Страница 27 из 39
Она шагнула к нему и приложила палец к его губам.
— Не говорите так!
Цзяо Дай крепко обнял ее и поцеловал. Потом подвел к ложу, сел сам и усадил ее рядом.
— Подождите, — шепнул он ей на ухо, — вот приплывем назад, и я останусь с вами на всю ночь!
Он хотел опять поцеловать ее, но она оттолкнула его голову ладонью и встала.
— Вы не очень-то пылкий влюбленный, не так ли? — Голос у нее стал низкий, грудной.
Она развязала сложный узел под грудью. Шевельнула плечами, и платье соскользнуло на пол. Нагая она стояла перед ним.
Цзяо Дай вскочил. Поднял ее на руки и отнес на ложе.
В их прошлое свидание она была довольно холодна, но теперь ее пыл ничем не уступал его пылу. И ему подумалось, что никогда ни единую женщину он не любил так сильно.
Утолив страсть, они лежали рядом. Цзяо Даю почудилось, что джонка замедлила ход — наверное, они уже подходят к причалу корейского квартала. С палубы донесся какой-то шум. Он попытался сесть, чтобы одеться, — одежда его лежала кучей на полу возле ложа. Но нежные руки Ю-су обвились вокруг его шеи.
— Не покидай меня так сразу! — прошептала она.
Наверху раздался грохот, сопровождаемый яростными криками и проклятиями. Ким Сон ввалился в каюту, сжимая в руке длинный нож. А руки Ю-су вдруг, словно клещи, стиснули горло Цзяо Дая.
— Прикончи его! Ну! — крикнула она Ким Сону.
Цзяо Дай схватил ее за руки. Пытаясь освободить шею, он сумел-таки сесть, но девушка всей тяжестью своего тела тянула его назад. Ким Сон подскочил к ложу, готовый ударить Цзяо Дая ножом в грудь. С невероятным усилием тот рванулся всем телом, пытаясь стряхнуть с себя девчонку. И в тот самый момент, когда Ю-су перевалилась через него, Ким Сон ударил. Нож вонзился ей вбок.
Ким Сон выдернул лезвие и отпрянул назад, с недоумением глядя на кровь, обагрившую белую девичью кожу. Цзяо Дай одним движением освободился от обмякших рук, обнимавших его за шею, вскочил и вцепился в запястье Кима. Ким уже пришел в себя и нанес сокрушительный удар левой, от которого у Цзяо Дая сразу заплыл правый глаз. Но Цзяо Дай, теперь уже двумя руками, выворачивал руку, сжимавшую нож, нацеливая острие в грудь Кима. Кореец попытался было опять ударить левой, но в тот же миг Цзяо Дай мощным толчком послал клинок вверх. И сталь глубоко вошла в грудь Кима.
Швырнув его спиной о стену, Цзяо Дай вернулся к Ю-су. Она наполовину свисала с ложа, рукой зажимая бок. Струйки крови сочились между ее пальцев.
Она подняла голову и посмотрела на Цзяо странными, неподвижно пристальными глазами. Губы ее зашевелились.
— Я должна была сделать это! — Она запнулась. — Моей родине необходимо это оружие; мы вновь должны подняться! Простите меня… — Губы ее дрогнули. — Да здравствует Корея!
Она задохнулась. Дрожь пробежала по ее телу, голова откинулась назад.
В этот момент сверху, с палубы, донеслись яростные проклятья Ма Жуна. И Цзяо Дай как был, голый, ринулся туда. Ма Жун сошелся в отчаянной схватке со здоровенным гребцом. Цзяо Дай обхватил руками голову здоровяка и резко крутанул. Человека повело в сторону, и Цзяо, не ослабляя хватки, бросил его через бедро. Гребец полетел за борт.
— О втором я уже позаботился, — задыхаясь, сообщил Ма Жун. — Третий, похоже, сам сиганул в воду.
Из левой руки Ма Жуна ручьем текла кровь.
— Вниз! — прорычал Цзяо Дай. — Я тебя перевяжу!
Ким Сон сидел на полу, прислонившись спиной к стене там, куда его отшвырнул Цзяо Дай. Красивое лицо исказила гримаса, остекленевшие глаза уставились на тело мертвой девушки.
Заметив, что он шевелит губами, Цзяо Дай склонился над ним и прошипел:
— Оружие, где оружие?
— Оружие? — пробормотал Ким Сон. — Это все ложь! Ей морочили голову, а она верила. — Он застонал, руки его судорожно хватались за рукоять ножа, торчащего из его груди. Слезы и пот заливали его лицо. — Она… она… какие же мы свиньи! — Он застонал, и его бескровные губы сомкнулись.
