Страница 125 из 133
Два раза на прошлой неделе и три дня подряд на этой Уайти приходилось звонить на Студию, сообщать режиссеру К., что мисс Монро больна и не сможет работать сегодня. В другие дни она приезжала на съемки с опозданием на несколько часов — кашляя, с покрасневшими глазами и насморком. А иногда, сколь ни покажется это странным, сияющей красотой МЭРИЛИН МОНРО.
Сам вид МЭРИЛИН МОНРО, все-таки появившейся на съемочной площадке, приводил всю группу в восторг, люди разражались приветственными возгласами и аплодисментами. Но в последнее время ее чаще всего встречали мертвым молчанием.
К., бывший в Голливуде, что называется, на подхвате, не брезгавший никакой работой, К., презиравший и боявшийся МЭРИЛИН МОНРО, подписался на эту работу, прекрасно осознавая, что его ждет впереди. Но он отчаянно нуждался в деньгах, а потому согласился. И Блондинка Актриса готова была поклясться, что К. просто мстил ей, бесконечно переделывал ее сцены, выбрасывал целые куски из и без того банального и плохонького сценария «Займемся любовью», а просмотры назначал преимущественно на поздний вечер. И всякий раз, когда МЭРИЛИН МОНРО предстояло сняться в очередной сцене, ей вручали новый диалог. И имя ее героини непрерывно менялось — Роксана становилась Филлис, потом превращалась в Квини, потом снова становилась Роксаной. Как-то с характерным тихим смешком Мэрилин она заметила К. (это было, когда они еще разговаривали):
— О Господи! Знаете, на что это больше всего похоже? На нашу долбаную жизнь.
Но сегодня утром в зеркале МЭРИЛИН возникла всего лишь на секунду, мелькнула и тут же исчезла, как ребенок, играющий в прятки. Высунулась, потом спряталась. Взмахнула крылышками и улетела. Она затаилась где-то в стеклянных глубинах этого зеркала, и выманить наружу ее пока что не получалось. И теперь Норма Джин знала, что уже не может доверять своему Волшебному Другу в Зеркале, которого некогда обожала. И бедный Уайти тоже понял это и больше не доверял ей. Уайти, который был куда терпеливее Нормы Джин и гораздо реже приходил в отчаяние.
Только он закончил красить ей ресницы, и на свет Божий появились и засияли синие глаза МЭРИЛИН, так и искрящиеся жизнью, и оба они, заметив это, радостно засмеялись, как вдруг МЭРИЛИН зашлась в приступе кашля. Кашляла долго и, когда снова взглянула в зеркало, увидела, что МЭРИЛИН исчезла и на нее с отвращением и унынием вновь смотрит Норма Джин. И она простонала:
— О, Уайти! Давай бросим все это.
Но Уайти всегда игнорировал подобные ремарки, не достойные ни его, ни ее.
А Норма Джин всегда старалась не выдавать своего отчаяния. Это было самое малое, что она могла сделать для Уайти, который просто обожал свою госпожу.
Бедняга Уайти располнел, волосы и кожа приобрели пепельный оттенок. Все это время он верой и правдой служил МЭРИЛИН МОНРО. Его крупная женоподобная фигура напоминала грушу, и голова с красивыми и благородными чертами, тонувшая в массивных покатых плечах, казалась непропорционально маленькой. А выражение глаз стало таким же, как у его госпожи, то были глаза состарившегося ребенка. Этот человек из племени троллей был горд, упрям и наделен невероятной преданностью. И если вдруг спотыкался о какой-то предмет, валявшийся на полу в спальне (кругом были беспорядочно разбросаны полотенца, одежда, бумажные тарелки, пластиковые коробки из-под еды, книги, газеты, отвергнутые сценарии — впечатление было такое, что по комнате пронесся ураган), она слышала, как он тихонько чертыхается себе под нос. Но никогда, ни разу он не упрекнул ее. И еще она точно знала, что он ее за это не осуждает.
(Норме Джин надоело убирать за Мэрилин. Ее неряшливость была неотъемлемой чертой характера, к тому же в этом возрасте человека уже не переделать. Студия наняла для мисс Монро служанку, следить за порядком в доме, но примерно через неделю Норма Джин попросила эту женщину больше не приходить. «Нет, вы можете остаться на зарплате. Просто мне необходимо побыть одной». Она обнаружила, что эта женщина заглядывает в ее шкафы и ящики, читает ее журналы, даже серебряную розу из фольги, что стояла на пианино, долго рассматривала и трогала пальцем.)
