Блондинка. том I

Актер использует в своем ремесле лицо, голос и тело. У него просто нет других инструментов. Он создает их сам.

На первой же неделе съемок режиссер X. начал называть Норму Джин «Розой», словно забыл ее псевдоним. Это льстило ей и одновременно забавляло. И ничуть не казалось оскорбительным. И режиссер, и исполнитель главной мужской роли и ее партнер Джозеф Коттен, истинный джентльмен, один из ведущих актеров, принадлежавший к тому же поколению, что и бывший любовник Нормы Джин В., и во многих других отношениях на него похожий, вели себя так, словно оба были влюблены в «Розу». Просто очарованы ею, просто не в силах оторвать от нее глаз; а временами испытывали к ней сильнейшую неприязнь. Тогда казалось, им обоим отвратительна ее излучающая женственность фигура, ее вызывающая сексуальность, что все это просто пугает их и потому опять же невозможно оторвать от нее глаз. Актер, игравший любовника Розы и целовавший ее в продолжительных любовных сценах, настолько заводился, что Норма Джин начинала над ним смеяться. И если бы не принадлежала Близнецам (так в шутку называли себя Эдди Дж. и Касс Чаплин), то непременно пригласила бы этого молодого человека к себе домой. Или же занялась бы с ним любовью прямо в гримерной, почему бы нет?

Просто с ума можно было сойти при виде того, как этой «Розе» без всяких видимых усилий удавалось сконцентрировать на себе весь свет в любой из сцен, вне зависимости от того, насколько ярким было освещение. Просто с ума можно было сойти, наблюдая, как она, опять же без всяких усилий, умудрялась сосредоточить всю «жизненную силу» каждой сцены на себе, вне зависимости от отчаянных стараний остальных актеров. На этих ежедневных репетициях и съемках все они выглядели рядом с ней плоскими и двухмерными картонными фигурками из мультфильмов, в то время как «Роза Лумис» была такой живой. Ее бледная светящаяся кожа казалась горячей, ее бесхитростные прозрачные синие глаза напоминали вспененный зимний океан с отколовшимися кусками льдин. И эти ее ленивые и медленные сомнамбулические движения!.. Когда она при включенной камере начинала поглаживать груди, то завороженному этим зрелищем X. было трудно, почти невозможно скомандовать оператору «Стоп!» Хотя он знал, что подобные сцены цензура никогда не пропустит, что отснятый материал придется затем вырезать.

В кульминационной сцене Роза смеялась над своим отчаявшимся мужем, высмеивала его за импотенцию, говорила, что готова переспать с первым встречным. И при этом легонько потирала ладонью лобок, и этот жест был преисполнен чувственности и непристойности.

Вы спросите почему? Но это же очевидно! Раз он не мог дать ей то, что она хотела, она в фигуральном и прямом смысле брала дело в свои руки.

Однако все это было как-то странно. Повторялось много раз, и с каждым разом Норма Джин заходила все дальше. Просто не верилось, что меньше года назад на съемках «Входить без стука» у молоденькой белокурой актрисы Мэрилин Монро была репутация необыкновенной скромницы, болезненно застенчивой девственницы, вздрагивавшей от любого физического контакта, даже от взгляда. Что она до начала съемок пряталась у себя в гримерной и выходила оттуда только когда ее вызывали, да и то неохотно, и в глазах ее мелькал панический ужас, и смотрела она застенчиво и немного исподлобья, как и подобало ее героине, и, похоже, вовсе не играла при этом.

Но в любом из эпизодов «Ниагары» та же самая молодая белокурая актриса выказывала не больше смущения, чем какой-нибудь бабуин. Она вполне могла выскочить из душа голой, если бы расторопная девушка-костюмерша не успевала в последнюю секунду накинуть на нее махровое полотенце; она могла отшвырнуть это полотенце, но все та же девушка-костюмерша успевала подать ей махровый халат. Именно по настоянию Мэрилин все постельные сцены она играла совершенно голой, в то время как на других актрисах, даже на таких экранных сиренах, как Рита Хейуорт или Сьюзан Хейворд, непременно красовалось бы телесного цвета белье, неразличимое под белыми простынями. Этой же актрисе пришло спонтанное решение приподнять колени под простыней и раскинуть ноги — в манере самой вызывающей, непристойной и в то же время такой «женственной». Вот женщина, которая никогда не будет робкой и пассивной в постели! Во время съемок простыня часто соскальзывала и обнажала или сосок, или всю жемчужно-белую грудь целиком. И у X. не было другого выбора, кроме как остановить съемку, сколь бы ни был он заворожен открывшимися его взору прелестями.

