Мешуга

После ужина Мириам попросила Макса вернуться в ее квартиру. Но Макс ответил:

— Не сегодня, милочка, не сегодня.

А мне он сказал:

— Пойди с ней. Мужчине в моем возрасте следует иметь заместителя. К тому же я обещал Приве рано вернуться. Аарон, как тебе удается остаться неженатым?

— Никто не хочет меня, — ответил я.

— Она тебя хочет, — и Макс показал на Мириам.

—

Я

— Ты бесстыжая девчонка!

— Что хорошо для гусака, то хорошо и для гусыни.

— Ты мужняя жена.

— Прежде всего Стенли не мужчина, а

голем [78].

— Итак, мы еще имеем школяра в придачу, а? Если бы наши предки могли тебя услышать, они бы разорвали на себе похоронные одежды и сидели бы в шиве [79]не семь дней, а семь лет.

— И чего бы они этим добились? — спросила Мириам.

— Поскольку Всемогущий хранит молчание целую вечность и еще в среду, как можем мы что-нибудь знать? — спросил Макс. — Он хочет, чтобы мы искали правду, а мы подобны слепым лошадям, которые заблудились среди темных канав. Иногда, Мириам, я называю тебя коровой. Но настоящая уродина моя жена, Прива. Она сидит за столом для спиритических сеансов, зажигает красный свет и вызывает всяких духов, будто Эндорская колдунья [80]— Спинозу, Карла Маркса, Иисуса, Будду, Бал Шем Това [81]. Она приказывает им прийти, и они приходят и приносят послания с того света.

Когда мы вышли из ресторана, Макс пробормотал:

— Мне нужна эта поездка в Польшу, как дырка в голове. Дайте мне слово, вы оба, что придете на прием. — Макс взял наши руки в свои; его рука была необычно теплой. Он сказал: — Ареле, не будь дурнем. Ты можешь выйти в победители, как они здесь говорят. Такси! — Такси остановилось, и Макс обернулся к нам: — Увидимся на «парти»!

Мы с Мириам решили ничего не говорить Максу о нашей связи. Возможно, он уже понял и не нуждался ни в каких признаниях. Если он не знал или не был уверен, зачем расстраивать его перед путешествием? Мы разговаривали о нем, как обычно дети говорят о своих родителях. Я сказал Мириам, что у нее комплекс отца (я не имел в виду Эдипов комплекс [82]), и она не отрицала этого. Просто огрызнулась:

— А у какой дочери этого нет? — и согласилась, что часто называла Макса

«Тателе» [83].

До сих пор я был уверен, что не смогу любить женщину, зная, что она любит другого. Теперь я осознал, что на самом деле это часто случалось и раньше. Я любил женщин, у которых были мужья. Я любил их ради них самих и никогда не завидовал их мужьям. Более того, я использовал любую возможность, чтобы напомнить женщине, что ее муж всегда должен быть для нее важнее меня. Интересно, было ли мое отношение к мужу чисто прагматическим или за ним скрывалась своеобразная этика. В те годы я верил, что сексуальное пробуждение последнего времени приведет к неофициальным, но допускаемым (обществом) многоженству и многомужеству. Редко бывало, чтобы современный мужчина посвящал все годы своей жизни единственной женщине, так же как редкая женщина уступала только одному мужчине. Обществу приходится создавать нечто вроде сексуальной кооперации, вместо предшествовавших обманов и адьюльтеров. Мне часто казалось, что суть измены не в том факте, что двое мужчин делят одну женщину или две женщины — мужчину, а в той лжи, которую обе стороны вынуждены говорить, в коварных обманах, которые закон подсовывает тем, кто просто честен по отношению к своей природе, физическим и духовным потребностям. Впервые я любил женщину, которую я не хотел обманывать, так же как и она меня.

Как хорошо иметь дело с молодой женщиной, не чувствуя обязанности убеждать ее, что она есть и будет моей единственной любовью! Какое удовольствие знать, что у меня нет необходимости требовать от любимой того, чего я не был готов спросить с самого себя. В те дни, которые мы проводили вместе, обычно в квартире на Парк-авеню, где Мириам нянчила Диди, мы говорили об эскимосах, тибетцах и других народах, которые не видели смысла в сексуальном собственничестве. Я рассказывал Мириам о группах анархистов, о последователях Прудона [84], Штюрнера [85], мадам Коллонтай и Эммы Голдман [86], которые рассматривали свободную любовь как основу социальной справедливости и будущего человечества. Оставался единственный вопрос: что будет с детьми? Сам я не имел ни малейшего желания стать отцом. Но Мириам постоянно говорила о пробудившемся в ней желании иметь ребенка.

