Норма Джин. Если б тебе понадобились деньги. Готова побиться об заклад твоей славненькой круглой попкой.

— Это счастливейший день моей жизни.

Во время медового месяца она постоянно смущала его этой фразой, произносимой в присутствии официантов, гостиничных служащих и даже мексиканок горничных, которые с улыбкой взирали на эту красивую беленькую gringa, [21]не понимая, о чем это там она лопочет. «Это счастливейший день моей жизни». И не было ни малейшего повода усомниться в искренности ее слов. Да разве не являются непреложной истиной слова из Священного Писания, где говорится о том, что каждый день есть благословение Господне, каждый день — счастливейший в нашей жизни?.. Она гладила и ласкала его лицо, оно казалось ей прекрасным даже небритым. Точно расшалившаяся молоденькая женушка дергала она колкие седеющие волоски на его груди и руках, игриво сжимала в ладонях валики жира, образовавшиеся на талии, которых так стеснялся Бывший Спортсмен. А потом принималась покрывать поцелуями его руки, чем смущала уже окончательно. А иногда зарывалась лицом ему в пах — и это его дико возбуждало. Ибо приличные девушки не целуют мужчин в такие места, и она это знала. Но знал ли он, что она знала? Может, считал ее слишком наивной?

20

Хэллоуин — 31 октября, праздник Дня всех святых, один из самых популярных детских праздников в США, в числе праздничных символов — выдолбленная изнутри тыква с прорезями для глаз и рта, внутри которой устанавливается горящая свеча.

21

От gringo — презрительное название американцев, вариант женского рода.