Страница 18 из 19
Да, я практически опустился на самое дно.
Я решил утереться салфеткой и оправдать вложенные средства, съев хот–дог, но тут до меня донеслись звуки.
— Дейв? Ты слышишь?
Голос Джона раздавался из сосиски. Я посмотрел на телефон: дисплей черный, стекло выбито, из покореженного корпуса торчит зеленое плато. До меня дошло.
— Понятно. Твой голос я слышу благодаря каким–то телепатическим волнам. Все ясно. Так бы и сказал. — Я опустил руку с хот–догом и приложил к уху мобильник. — Что дальше?
Ничего.
Еле слышные звуки донеслись из сосиски, и я снова приставил её к уху.
— Дейв? Ты там?
— Да. По мобильнику тебя не слышно.
— Теперь тебе придется говорить со мной по сосиске.
— Почему…
Вздохнув, я потер глаза и почувствовал, что скоро разболится голова.
— Ладно. Что будем делать?
— Ты слышишь меня только потому, что в твой организм попал «соевый соус». В шприце его оставалось немного, так что надолго не хватит.
— Что это за соус, Джон? Он живой! Клянусь, я видел, как он…
— Послушай, доберись до дома Роберта. Сейчас полицейских там нет, но времени у нас мало — они обязательно туда нагрянут. Бери такси и двигай к «Уолли» за своей машиной. Затем поезжай по Лэтроп–авеню в Шир–Виллидж — этотрейлерный парк к югу от города, за кондитерской. Если повезет, за двадцать минут доберешься.
— У меня нет денег. Было всего пять долларов, и три из них я потратил на хот–дог.
— Хот–дог стоит три бакса? Ни фига себе! Ладно, подожди секунду. Так, посмотри между сосиской и булкой — там сложенная стодолларовая купюра.
Обрадованный мыслью, что от черной магии может быть польза, я несколько секунд ковырялся в хот–доге.
— Джон, здесь ничего нет.
— Ладно, значит, не получилось. У тебя банковская карта есть?
Глава 4 «СОЕВЫЙ СОУС»
Два часа спустя я приехал в Шир–Виллидж. Остывший хотдог лежал на приборной панели; на ветровом стекле, в месте контакта с бумагой, остались потеки горчицы. Я поднес сосиску к уху.
— Джон?
Сквозь взрыв помех прорвался голос Джона, хотя и не так громко, как раньше.
—Дейв?
— Да.
— Ты что, под мостом проехал?
— Нет. Мы в трейлерном парке. Наконец–то. В каком из трейлеров живет Роберт?
Снова помехи, затем голос Джона:
— Действие «соуса» заканчивается. Ничего не говори, только слушай. Войди внутрь и…
Помехи.
— …ни в коем случае этого не делай, и все будет в порядке. Удачи.
Тишина. Голос исчез вместе с помехами: хот–дог перестал быть средством связи. Оставалось надеяться на то, что все станет ясно, когда я войду в дом Роберта.
Его дом оказался одним из двух трейлеров, дверь и крыльцо которых полиция обклеила желтой пластиковой лентой. Второй, похоже, хозяева бросили несколько месяцев назад. Метамфетаминовая лаборатория.
Я оставил машину на лужайке перед домом и зашагал к жилищу Роберта. В доме никого не было — по крайней мере из тех, кто ездит на машине. Я зачем–то постучал в дверь, а затем вошел.
Кишки и кровь уже убрали — не удивительно, ведь полиция не хотела допускать, чтобы внутренности полдня приманивали к себе мух. И все же я узнал эту комнату — по фотографиям, которые показывал коп. Здесь взорвался Роберт. Стоял жуткий запах органики — смеси протухшего молока, плесени и дерьма.
На голых стенах — ни фотографий, ни дешевых пейзажей, ни плакатов с изображением кинозвезд. Может, все сняли полицейские? Телевизора нет. Диван, кресло, обивка которого прожжена окурками. Это жилой дом или сквот?
Я заглянул в кухоньку, расположенную в одном из концов трейлера, затем развернулся, прошел по короткому коридору, ведущему в другую часть дома, толкнул дверь, за которой должна была быть спальня…
…и застыл. Внезапно передо мной появилось поле, припорошенное снегом, а на горизонте — горные вершины, врезающиеся в потрясающее фиолетовое небо. Казалось, кто–то отпилил конец трейлера. Только если бы это произошло на самом деле, я бы увидел соседский ржавый трейлер и брошенный «олдсмобиль» в зарослях сорняков.