— Если это не оружие, то что же вы пытались вывезти? — не отставал Цзяо Дай.
Рот Ким Сона приоткрылся. Кровь хлынула. Он поперхнулся и выдавил из себя:
— Золото!
Тело его обмякло. Он повалился на бок.
Ма Жун с любопытством переводил взгляд с Ким Сона на обнаженное тело девушки и обратно.
— Она хотела предупредить тебя, а он ее убил, да?
Цзяо Дай кивнул.
Он быстро оделся. Затем осторожно уложил тело кореянки на ложе и прикрыл ее белым платьем. Да, подумал он, это цвет траура. С высоты своего роста он оглядел ее и тихонько сказал:
— Верность… Вот, Ма Жун, самая прекрасная вещь на свете, какую я знаю!
— Ах, чудесное чувство! — Голос, лишенный всякого выражения, прозвучал у них за спиной.
Цзяо Дай и Ма Жун обернулись.
В бортовом оконце торчала голова По Кая: сложив локти на подоконнике, он глядел на них.
— Святое Небо! — воскликнул Ма Жун. — Про вас-то я совсем забыл.
— Нехорошо! — По Кай неодобрительно покачал головой. — Я воспользовался оружием слабых — я сбежал. Тут есть такие узенькие мостки вокруг джонки, я и спрятался.
— Идите сюда! — рявкнул Ма Жун. — Поможете перевязать мне руку.
— Да уж, — посочувствовал Цзяо Дай, — кровища из тебя хлещет, как из свиньи.
Он поднял с пола белый шарф и стал обматывать им руку Ма Жуна.
— Как это случилось?
— Один из этих псов, — отвечал Ма Жун, — обхватил меня сзади. Я уже хотел бросить его через голову, а тут второй прет на меня с ножом и — в живот. Ну, думаю, конец мне, но второй, который сзади, вдруг взял и отпустил меня. В последний миг я успел крутануться, и нож попал не в сердце, а в левую руку. Ох, и вмазал я этому парню коленом промеж ног, а правой — в челюсть; он и вывалился через поручни в воду. А тот, сзади, который держал меня, к тому времени уже сообразил, что и ему лучше туда же, и сиганул за борт — только бултых я и услышал. Тут третий налетел. Здоровенный! А у меня левая рука никуда не годится. Ты подоспел в самое время!
— Так, кровь мы остановили, — сказал Цзяо Дай, завязывая концы шарфа на шее у Ма Жуна. — Рука пусть будет на перевязи.
Ма Жун скривился, когда Цзяо Дай потуже затянул узел. Потом спросил:
— Где же этот проклятый стихоплет?
— Пошли на палубу, — сказал Цзяо Дай. — Не то он выдует все вино из кувшинов!
Но когда они поднялись на палубу, там никого не было. Они окликнули По Кая. Единственный звук, в ответ нарушивший тишину, был далекий всплеск весла, донесшийся из тумана.
Проклиная все на свете, Ма Жун бросился на корму. Челнока не было.
— Вот собачий сын! Вот предатель! Он уплыл на этой посудине!
Цзяо Дай закусил губу.
— Догоним ублюдка — своими руками сверну его цыплячью шею.
Ма Жун попытался хоть что-нибудь разглядеть в тумане, окружавшем джонку.
— Само собой, брат, если только догоним, — медленно проговорил он. — Похоже, мы где-то в низовьях реки. Ему-то легче, а мы с тобой на этой лоханке не скоро доберемся до причала.
Глава четырнадцатая
Судья Ди рассуждает о двух покушениях; неизвестная женщина предстает перед судом
До управы Ма Жун с Цзяо Даем добрались только к полуночи. Оставив корейскую джонку у Моста Небесной Радуги на попеченье стражи восточных ворот, они приказали послать людей на нее и проследить, чтобы никто ничего не трогал.
Судья Ди все еще сидел в своем кабинете вместе со старшиной Хуном. Он очень удивился, увидев эту потрепанную пару.
Удивление его сменялось гневом по мере того, как Ма Жун излагал все произошедшее. И когда тот кончил, судья, вскочив с места, стал мерить шагами комнату, заложив руки за спину.
— Это невероятно! — наконец вскричал он. — Напасть на двух чиновников управы, да еще сразу после попытки устранить меня самого!
Ма Жун с Цзяо Даем вопрошающе взглянули на Хуна. Тот в коротких словах изложил им историю с перекладиной, рухнувшей на мосту через расселину. Не упомянув при этом о мертвом судье — он уже знал: единственное на свете, чего по-настоящему боятся два богатыря, так это всякой чертовщины.