Я провел день перед приемом у Трейбитчеров в обществе Мириам и в первый раз собирался остаться на ночь в ее квартире. С того дня, как Макс познакомил нас, прошло две недели, но мне они показались необычайно длинными. В этот вечер, когда мы с Мириам вышли из кафетерия и шли по Бродвею, я почувствовал спокойствие, которое могла принести лишь настоящая любовь. У меня не было других желаний, кроме как быть с Мириам. Стояло лето, и мы с Мириам шли, держась за руки. На юном личике Мириам была какая-то задумчивость, которая пленяла меня самой сущностью жизни. Мы свернули с Бродвея к Централ-Парк-Вест по Сотой-стрит, которую прошли, будто во сне. Мы вошли в подъезд дома Мириам, и лифтер молча поднял нас наверх. Очутившись в полутемной квартире, окна которой смотрели на парк, мы легли, не раздеваясь, на широкую кровать, как будто прислушиваясь к тому, что переполняло наши сердца. Мириам прикоснулась губами к моему уху и прошептала:

— Это твой дом.

Я часто размышлял о животных и путях их любви. Мощные, как большинство созданий Господа, они не обнаруживали особой удали в половых отношениях. Я был свидетелем спаривания лошадей и коров, а также львов в зоопарке. Они делали то, что делали, и затем возвращались к своим обычным занятиям. Причина этого, говорил я себе, заключается в том, что животные лишены речи, в отличие от мужчин и женщин, для которых язык неотделим от желания. С помощью слов мужчины и женщины выражают свои страстные стремления, свои нужды, все, что уже происходит, и все, что еще может произойти.

В

Я снова закрыл глаза, и мне показалось, будто Мириам прошептала мне несколько слов, но я не разобрал их смысла. Вдруг она испустила приглушенный вопль, Я тотчас проснулся, пронзенный смертельным ужасом. Кто-то копошился у наружной двери, пытаясь взломать ее. Мириам перекатилась, едва не упав с кровати. Вор или грабитель, или кто-то еще, ухитрился войти в квартиру. Внезапно в прихожей загорелся верхний свет, и я увидел молодого человека, невысокого и коренастого, с длинными волосами и черной бородой. На нем были розовая рубашка и грязные брюки. В правой руке он держал револьвер, а в левой небольшую сумку. Это напомнило мне сцену из второсортного фильма, хотя я понимал, что мой конец может быть близок. Я чуть успокоился, но потом снова насторожился, Мириам, совершенно голая, сделала движение, как будто собираясь ударить мужчину, но остановилась.

— Стенли! — воскликнула она.

— Да, это я, — сказал молодой человек. — Пожалуйста, постарайся не вопить и не делать глупостей.

Я сел в кровати, тоже голый, наблюдая эту сцену без страха, который должен бы был охватить меня, и даже с любопытством. Я знал, что Стенли был законным мужем Мириам. Она уже рассказывала о нем — о его сексуальных затруднениях, его слезливой сентиментальности.

78

Голем— ( ивр., букв. «комок, что-то неоформленное») — глиняный истукан, по преданию, оживленный пражским раввином Ливом бен Бецалелем; в просторечии — болван.

79

Шива— траурный обычай оплакивания; оплакивающие сидят на полу в разорванных одеждах без обуви семь дней.

80

Эндорская колдунья — волшебница из Эндора, которая вызвала для царя Саула дух пророка Самуила (см. Библию, Первая книга Царств, гл. 28).

81

Бал Шем Тов(букв. «Владеющий благим именем Божьим») — прозвище основателя хасидизма, Израеля бен Елиезера (около 1700–1769).

82

Эдипов комплекс — желание сексуальных отношений со своими родителями; герой древнегреческой трагедии Эдип спал со своей матерью.

83

Тателе( идиш) — папочка.

84

Прудон Пьер (1809–1865) — французский экономист и социолог, идеолог анархизма.

85

Штюрнер Макс (1806–1856) — немецкий публицист и социолог, идеолог анархизма.

86

Эмма Голдман (1869–1940) — американская анархистка.