Уайти же был ее близким другом, куда более дорогим и близким, чем ночной Нико. В завещании, оставленном ею, Уайти ждал сюрприз: она завещала ему определенный процент от всех будущих доходов со своих фильмов, если они, конечно, будут, эти доходы.
А между тем Уайти продолжал смаргивать с глаз слезинки. При одном взгляде на него можно было впасть в уныние.
— Да что случилось, Уайти? Пожалуйста, расскажи.
— Мисс Монро, глазки к потолку, пожалуйста.
Упрямец Уайти хмуро продолжал делать свое дело. Сейчас он подводил ей веки тонким, остро заточенным коричневым карандашом. Затем принялся покрывать подкрученные вверх ресницы тушью. Изо рта у него пахло фруктами и теплом, как от младенца. Завершив наконец эту тонкую работу, он выпрямился и отвел взгляд от зеркала.
— Простите за мою слабость, мисс Монро. Но это все из-за кошки. Моя Мэриголд умерла прошлой ночью.
— Ах, Уайти!.. Мне очень жаль. Мэриголд?..
— Она была уже совсем старенькая, семнадцать лет, мисс Монро. Нет, понимаю, для кошки это большой возраст. Но она была такая бодренькая. И скончалась всего за час. Прямо у меня на руках. Красавица, трехцветная, и шерсть такая длинная, шелковистая. Была бродяжкой, и вдруг пришла и сидит у моей задней двери. Давненько это было, много лет назад. Такая тощая была, с голоду подыхала. А по ночам спала у меня на груди и всегда была мне добрым товарищем. Ни на шаг не отходила! Такая ласковая была киска, мисс Монро! А уж как мурлыкала! Просто не представляю, как теперь без нее жить.
Для Уайти то был необычайно долгий монолог, он никогда не отличался многословием, и это потрясло Норму Джин до глубины души. Она видела в зеркале МЭРИЛИН, в макияже и с платиновыми волосами, и внезапно ее обдало волной стыда. Ей хотелось взять Уайти за руки и крепко-крепко сжать, но тот отпрянул, стыдливо пряча заплаканное лицо. И пробормотал, запинаясь:
— Она так в-внезапно умерла, мисс Монро. И вот теперь ее нет. А я до сих пор просто не могу в это поверить. А почти год назад, ну, чуть ли не день в день, умерла моя мама.
Норма Джин смотрела на Уайти в зеркало, тот по-прежнему отворачивал лицо. Она была слишком потрясена, чтобы реагировать адекватно. Мама? Мать Уайти?.. Но она и понятия не имела, что год назад он потерял мать; она вообще не представляла, что у Уайти тоже была мама. И это она, Норма Джин, которая так всегда гордилась тем, что заботится о своих помощниках! Помнит все их дни рождения, дарит подарки, выслушивает их истории. Их истории, которые мало что значили для всего остального мира. Но для нее, чья жизнь так занимала окружающих, они значили очень много. И она всегда выслушивала их с неподдельным интересом.
Как же утешить Уайти в его печали? Смерть Мэриголд занимает сейчас все его мысли; с Мэриголд он спал в одной постели и Мэриголд теперь оплакивает. Может, Норме Джин стоит рассказать ему о своей матери? Странно все же, что Уайти ничего не сказал о смерти своей мамы тогда, год назад. Ни слова. Ни даже намека! Он вообще никогда не говорил с Нормой Джин о своей маме. И теперь, признавая горечь его новой потери, она тем самым как бы принижала значение смерти его матери.
Но почему-то именно смерть Мэриголд заставила Уайти плакать.
В конце концов Норма Джин решилась и заметила неопределенно:
— О, Уайти! Я так тебе сочувствую. — Слова эти относились как бы к обеим потерям сразу.
На что Уайти ответил:
— Обещаю, мисс Монро, этого больше никогда не повторится.
Он вытер лицо и снова принялся за работу. Уайти вызывал из глубин зеркала молодую и ослепительную МЭРИЛИН МОНРО, должную явиться на съемки обреченного на неуспех фильма «Займемся любовью». Пусть с опозданием на несколько часов, но все же явиться! И вот он последний раз прошелся по ее лицу пуховкой с пудрой, а Норма Джин вдруг с беспокойством подумала: Но все это было раньше. Я уже слышала эту историю. Русский рассказ. Там, где извозчик вдруг начинает плакать, оказывается, у него умер сын, но никто не обращает внимания. О, как же он называется, этот рассказ? Никак не могу вспомнить!Ее уже начало это пугать. С тех пор как разъяренный любовник захлопнул дверь прямо у нее перед носом, она стала забывать многие вещи.