Страница 35 из 39
Судья Ю смотрел на них, сверкая белками глаз. Он сердито мотал головой, отчего бирюльки на маковке его шляпы сверкали в резком свете цветных фонариков. Оркестр звучал чуть слышно; напряженность росла и передалась судье Ди.
— Говорите же, ваша часть! — проорал в нетерпенье толстяк.
— Заткнись! — к великому своему удивлению, услышал судья Ди свой собственный голос.
Громко ударили гонги. Судья Ю поднялся. Он выхватил грамоты из рук истцов, а затем вручил каждому бумагу другого. И воздел руки в знак того, что решение принято. Оба вельможи в недоумении таращились на свои бумаги.
Зрители оглушительно рукоплескали. Толстяк повернулся к судье и начал поучительным тоном:
— Ну что, ты опять не понял, да? Эти двое…
И тут же смолк. И челюсть у него отвалилась. Он узнал судью.
— Я все полностью понял, благодарю вас! — чопорно ответил судья.
Он встал, стряхнул с коленей апельсиновые корки и стал проталкиваться сквозь толпу. Старшина Хун последовал за ним, бросив последний тоскливый взгляд на сцену, где перед судейским столом уже стояла актерка, та самая, что указала им их места.
— Это действо о девушке, переодевшейся мужчиной, — сказал он. — Очень интересное, ваша честь!
— Нам пора возвращаться, Хун. — На этот раз судья был неумолим.
Они шли по запруженной народом улице, когда судья Ди внезапно сказал:
— Так оно всегда бывает, Хун: ждешь одного — получаешь совсем другое! Признаться, когда я был школяром, я представлял работу судьи чем-то вроде того, чем сейчас на сцене занимался старина Ю. Я думал так: вот сяду я на свое судейское место, снисходительно выслушаю всякие длинные, запутанные истории, хитросплетения лжи и противоречивых показаний. А потом вдруг обнаружу в них слабое место и немедленно произнесу приговор, повергнув в смятение преступника! Да, Хун, теперь-то я знаю, как это происходит на самом деле.
Они засмеялись и продолжили путь назад, к управе.
Вернувшись в управу, судья Ди повел старшину прямо в свой кабинет.
— Завари мне хорошего чаю покрепче, Хун! И себе также. Потом подготовь мое парадное облачение. Хотя мне не очень-то хочется идти на эту церемонию в Храм Белого Облака. Я бы предпочел остаться здесь и поразмыслить вместе с тобой о нашем деле. Но тут ничего не поделаешь!
Старшина заварил чай, судья сделал несколько неторопливых глотков. Затем сказал:
— Знаешь, старшина, теперь я начинаю понимать твое увлечение театром. Надо бы нам почаще бывать на представлениях. Сначала все кажется очень запутанным, а потом, как только прозвучат ключевые слова, все становится вдруг кристально ясным. Жаль, что с нашим делом об убийстве так не получится!
И он в задумчивости стал теребить усы.
Тем временем Хун, осторожно извлекая из кожаного короба парадный головной убор судьи, говорил:
— А то действо я уже видел прежде. Там дело в переодевании…
Однако судья Ди как будто вовсе не слушал его. Вдруг он грохнул кулаком об стол.
— Хун! — вскричал он. — Я, кажется, нашел! Всевластное Небо, если это так, я должен в этом убедиться немедленно! — И, поразмыслив еще немного, приказал: — Подай мне карту уезда!
Старшина поспешно расстелил на столе большую карту с рисунками. Судья Ди глянул на нее и кивнул головой.
Затем он вскочил и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину и насупив свои густые брови.
Хун не отрываясь следовал за ним взглядом. А судья все ходил и ходил из угла в угол, покуда наконец не остановился.
— Да, все так и есть! Все совпадает! Теперь за работу, Хун. Сделать нам надо многое, а времени осталось очень мало!
Глава семнадцатая
Набожный настоятель проводит великолепную церемонию; философ-скептик утрачивает свой лучший аргумент в споре
Мост Небесной Радуги за восточными воротами был освещен рядами больших фонарей; их цветные огни отражались в темной воде протоки. Вдоль дороги, ведущей к Храму Белого Облака, на высоких шестах висели гирлянды веселых цветных фонариков, а сам храм сверкал, озаренный факелами и масляными плошками.
