Страница 37 из 106
Кого еще немцы считают своими, пригодными для них? В этом лагере я убедился, что тот, кто безукоризненно выполняет все порядки и правила в немецком вкусе: четкость, быстрота, опрятность, веселый вид. Такого человека немцы называют открытым человеком, довольным новыми порядками и, следовательно, готовым выполнить их задание. В Зандбергском лагере я пробыл до 20 сентября т.г.
Как только я прибыл в Зандберг, через несколько минут полковник Шмидт называет мою фамилию.
Думаю, что что-то не так, что кто-то «стукнул». Кто это мог сделать, я догадывался. Подхожу к полковнику по всем правилам строевого устава Красной Армии. Он посмотрел на меня с головы до ног и говорит, что «ладно, после».
Дело складывалось довольно незавидно. Я начинаю избирать способы защиты. Я решил, что эту защиту можно найти у людей, с которыми я ехал.
По дороге из Пскова я познакомился со старшим лейтенантом Яковлевым, лейтенантом Ивановым Б. С, ст. лейтенантом Гончаровым, лейтенантом Степановым. Эти люди и ряд других ненавидят немцев. От них я узнал, что Хомяков сомневается во мне, он меня хорошо знает и не верит мне, чтобы я решил перейти на сторону немцев. Он говорит, что я был жестоким командиром, плохо относился к подчиненным, много ругал немцев и т. д. Мне стало ясно, что вопрос очень сложный и моя судьба будет зависеть от моего умения защищаться. Эти люди были готовы, но их мало, надо было сделать так, чтобы никто не мог сказать против меня, а все за меня.
Работать с людьми мне помог табак, которого у меня было килограмма 3. Когда я в составе команды 16 человек направлялся из Конотопского лагеря в Псков, то на ст. Конотоп из тюков, приготовленных к погрузке, набросал целый рукав от маскировочного халата табачных листьев. В это время в лагере давали 3 сигаретки в день. Я этот табак раздавал всем. Такая мелочь, как табак, помогла мне кое-что сделать. Через 2–3 дня меня вызвал полковник. Настроение не из приятных. Прихожу к полковнику Шмидту, там были Хомяков, Афонин и еще один. Все земляки. Теперь мне ясно все.
Полковник спрашивает: «Вы занимались в дороге агитацией?» Нет, не занимался. «Вы говорили эстонцам, латышам и т. д., что в Советском Союзе плохо жить?» Нет, господин полковник, не говорил. Ни эстонского, ни латышского, ни литовского, ни польского языков я не знаю. Пленные работали под конвоем очень далеко, а эвакуированные работали за проволокой, и к ним никто не подходил. «Вы говорили перечисленным народам в дороге, что войну Германия проиграла, что Германия стремится к мировому господству и т. д.?» Нет, не говорил. Не настолько я уж глуп, чтобы открыто говорить такие вещи, да к тому же я вообще ни с кем не говорил и из вагона даже не выходил. Об этом могут сказать все, с кем я ехал. Полковник спросил у Хомякова и других. Они сказали, что занимался агитацией, перечислили, какой. После моего последнего рассказа полковник подумал и говорит: «Хорошо, идите, я приду». Приходил полковник, выстраивал роту и перед ротой меня и их троих.
Полковник спрашивает: «Вы знаете лейтенанта Черепова?» Все хором: «Знаем. Занимался он в дороге агитацией, говорил он пленным, эвакуированным и т. д., что вот Германия, и т. д.». Все хором: «Нет, он из вагона не выходил! Он с нами ехал в одном вагоне». Полковник говорит: «Вот видите, оклеветать хотели человека. Помощники нашлись». Полковник приказал командиру роты посадить их в бункер. Дня через два-три они были отправлены в концлагерь как разлагатели дисциплины и компрометирующие немецкую политику. С меня свалилась гора.
Не успел пережить одну неприятность, как наступает другая. В этом лагере работал провокатор — гестаповец капитан Алексеев, бывший командир зенитного батальона Зап. воен. округа. Однажды сижу, курю на траве, он подходит и спрашивает: кто я, откуда я, кто я по национальности. Я ему все рассказал. На меня все чаще и чаще смотрят офицеры. Мне непонятно, в чем тут дело. От людей я узнал, что этот капитан подозревает во мне еврея. В этом лагере я встретил сержанта Вазиева, с которым служил в одном подразделении до войны и в первые дни войны. Он был ординарцем у этого капитана. Этот Вазиев убедил капитана, что я не еврей, что он меня хорошо знает как командира отделения еще до войны. Капитан, наконец, отвязался от меня. В этом лагере нас часто выстраивали и какие-то гражданские лица обходили строй и осматривали каждого с головы до ног. Это они отбирали евреев.
