Страница 7 из 126
Крепкая низкорослая женщина с оливковой кожей, толстыми кустистыми бровями и блестящей полоской усиков над верхней губой. Делла имела привычку стоять в дверях или на ступеньках у дома, уперев руки в бока, и напоминала при этом кувшин с двумя ручками. Бакалейщики боялись ее острого глаза и беспощадного языка. Она была поклонницей Уильяма С. Харта, ковбоя и меткого стрелка; была поклонницей Чарли Чаплина, этого гения перевоплощения; хвасталась своим происхождением «из настоящих американцев, пионеров и первопроходцев». Родилась в Канзасе, затем переехала в Неваду, потом — в южную Калифорнию, где познакомилась с будущим своим мужем, отцом Глэдис, и вышла за него. А в 1918-м он был отравлен в Аргонне газами. «По крайней мере хоть живой остался, — говорила Делла. — Есть за что благодарить правительство США, верно?»
Итак, имелся еще и дедушка Монро, муж Деллы. Он жил вместе с ними, всячески давая понять Норме Джин, что не любит ее, — правда, только когда бабушки не было дома.А когда кто-нибудь спрашивал Деллу о муже, она лишь пожимала плечами и говорила: «По крайней мере хоть живой остался».
Бабушка Делла! Женщина с характером, гроза соседей.
Бабушка Делла служила источником всего того, что Норма Джин знала о Глэдис. Или ей казалось, что знала.
Главная тайна Глэдис состояла в следующем. Она не могла быть настоящей матерьюНорме Джин. Во всяком случае, в настоящее время.
Но почему нет?
— Вы не вправе меня винить! — возбужденно говорила Глэдис, прикуривая сигарету. — Меня и без того Бог наказал!
Наказал? Как это?..
Если Норма Джин осмеливалась задать подобный вопрос, Глэдис смотрела на нее немигающим взором красивых синесерых глаз, немного покрасневших, в которых почти всегда блистала влага.
— Не надо. Не нам с тобой обсуждать поступки Бога. Поняла?
Норма Джин улыбалась. Улыбка означала не только то, что она не поняла. Что она счастлива, что не понимает.
И еще. Вроде было известно, что у Глэдис имелись и «другие маленькие девочки». Точнее — «две маленькие девочки», еще до Нормы Джин. Но куда же тогда девались ее сестренки?
— Не смейте меня ни в чем упрекать, слышите? Черт бы вас всех побрал!
Фактом было и то, что Глэдис, выглядевшая невероятно молодо в свои тридцать, уже два раза побывала замужем.
Это был факт, поскольку Глэдис сама весело признавала, и так комично, по-актерски подмигивала при этом, что часто меняла фамилию.
Делла рассказывала историю, одну из скорбных материнских историй. О том, как в 1902-м, в Хоторне, округ Лос-Анджелес, родила она дочь, нареченную при крещении Глэдис Перл Монро. В семнадцать Глэдис выскочила замуж (против желания Деллы) за какого-то мужчину по фамилии Бейкер и стала миссис Глэдис Бейкер. Но (разумеется!) брак не продержался и года, и они развелись; и дочь снова вышла замуж «за контролера Мортенсена» (отца тех двух исчезнувших неведомо куда сестренок?); но и этот брак тоже развалился (чего и следовало ожидать!); и Мортенсен исчез из жизни Глэдис — что ж, скатертью ему дорожка! Однако в некоторых документах, которые она не успела поменять, Глэдис до сих пор значилась под фамилией Мортенсен. Впрочем, она и не собиралась их менять, ее почему-то страшило все связанное с регистрациями, записями и разными формальностями. И разумеется, Мортенсен не являлся отцом Нормы Джин, но когда та родилась, фамилия Глэдис была Мортенсен. Как ни странно, но этот факт почему-то больше всего раздражал бабушку Деллу, казался ей просто вопиющим — фамилия Нормы Джин была Бейкер, а не Мортенсен.
— И знаете почему? — спрашивала Делла соседей, тех, кто согласился выслушать ее полное скорби повествование. — Потому что этот самый Бейкер, видите ли, был мужчиной, которого моя ненормальная дочь «ненавидела меньше других»! — И Делла, уже вконец расстроенная, продолжала рассказ: — Ночи напролет я лежала без сна, жалела бедное дитя, у которого все так запуталось. Я должна была удочерить эту несчастную девочку, дать ей нормальную, приличную фамилию — Монро.