На мосту, как заметил сидящий в паланкине судья Ди, народу почти не было. Час церемонии пробил; горожане уже собрались в стенах храма. Сопровождали судью только трое его помощников и два пристава. Старшина Хун сидел напротив него в паланкине, Ма Жун и Цзяо Дай ехали верхом, а два пристава во главе шествия несли на шестах два цветных фонаря с надписью «Управа Пенлея».
Паланкин внесли по широкой мраморной лестнице к вратам. Сюда уже долетали звуки тарелок и гонгов, сопровождавших монотонный монашеский хор, поющий буддийские молитвы. Из ворот пахнуло тяжелым ароматом индийских благовоний.
Главный двор перед храмом был забит народом. Над толпой на высокой террасе перед главным залом возвышался краснолаковый престол, на котором, скрестив ноги, восседал настоятель, одетый согласно своему высокому чину в фиолетовую рясу с оплечьем из золотой парчи. По левую руку от него в креслах пониже сидели судовладелец Ку Мен-пин, начальник корейского квартала и два цеховых мастера. Высокое кресло по правую руку от настоятеля, место для почетного гостя, было свободно. Рядом с ним в сверкающих латах и с длинным мечом на перевязи сидел предводитель отряда, присланного начальником форта. Далее следовали магистр Цао и два других цеховых мастера.
Перед террасой на воздвигнутом ради такого случая помосте стоял круглый алтарь, богато украшенный шелковыми полотнищами и живыми цветами. Там же на престоле возвышалось кедровое изваяние Господа Майтрейи под фиолетовым балдахином, подвешенном на четырех позолоченных столбах.
На помосте по обе стороны от алтаря сидели пятьдесят монахов. Слева — музыканты со множеством всевозможных музыкальных инструментов, справа — хор. Вкруг помоста стояла стража — копейщики в сверкающих кольчугах и шлемах. А дальше — плотная толпа народа; кому не хватило места, умудрились вскарабкаться на высокие основания колонн, стоящих вдоль фасада храма.
Паланкин судьи Ди опустился у входа во двор. Четверо пожилых монахов в великолепных одеждах желтого шелка вышли ему навстречу. Проходя по узкой, огороженной канатами дорожке, ведущей к террасе, судья заметил в толпе паломников множество китайских и корейских мореходов, пришедших на поклонение к своему небесному покровителю.
Судья поднялся на террасу, слегка склонил голову перед маленьким настоятелем и сказал, что неотложные дела по службе стали причиной опоздания. Настоятель любезно кивнул в ответ и окропил судью освященной водой из своей кропильницы. Судья Ди сел на почетное место, а трое помощников стали позади. В свою очередь предводитель отряда копейщиков, Ку Мен-пин и другие знатные горожане поднялись со своих мест, чтобы отдать низкий поклон судье. Когда они вновь расселись, настоятель дал знак музыкантам. Монашеский хор возгласил торжественный гимн во славу Будды.
При последних звуках славословия ударил большой бронзовый колокол. Десять монахов во главе с Хой-пеном, помавая кадилами, медленно двинулись по помосту вкруг алтаря. Сквозь густые облака курений, окутавших изваяние, оно поблескивало прекрасным темно-коричневым цветом.
По завершении обряда хождения Хой-пен спустился с помоста и, взойдя на террасу, стал пред настоятелем на колени и воздел над головой маленький свиток желтого шелка. Настоятель, подавшись вперед, принял свиток из рук Хой-пена, после чего тот вернулся на помост.
Три удара храмового колокола прозвучали, означив начало церемонии освящения. Настоятелю предстояло огласить молитвы, начертанные на шелковом свитке, затем окропить свиток святой водой и в завершенье обряда вложить его вместе с другими священными реликвиями в нишу в спине изваяния, тем самым придав ему ту же мистическую силу, какой обладало изначальное, изваянное из сандалового дерева изображение Майтрейи, находящееся в пещере.
Но едва только настоятель начал разворачивать желтый свиток, как вдруг со своего места поднялся судья Ди. Он остановился на краю террасы и медленно оглядел толпу. Все глаза обратились к этой властной фигуре в длинном одеянии из мерцающей зеленой парчи. Свет факелов сиял на его крылатой шапке черного бархата, шитой золотом. Судья некоторое время оглаживал бороду, затем спрятал руки в широкие рукава. Он заговорил, и голос его ясно прозвучал над собравшимися.