Я отступил в коридор — сбитый с толку, напуганный тем, что меня может втянуть туда. Только минуту спустя я понял, что увидел фреску, протянувшуюся по стенам от пола до потолка.
Художник раскрасил стены, оконный переплет и, черт побери, даже сами стекла. Он раскрасил занавески, ковер, простыни и смятое одеяло на неубранной кровати — так что, если смотреть с порога, возникал не фотографический эффект, а нечто большее. Покрытая инеем трава, нарисованная на стене, продолжалась на тумбочке и на стоявшем на ней стакане, наполовину заполненном водой. Стакан был с трещинкой, но художник включил в картину и ее, превратив в отблеск солнечного света на обледеневшем листке.
Эффект был слишком мощный. В последний раз я чувствовал такую тяжесть в желудке в детстве, когда впервые увидел небоскреб. Сам Пикассо за всю жизнь не смог бы написать подобную картину. Наступи на ковер — и разрушишь фон, разгладь одеяло, и эффект пропадет.
Ух. Это просто… ух.
Не знаю, сколько я стоял там, потрясенный детальностью изображения, впитывая в себя детали.
Вот олень, а вот крошенные следы копыт на снегу. Вот маленькая уютная хижина, вот семья во дворе…
Стоило мне пристальнее вглядеться в картину, как удивление сменилось холодным ужасом.
То, что стоит перед горной хижиной — не деревце, а наскоро сколоченный крест, и на нем висит человек. Вместо ног у него культи. Рядом с крестом стоит женщина… на руках она держит младенца, на голове у него — кривой рог. И к несчастью для бедняги на кресте, малыш все еще голоден. На замерзшем пруду изо льда торчат не камыши, а чьи–то руки. А олень ? У него огромный член, за которым тянется бороздка в снегу…
Я закрыл дверь, решив, что больше никогда не буду ее открывать, двинулся по коридору в направлении гостиной, прошел мимо ванной, затем резко остановился и заглянул туда. Ничего необычного.
Унитаз стоит криво.
— Ну и что? — громко сказал я.
Проклятое любопытство. Зайдя в ванную, я увидел, что он действительно стоит не у стены, где ему полагалось быть, а в футе от нее. Оттащив унитаз в центр ванной, я обнаружил, что квадратная плита, к которой он прикручен, аккуратно закрывает квадратный люк. Вход в подвал?
Тупица, ты в трейлере! Скорее всего это тайник для наркоты. Вопрос в другом: какал жилец в унитаз после того, как отсоединил его от канализации ?..
Под люком, в слое гравия и земли, виднелся широкий лаз — человек проползти сможет.
Старый колодец? Минуточку… там виден свет. Неужели парень взял лопату и за выходные выкопал себе подвал ?
В тоннель уходила раздвижная лестница — из тех, которые держат в спальне на случай пожара.
Ага, лезь туда, тупица. Здесь же ничего не случилось — например, в нескольких шагах отсюда не взорвался человек. Спускайся — станешь обедом для печально известного Роющего взрывомедведя со Среднего Запада.
Нет, Джон меня сюда отправил с какой–то целью — скорее всего с абсолютно безумной целью, но отступать не хотелось. Я подумал о Джоне, о том, что придется прожить остаток жизни без него — и секунду спустя уже сидел на линолеумном полу, свесив ноги в люк. Я попытался заглянуть внутрь, однако увидел лишь, что там — как я и предполагал — горит свет. Я ухватился за край отверстия и сошел в тоннель, нащупывая ногами ступеньки лестницы, скользкие от налипшей на них грязи.
Вокруг воняло чем–то заплесневелым. Сделав несколько шагов, я столкнулся с новым смрадом — резким запахом гнили и экскрементов.
Лаз глубиной примерно в два моих роста оканчивался темной камерой, где можно было встать не сгибаясь. Вонь усилилась; я спрыгнул, приземлившись в липкой луже робертомарлиевого дерьма.
Стряхнув дерьмо с ботинок, я выпрямился и задел головой о потолок, который оказался наудивление гладким. Комната представляла собой почти идеальный круг с диаметром, равным ширине трейлера. Ее освещал туристический фонарь, стоявший на полу слева. Внезапно до меня донесся странный гул.