— Роза! Цензура это никогда не пропустит! — X. взял на себя роль бдительного отца, он нес моральную ответственность. А Роза была его распутной и своенравной дочерью.

Вот чертовка! До чего ж хороша, просто глаз не оторвать. Когда Коттен наконец «удушил» ее, многие из присутствующих зааплодировали.

Частично «Ниагара» снималась в Голливуде, в павильоне. Но некоторые эпизоды пришлось снимать на натуре, рядом с Ниагарским водопадом, в штате Нью-Йорк. На природе «Роза Лумис» проявила еще более необузданный и непредсказуемый характер. Актриса потребовала «усилить» реплики. Она возражала против «клише» в текстах. Она умоляла разрешить ей написать ряд диалогов; и когда ей было в этом отказано, настояла на том, чтобы хотя бы частично сыграть часть сцен мимикой, без слов. Норма Джин считала роль Розы Лумис недописанной, неубедительной, неким жалким плагиатом того, что сыграла Лана Тёрнер, соблазнительная официантка-убийца в картине «Почтальон всегда звонит дважды». Она считала, что студийные боссы нарочно решили унизить ее этой ролью. Но ничего, она им еще покажет, этим ублюдкам!

По ее настоянию сцены переснимались и переснимались. По нескольку раз. Иногда десятки раз. «Чтобы довести до совершенства».

От любого «менее совершенного» явления она приходила в панику и отчаяние.

Однажды, готовясь к длинному проходу, где Роза Лумис удаляется от камеры — быстрой и в то же время страшно соблазнительной походкой, — Норма Джин обернулась к X. и его ассистенту и как бы невзначай нормальным своим голосом, а не голосом героини заметила:

— Знаете, ночью меня вдруг осенило. У Розы был ребенок, так я думаю. И этот ребенок умер, еще совсем маленьким. Прежде мне просто в голову не приходило, но теперь я буду играть Розу с учетом этого. Вообще в ней намешано гораздо больше, чем говорится в сценарии. Роза — женщина с тайной. И я помню, как это случилось.

X. настороженно спросил:

— Что? Что и как случилось?

К этому времени он вот уже несколько недель находился под влиянием «Розы Лумис», или, если угодно, «Мэрилин Монро». Или — кем бы она там ни была! И никак не мог решить, стоит ли принимать эту женщину всерьез или отмахиваться от всех ее слов, как от глупой шутки.

А она, как ни в чем не бывало, продолжала:

— Этот младенец… Роза уложила его в ящик комода, и он задохнулся. Нет, не здесь, конечно. Не в мотеле. Там, где она когда-то жила, на западе. Где жила до того, как вышла замуж. Она лежала в постели с мужчиной и не слышала, как плачет ее малыш в ящике, и когда они закончили, так и не догадалась, что ребенок уже мертв. — Глаза Нормы Джин странно сузились, словно она вглядывалась в тени далекого прошлого. — Ну, потом, конечно, Роза вынула младенца из ящика, завернула его в полотенце и похоронила в тихом неприметном месте. Никто так и не узнал где.

X. нервно усмехнулся.

— С чего это ты,черт возьми, взяла?

Про себя он называл ее головокружительной блондинкой.Как бы подчеркивая тем самым разделяющую их пропасть. Возможно, опасался, что она подрывает его авторитет режиссера, как «Роза Лумис» в «Ниагаре» подрывала авторитет и подвергала сомнению саму мужественность своего несчастного мужа.

— Просто знаю, и все! — ответила Норма Джин, удивленная тем, что X. может усомниться. — Я хорошо знаю эту Розу.

Грандиозная женщина! И этой женщиной была она.

В мотеле, неподалеку от Ниагарского водопада, ей начали сниться сны, которые никогда не снились прежде в Калифорнии. Живые и правдоподобные, точно высвеченные светом прожекторов. Грандиозная женщина, хохочущая женщина с пышными желтыми волосами. Не Норма Джин, и не «Мэрилин», и даже не «Роза». «То была я. Я находилась внутри нее».