Руководящий состав лагеря Зандберг — комендант лагеря в сентябре 1943 г. был капитан, фамилию не знаю. Приметы: выше среднего роста, волосы черные, полный, лицо смуглое, стройная походка. На рукаве СД.
Помощник коменданта — полковник Шмидт. В лагере от Вазиева я слышал, что полковник в прошлом якобы командир соединения погранвойск НКВД или полковой комиссар. По национальности немец, родился в СССР. Приметы: лет 44–45, среднего роста. Блондин с лысиной на голове.
Фельдфебель Попов Сергей Сергеевич, говорил мне, что полковник Шмидт разоблачен немцами как член ВКП(б) и куда-то выслан за то, что в борьбе с партизанами ставил командирами отрядов коммунистов, например подполковника Воеводина.
Начальником штаба в это время был капитан Рогаткин, который, как слышал я от приехавших из Зандберга, ушел к партизанам со своим отрядом.
Капитан Рогаткин — бывший командир Красной Армии. В беседах с Рогаткиным заметно было, что он был доволен успехами Красной Армии. Мне с ним пришлось однажды быть вместе и смотреть на карту. Он показывал, куда Красная Армия будет наступать после Конотопа и т. д. Он был уверен, что Красная Армия разобьет немцев. Приметы: 1914 г. рождения, маленького роста, блондин, курносый.
Числа 20–21 сентября 1943 года я в составе отряда около 200 человек под командованием подполковника Воеводина был направлен в Псков. Прибыли в лагерь части 28344. По прибытии в Псков около 100 человек во главе с подполковником Воеводиным было направлено на борьбу с партизанами. Человек 25, во главе с лейтенантом Ивановым, было направлено в другой отряд. Позднее человек 15 было направлено на работу, 30 человек в диверсионную школу. Эти 30 человек посылались школой в Германию как на экскурсию. Остатки этого отряда и старые лагерники составили роту обслуживания лагеря части 28344. Я был в офицерском резерве и ожидал назначения.
В Зандберге я хорошо познакомился с лейтенантом Степановым Александром (отец его как будто бы генерал Еременко). В дороге из Зандберга он говорил, что ему сделать — уйти сейчас к партизанам или лететь в тыл СССР и там обезвредить группу, в составе которой он полетит. Я ему предложил такой план: подобрать десяток-полтора хороших товарищей и в соответствующий момент взять начальника школы, поднять остальной личный состав и уйти к партизанам.
В октябре он организовал группу в 13 человек. Среди этой группы оказался предатель, который за несколько дней о готовящейся операции информировал начальника школы Хорвата. За несколько часов до операции Хорват по одному вызвал руководителей этой группы, арестовал их, а потом и остальных 10 человек. Обо всем этом я узнал, когда попал в эту же школу. Троих руководителей расстреляли, а остальных как будто бы отправили в лагерь военнопленных.
С нашим агентом Зиной Дроздовой, которая находилась в д. Шекино Крупецкого района Курской области, не удалось наладить связь потому, что я оказался в Псковском лагере части СД — 28344, плюс к этому Красная Армия наступала и подходила к Конотопу. Здесь играло роль время. Я должен был явиться к ней через месяц.
С лейтенантом Ивановым Б. С. я передал добытые мною и им сведения о РОА, об охране штабов немецких соединений. Он должен был сообщить и обо мне. В октябре он был послан с группой человек 26 в отряд по борьбе с партизанами.
Иванов должен был связаться с партизанским отрядом и перевести к партизанам свой отряд. Примерно через неделю ему вместе с другими товарищами удалось увести этот отряд, примерно составлявший около 90 человек, в один из партизанских отрядов, действовавших южнее Пскова. Об этом я узнал от Желудкова Василия, который не захотел уйти к партизанам. Желудков Иван — инженер-электрик ж.д. Работал на железной дороге в Московской области.