Страница 8 из 39
Судья Ди снова вздохнул. Он вспомнил о привидении. Доселе он ни разу в жизни не сталкивался с подобным сверхъестественным явлением и не был полностью уверен, что таковым оно было на самом деле. Это мог бы быть какой-нибудь фокус. Но в таком случае он был разыгран и перед следователем, и перед Таном. Кто же осмелился изображать из себя призрака прямо в стенах управы? И зачем? А может быть, в конце концов подумал он, это и вправду был дух убитого судьи. Откинув голову на спинку кресла, судья прикрыл веки и попытался вызвать призрака, представив себе его лицо таким, каким он его видел. А вдруг мертвый подаст ему какой-нибудь знак, чтобы помочь в разрешенье этой загадки?
Он быстро открыл глаза, но в комнате по-прежнему было тихо и пусто. Судья сидел некоторое время недвижно, без всякой цели созерцая красный лаковый потолок, пересеченный четырьмя тяжелыми балками. И заметил на потолке пятна пожухшей краски, а в углу над поставцом — пыльную паутину. Очевидно, чистота заботила покойного судью не так, как его старшего стряпчего.
Наконец явился старшина Хун, а при нем два стражника с большими подсвечниками. Судья Ди приказал стражникам поставить свечи на стол и отпустил их.
— Единственное, что нам досталось, старшина, — сказал он, — вот эти полки с книгами и свитками. Их здесь довольно много, но если ты будешь подносить их сразу по нескольку и забирать просмотренные, мы управимся достаточно быстро!
Хун бодро кивнул и взял стопку книг с ближайшей полки. Пока он рукавом стирал с книг пыль, судья развернул кресло к столу и начал просматривать добычу, разложенную перед ним старшиной.
Прошло не менее двух часов, прежде чем Хун вернул последнюю стопку книг на полку. Судья Ди откинулся в кресле и вынул из рукава складной веер. Энергично обмахиваясь, он сказал с довольной улыбкой:
— Ну вот, Хун, теперь у меня есть довольно четкое представление об этом человеке. Я просмотрел книги его стихов: написаны изящно, но по содержанию мелковаты. В основном — любовные, по большей части — посвященные блудницам, известным в столице и в прочих местах, где служил судья Ван.
— Вот и Тан, ваша честь, обиняками обмолвился, — вставил Хун, — судья, мол, был человеком не очень-то нравственным. Даже проституток не раз приглашал в свой дом, и они оставались тут на ночь.
Судья Ди кивнул.
— В той парчовой папке, которую ты подал мне пару минут назад, — сказал он, — не было ничего, кроме эротических рисунков. Кроме того, я обнаружил несколько трактатов о вине, о приемах виноделия в различных частях Империи, и поваренные книги. С другой стороны, он составил замечательное собрание великих поэтов древности, каждый том переплел и снабдил собственными заметками и примечаниями на полях — почти на каждой странице. То же самое можно сказать о его всеобъемлющей подборке трактатов по буддизму и учению даосов. Зато писания конфуцианских классиков остались в том же девственном состоянии, в каком были куплены! Далее: в его библиотеке, как я заметил, хорошо представлены науки — основные труды по медицине и алхимии, а также несколько редчайших древних трактатов о загадках, головоломках и всяческих хитроумных устройствах. Книги же по истории, государственной политике и управлению, а также по математике замечательны своим полным отсутствием.
Поворотив кресло, судья продолжил:
— Из всего этого я делаю вывод: судья Ван был поэт с обостренным чувством красоты, а также философ, глубоко интересовавшийся мистицизмом. И в то же время он был человек чувственный, немало приверженный всевозможным земным радостям, — сочетание, как я понимаю, не слишком редкое. Он был полностью лишен какого-либо тщеславия и предпочитал оставаться в должности судьи где-нибудь подальше от столицы, в тихом уезде, где он мог быть сам себе хозяином и жить, как ему хочется. Пенлей — уже девятое место, куда он был назначен судьей. А все потому, что у него, как я полагаю, не имелось ни малейшего желания продвинуться по службе! Но человек это был весьма образованный и любознательный! Его интерес к загадкам, головоломкам и хитроумным устройствам вкупе с многолетним опытом позволили ему стать неплохим судьей для здешних мест, хотя я вовсе не уверен, что он ревностно выполнял свои обязанности. Семейные узы были ему также безразличны. Поэтому после смерти первой и второй жены он больше не женился, довольствуясь мимолетными связями с блудницами и певичками. Он сам достаточно точно определил свой образ жизни в названии, которым наградил свою библиотеку. — Судья Ди веером указал на пластину с иероглифами, помещенную над дверью.
