Последний тамплиер

Янссон представил де Анжелису присутствующих агентов. Участие посторонних в совещаниях по столь щекотливым делам было в высшей степени необычным, однако папский нунций, посланник Ватикана в США, знал, на какие кнопки нажать, чтобы обеспечить некоторое отступление от обычной практики.

Рейли предположил, что монсеньору под пятьдесят. Аккуратно подстриженные волосы ровными дугами отступали к вискам, на которых поблескивала седина. Стекла очков в стальной оправе чуть затемнены, манера обращения доброжелательная и скромная.

— Прошу вас, не прерывайтесь из-за меня, — сказал он, садясь.

Янссон тряхнул головой, отбрасывая какую-то мысль.

— Пока что улики нас ни к чему не привели, падре. Избегая предвзятости — а я должен подчеркнуть, что следствие пока на стадии догадок и предположений, — скажу, что нам видится в этом деле политическая подоплека.

— Понимаю, — отозвался де Анжелис.

Янссон обернулся к Рейли, который с некоторой неловкостью продолжил свою мысль. Он полагал, что необходимо ввести монсеньора в курс дела.

— Мы говорили, что за налетом стоит не просто похищение музейных сокровищ. Способ ограбления, выбранное для него время — все говорит о том, что это не простой вооруженный грабеж.

Де Анжелис оценивающе поджал губы.

— Понимаю…

— У нас рефлекс, вроде коленного, — продолжал Рейли, — в первую очередь искать исламских фундаменталистов, но в данном случае я почти уверен, что дело не в них.

— Почему вы так думаете? — спросил де Анжелис. — Как ни прискорбно, они, видимо, питают к нам ненависть. Вы, конечно, помните, какой шум поднялся после ограбления багдадского музея. Обвинения в пристрастности, упреки, ярость… Произвело неприятное впечатление в том регионе.

— Поверьте, на них это не похоже, совершенно не похоже. Для них типичны открытые атаки, они охотно признают свое участие и обычно используют камикадзе. Не говоря уже о том, что ни один исламский фундаменталист не стал бы украшать себя крестом. — Рейли взглянул на согласно кивавшего де Анжелиса. — Конечно, мы непременно рассмотрим и эту версию. Но я бы поставил на другое.

— Пена… — Янссон употребил политически некорректное обозначение леворадикальных террористов.

— Похоже на то, — небрежно кивнул Рейли.

Для него «одинокие волки» экстремизма и доморощенные бомбисты-радикалы были такой же рутиной, как и международные террористы.

Де Анжелис растерянно взглянул на них.

— Пена?

— Местные террористы, падре. Группки с нелепыми названиями, вроде «Порядка» или «Молчаливого братства», по большей части руководствующиеся идеологией ненависти, именуемой истинным христианством. Насколько мне известно, это довольно странное извращение термина.

Монсеньор неловко шевельнулся.

— Но я полагал, что все эти люди — фанатики христианства.

— Так и есть. Но не забывайте, что речь идет о Ватикане — о католической Церкви. А эти типы — не фанатики Рима, падре. Их извращенное учение — между прочим, весьма далекое от католического — не признается Ватиканом. Вы достаточно ясно дали понять, что не хотите иметь с ними ничего общего, и не без оснований. Если у них есть общая черта, помимо того, что во всех бедах они винят черных, евреев и гомосексуалистов, то это ненависть ко всему, исходящему от правительства, — в первую очередь нашего, а за компанию — и вашего. Они объявили нас Великим Сатаной — странное совпадение с мнением о нас Хомейни, которое все еще распространено в мусульманском мире. Это ведь те самые типы, которое взорвали здание федерального правительства в Оклахоме. Христиане. Американцы. У нас их полным-полно. В Филадельфии мы только что взяли одного парня, за которым давно гонялись, — он принадлежит к организации «Арийские нации», к Церкви сынов Иеговы. Так вот, этот парень до недавнего времени отвечал за взаимодействие «Арийских наций» с исламистами. Он признал, что после 11 сентября пытался создать союз с антиамериканскими исламскими экстремистами.

— Враг моего врага… — задумчиво протянул де Анжелис.

