Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 126

И еще он выяснил, что эта девушка, Норма Джин, сирота и находится на социальном попечении. Администрация комитета социальной защиты сирот округа Л.А. поместила ее в приемную семью, проживавшую в Ван-Найсе, на Резеда-стрит. На тихой улочке, застроенной полуразвалившимися бунгало, где на задних дворах не росла трава; и приемному отцу этой девушки принадлежали пол-акра земли, где он держал старые автомобили, грузовики и мотоциклы, и прочий хлам, выставленный на продажу. И там в воздухе постоянно витал запах паленой резины, и над всей округой висела голубоватая дымка; и Уиддос мог лишь представить, что за обстановка в этом доме, но решил этого не выяснять. Уж лучше нет, не надо, это может самым отрицательным образом отразиться на его служебном положении.

Да и чем он мог помочь? Удочерить эту девочку, что ли? У него были собственные дети, и они стоили ему денег. Он жалел ее, постоянно совал ей деньги, одно- и пятидолларовые купюры, чтобы она могла купить себе что-нибудь «симпатичное». Нет, все действительно было совершенно невинно. Она была из тех девушек, кто подчиняется или хочет подчиняться. А потому следовало взять на себя ответственность и следить за тем, что ей говоришь. А когда они тебе верят, это еще хуже, еще большее искушение, уж лучше бы совсем не верили. И потом, ее возраст… И ее тело. И дело тут было не только в бляхе (кстати, ей страшно нравилась его бляха, она просто «обожала» эту бляху, любовалась ею, и еще — револьвером. И иногда спрашивала разрешения потрогать револьвер, и Уиддос усмехался и говорил; конечно, почему нет, валяй, трогай, пока он в кобуре и стоит на предохранителе). Не только в бляхе, но в упоении властью, ведь он вот уже одиннадцать лет служил копом, и у него была власть над людьми.

Он допрашивал людей, он распоряжался их судьбами, внушал, что если они будут сопротивляться, то сильно об этом пожалеют. И они знали и чувствовали это, инстинктивно. Как мы всегда чисто инстинктивно чувствуем превосходство и силу и знаем, что нельзя переступать какие-то границы, что, если их переступить, можно и пострадать. Но в случае с Нормой Джин все было абсолютно невинно, нет, правда. Ведь вещи вовсе не таковы, какими кажутся на взгляд посторонних. Уж это-то детектив Уиддос усвоил четко.

Норма Джин была всего года на три года старше его дочери. И эти три года были, что называется, решающими. И еще она была гораздо умнее, чем казалась на первый взгляд. И несколько раз сильно его удивила. Эти глазки и детский голосок были обманом. Девушка всерьез рассуждала о таких вещах, как война, «смысл жизни», и делала это ничуть не хуже любого из взрослых, знакомых Уиддоса. И еще у нее было чувство юмора. Она умела посмеяться над собой. Говорила, что «хочет петь с Томми Дорси [29]». Хотела стать медсестрой военно-медицинской службы. Хотела вступить в женский отряд ВВС — о нем она вычитала в газетах — и выучиться на летчицу. Хотела стать врачом. Говорила, что является «единственной внучкой» женщины, которая основала церковь «Христианской науки»; что ее мать, погибшая в 1934-м в авиакатастрофе над Атлантикой, была голливудской актрисой, дублершей Джоан Кроуфорд и Глории Свенсон. А отцом ее, которого она не видела долгие годы, являлся знаменитый голливудский продюсер и что теперь он командовал тихоокеанским флотом США. Ни в одно из этих утверждений Уиддос, разумеется, не верил, однако слушал девушку с таким видом, точно верит, или по крайней мере старается верить, за что она, похоже, была ему благодарна.

Она позволяла ему целовать себя — при условии, что он не будет пытаться раздвинуть ей губы языком, и он этого никогда не делал. Она позволяла целовать себя в губы, шею и плечи — но только если плечи были обнажены. Она начинала волноваться, стоило только ему задрать край одежды или расстегнуть какую-нибудь пуговку или молнию. Эта детская суетливость и чувствительность казались ему очень трогательными. В такие моменты она напоминала ему дочь. Что-то дозволяется, а что-то — нет.Однако Норма Джин все же позволяла гладить загорелые шелковистые руки и даже ноги, до середины бедра. Позволяла также гладить свои длинные вьющиеся волосы и даже иногда расчесывать их. (Норма Джин сама протягивала ему расческу! И говорила при этом, что мама тоже расчесывала ей волосы, когда она была совсем маленькой девочкой, и что она страшно скучает по маме.)