Хун не смог удержать улыбки, прочитав: «Келья Перекати-Поле».
— Однако, — продолжил судья, — я кое-что обнаружил, и это кое-что никак не сообразуется со всем прочим. — Взяв продолговатую записную книжку, отложенную в сторону, судья спросил: — Где ты нашел ее, Хун?
— Она лежала за книгами вон там, на самой нижней полке, — показал старшина.
— В эту записную книжку судья собственноручно записал длинные ряды дат и чисел, а далее следуют целые страницы сложнейших вычислений. И ни единого поясняющего слова. Однако господин Ван представляется мне не тем человеком, который стал бы заниматься всякой там цифирью. Полагаю, все денежные дела и расчеты он перепоручил стряпчему и служащим — или это не так?
Старшина Хун кивнул утвердительно.
— В нашем разговоре Тан намекал мне на это.
Судья Ди, покачивая головой, перелистал записную книжку и задумчиво проговорил:
— На эти вычисления потрачено огромное количество труда и времени — всякая, даже малейшая, ошибка вычеркнута самым тщательным образом и исправлена, ну и так далее. Единственный ключ — даты, самая ранняя — день в день двухмесячной давности.
Он встал и спрятал записную книжку в рукав.
— В любом случае, — сказал он, — я изучу это на досуге, хотя, разумеется, нет никакой уверенности, что эти записи касаются дел, связанных с его убийством. Однако несообразностям всегда следует уделять особое внимание. Так или иначе, теперь мы имеем довольно точный образ жертвы, а это, согласно руководствам по сыскному делу, первый шаг к обнаружению убийцы.
Глава пятая
Два молодца бесплатно ужинают в харчевне; странные события они наблюдают на набережной
— Первым делом, — сказал Ма Жун, когда они с Цзяо Даем вышли из стен управы, — первым делом надо бы подкрепиться. После возни с этими ленивыми недоносками я просто помираю с голоду.
— И от жажды! — добавил Цзяо Дай.
Они вошли в первую попавшуюся харчевню против юго-западного угла управы. То было маленькое заведение с выспренней вывеской — «Сад Девяти Цветов». Их встретил разноголосый гомон — помещенье оказалось переполнено. С трудом они нашли свободное место в самой глубине подле высокого прилавка, позади которого некий однорукий человек помешивал лапшу в огромном чане.
Усевшись, друзья стали разглядывать посетителей. В основном то были мелкие лавочники, забежавшие наскоро перекусить, чтобы успеть вернуться к вечернему наплыву покупателей. Они жадно поглощали лапшу, прерываясь лишь для того, чтобы передать по кругу оловянные кувшины с вином.
Мимо пробегал прислужник с подносом, нагруженным мисками лапши. Цзяо Дай поймал его за рукав.
— Четыре порции! И два больших кувшина! — приказал он.
— Успеете! — рявкнул в ответ прислужник. — Не видите, что ли, я занят!
Цзяо Дай разразился потоком колоритнейших проклятий. Однорукий за прилавком поднял голову, внимательно оглядел их, потом, бросив свой длинный бамбуковый черпак, двинулся к их столику. Его залитое потом лицо расплылось в широкой улыбке.
— Знаю только одного человека, который умеет так ругаться! — воскликнул он. — Какими судьбами вы здесь, господин?
— Забудь про господина, — цыкнул на него Цзяо Дай. — После того как нас отправили на север, я попал в опалу и утратил свой чин вместе с именем. Теперь меня зовут Цзяо Дай. Не можешь ли ты добыть нам какой-нибудь снеди?