— Вот именно, — согласился Рейли. — У этих людей довольно искаженный взгляд на мир, падре. Нам не так-то легко понять, к чему они стремятся.

Рейли замолчал, и в комнате некоторое время было тихо. Затем Янссон заключил:

— Отлично, вот вы и займитесь ими.

Ничуть не обескураженный, Рейли кивнул:

— Займусь.

Янссон повернулся к Блэкбарну:

— Родж, ты продолжаешь заниматься версией простого ограбления?

— Обязательно. Пока нет более точных версий, ни одну нельзя сбрасывать со счетов.

— Хорошо, хорошо. Падре, — теперь он обернулся к де Анжелису, — нам бы очень помогло, если бы вы достали нам подробный список похищенного. Цветные фотографии, вес, размеры — все. Нам придется распространить сводки…

— Разумеется.

— Кстати, святой отец, — вмешался Рейли, — один из всадников, по-видимому, интересовался всего одним предметом, вот этим.

Он показал распечатанный кадр видеозаписи музейной системы наблюдения. На нем был изображен четвертый всадник, с шифратором в руках. Рейли передал листок монсеньору и пояснил:

— В музейном каталоге экспонат назван многодисковым механическим шифратором. Как вы думаете, почему ради него он пренебрег валявшимися под ногами драгоценностями?

Де Анжелис поправил очки, внимательно изучил фотографию и покачал головой.

— Простите, я ничего не знаю об этом… механизме. Могу только предположить, что он представляет ценность как редкостный образчик техники. Каждому иногда хочется блеснуть талантами, и, видимо, этой слабости поддались даже мои братья, составлявшие экспозицию выставки.

— Ну, может быть, вы справитесь у них? Возможно, им что-то придет в голову… Не знаю… Может быть, кто-то из коллекционеров уже интересовался этой диковинкой?

— Я спрошу.

Янссон оглядел всех. Все было решено.

— Ладно, ребята, — сказал он, собирая свои бумаги. — Покажите этим психопатам, что мы не шутим.

Когда все вышли, де Анжелис приблизился к Рейли и пожал ему руку.

— Благодарю вас, агент Рейли. Я чувствую, что мы в надежных руках.

— Я до них доберусь, падре. Зацепка всегда найдется.

Монсеньор встретился с ним глазами, взглянул пристально.

— Вы можете звать меня Майклом.

— Если не возражаете, пусть остается «падре». Не так легко отказываться от привычек.

Де Анжелис не скрывал удивления:

— Вы католик?

Рейли кивнул.

— Вы воцерковлены? — Священник вдруг потупил взгляд, словно смутившись. — Простите, мне не следовало спрашивать. Мне тоже не легко отказаться от старых привычек.

— Ничего. И, отвечая на ваш вопрос, да.

— Вы знаете, — заговорил явно обрадованный де Анжелис, — наша работа в чем-то схожа. Мы оба помогаем людям справиться со своей грешной природой.

Рейли улыбнулся.

— Пожалуй… Хотя не думаю, что вам до сих пор приходилось сталкиваться с грешниками такого калибра.

— Да, это беспокоит… В мире многое идет не так, как следовало бы… — Он поднял взгляд на Рейли. — Что делает вашу работу еще более важной.

Монсеньор заметил, что Янссон смотрит на него: тот, видимо, хотел что-то сказать.

— Я совершенно уверен в вас, агент Рейли. Я верю, что вы их найдете, — сказал человек в воротничке пастора, прежде чем выйти из комнаты.

Рейли посмотрел ему вслед, потом поднял со стола распечатку видеозаписи и, укладывая в папку, еще раз взглянул на нее. В уголке снимка, зернистого из-за низкой разрешающей способности аппаратуры, ясно видна была фигурка, забившаяся под витрину и в ужасе разглядывающая всадника. Из просмотра записи он помнил, что это фигура светловолосой женщины, которую он заметил в ту ночь на выходе из музея. Он представил, что ей пришлось испытать, какой ужас перенести, и проникся к ней сочувствием. И пожелал мысленно, чтобы у нее все было хорошо.

Он закрыл папку и, уже выходя, задумался о слове, которое употребил Янссон.

«Психопаты».

Оно не внушало бодрости.