— Никто не отнимет у меня мою малышку, — тут же взвивалась Глэдис, — до тех пор, пока я жива!
Жива.Норма Джин уже поняла, как это важно — оставаться живой.
Так и получилось, что Норма Джин носила фамилию Бейкер. В возрасте семи месяцев ее крестила известная проповедница евангелистской церкви по имени Эйми Семпл Макферсон, крестила в храме Международной церкви Святого Евангелия (к которой в то время принадлежала Делла). И она так и осталась жить с этим именем — до самого того момента, когда один мужчина дал ей другое имя. Мужчина, взявший Норму Джин в жены, настоял на том, что это имя надо изменить. Таково было решение мужчины. Я сделала то, что от меня требовалось. А от меня прежде всего требовалось оставаться живой.
В редкие моменты приступов материнской любви Глэдис объясняла Норме Джин, что имя у нее особенное. Норма — это в честь великой Нормы Талмидж, а Джин, это в честь… Ну кого же еще, как не Джин Харлоу [10]? Имена эти ничего не говорили девочке, но она видела, как Глэдис благоговейно трепещет, произнося их. «Да, Норма Джин, в тебе сочетаются два этих имени. А значит, и судьба тебя ждет особенная».
— Ну вот, Норма Джин! Теперь ты знаешь.
То было прозрение, сравнимое разве что с ослепительным сиянием солнца. Абсолютное, проникновенное и безжалостное, как рука бичующего. И намазанные алой помадой губы Глэдис улыбались, что случалось крайне редко. А дыхание у нее было частым-частым, точно она долго бежала куда-то.
— Теперь ты видела его лицо.Он твой настоящий отец, и фамилия его не Бейкер. Но ты никому не должна говорить, слышишь? Никому, даже Делле.
— Д-да, мама.
Между тонкими подведенными карандашом бровками Глэдис прорезалась морщинка.
— Что,Норма Джин? Погромче, я не слышу!
— Да, мама.
— Ну вот, теперь другое дело.
Внутри у Нормы Джин продолжал стучать молоточек. Правда, стук этот переместился с языка в маленькое, как у колибри, сердечко. Где распознать его было сложнее.
На кухне Глэдис сняла одну из черных сетчатых перчаток, притянула к себе Норму Джин и пощекотала ей шейку.
О, что за день! Счастье обволакивало Норму Джин со всех сторон, точно теплый и влажный туман. Счастье ощущалось в каждом слове, каждом взгляде.
— С днем рождения, Норма Джин, — сказала Глэдис. А потом: — Ну, что я говорила, Норма Джин? Этот день для тебя особенный.
Зазвонил телефон. Но Глэдис, улыбаясь каким-то своим мыслям, к нему не подошла.
Они опустили жалюзи на окнах. Глэдис пробормотала что-то насчет чересчур любопытных соседей.
Сняла она только левую перчатку, правую оставила. Похоже, просто забыла ее снять. Норма Джин заметила, что покрасневшая кожа на левой руке Глэдис покрыта ромбовидной мелкой сеточкой — остался отпечаток от слишком плотно обтягивающей перчатки. На Глэдис было темно-бордовое платье из крепа, туго облегающее талию, с высоким воротничком-стойкой и пышной широкой юбкой, которая при каждом движении издавала тихий шелестящий звук. Этого платья Норма Джин прежде никогда не видела.
Каждая секунда, каждый миг были наполнены особым значением. Каждый миг, как каждый стук сердца, был предупреждающим сигналом.
Усевшись за столик в нише кухни, Глэдис разлила в две кофейные чашки с щербатыми краями «выпивку». Виноградный сок для Нормы Джин и сильно пахнущую прозрачную «лечебную водичку» — для себя. Тут Норму Джин ждал еще один сюрприз. Специальный праздничный торт! Украшенный взбитыми сливками с ванилином, шестью крохотными розовыми свечками и выведенной чем-то сладким и малиновым надписью
С ДНЕМ РАЖДЕНЬЯ
НОРМАДЖИН!
От одного вида этого торта, от его чудесного запаха у Нормы Джин слюнки потекли. А Глэдис вся так и кипела от возмущения:
— Чертов кондитер! Вот ублюдок! Неправильно написал «рождения» и твое имя. Я же ему говорила!
10
Звезды Голливуда 1920–1930-х гг.