Все эти несколько месяцев, что они встречались, у Уиддоса было полно женщин. Он вовсе не воспринимал Норму Джин как женщину. Должно быть, его привлекал в ней именно секс, но сексом он с ней никогда не занимался.

И как же все это закончилось? Внезапно. Резко. И Уиддосу вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал об этом инциденте, особенно — его начальство из департамента полиции Калвер-Сити, где в досье на Фрэнка Уиддоса и без того накопилось немало жалоб от граждан, обвиняющих его в «неадекватном применении силы» при арестах. Но тут ни о каком аресте и речи, конечно, не было.

Однажды вечером, в марте 1942-го, он заехал за Нормой Джин, должен был подобрать ее на углу улицы, в нескольких кварталах от Резеда-стрит. И впервые за все время девушка оказалась не одна. С ней был парень; ему показалось, что они ссорятся. На вид парню было лет двадцать пять; простой и грубый, он походил на какого-нибудь механика из гаража и был одет в дешевые тряпки с претензией на моду. И еще Норма Джин плакала, потому что «Кларенс» этот преследовал ее, не желал оставлять в покое, хоть она его и просила. Даже умоляла. И Уиддос заорал на парня, чтобы тот отваливал к такой-то матери, и Кларенс ответил что-то Уиддосу, сказал то, чего не следовало бы говорить. Да он, может, и не сказал бы, не будь в расстроенных чувствах и разгляди хорошенько, что за птица этот самый Уиддос. И тогда без долгих слов Уиддос выбрался из машины, и Норма Джин с ужасом увидела, как он спокойненько так достает свой «смит-и-вессон» из кобуры, а потом бьет рукояткой этого самого револьвера парня прямо по физиономии.





Одним ударом он сломал ему переносицу, хлынула кровь. Кларенс так и осел на тротуар, а Уиддос добавил ему еще и по шее, ребром ладони. И тут парень, как подрубленный, валится на асфальт, мелко-мелко сучит так ногами и вырубается напрочь. А Уиддос заталкивает девушку в машину и уезжает; но девушка напугана просто до смерти, просто вся так и окаменела от ужаса, так напугана, что даже говорить не в силах. И похоже, совершенно не понимает того, что говорит ей Уиддос, что он хочет ее просто утешить. Но голос у него все еще раздраженный и взволнованный, и она не вслушивается в его слова. А чуть позже она не разрешает ему себя трогать, даже за руку взять не разрешает. И Уиддос вынужден признать, что тоже напуган, — теперь, когда он немножко обдумал, что произошло. Есть вещи дозволенные и недозволенные, и он, что называется, зашел слишком далеко, да еще на улице, в общественном месте, и что, если там были свидетели? Что, если он убил этого паренька?.. Но ведь он вовсе этого не хотел, нет, ничего подобного! И после этого он перестал встречаться со своей малюткой Нормой Джин.

Они даже не попрощались.

Она уже начала все забывать.

Просто удивительно, как она научилась забыватьразные неприятные вещи. Не думать о них. Как, к примеру, не думала о менструации, пока у нее не «начиналось». А происходило это каждые несколько недель. Она знала, что это необходимо, даже полезно и хорошо; но всякий раз головная боль, озноб, тошнота и колики были признаком ее слабости и казались нереальными.Тетя Элси объяснила ей, почему это естественно и полезно и что каждая девушка и женщина вынуждены терпеть. Это называлось «проклятием», хотя сама Норма Джин никогда не называла так менструацию. Ибо она была от Бога, а все, что от него исходит, является благословением Божьим.

И само имя «Глэдис» было уже теперь словно и не именем, которое иногда она произносила вслух, а порой — про себя. Говоря о матери здесь (что, впрочем, делала она редко и только в присутствии тети Элси), Норма Джин произносила «моя мать» — самым спокойным и нейтральным тоном. Как говорят: «моя учительница английского», или «мой новый свитер», или «моя коленка». И не более того.

29

Дорси, Томми (1905–1956) — музыкант, работавший в стиле свинг, играл на тромбоне, возглавлял популярные ансамбли в 1920–1930-х гг.