Страница 31 из 58
Как-то вечером недели три тому назад я крепко выпил и отправился в храм, чтобы ночной воздух освежил мою голову.
Сел на каменную скамью и тут вижу — входит в сад девица.
У потупился; в зале царила мертвая тишина.
Подняв голову, художник посмотрел перед собой невидящими глазами и продолжил:
— Показалась она мне самой богиней Гуан Инь, сошедшей на землю, облачившись в тонкий халат из белого шелка, накинув на голову белый шелковый платок. На ее прелестном лице застыла глубокая, невыразимая печаль, слезы блестели на бледных щеках. Божественные черты ее навсегда запечатлелись в моей памяти, я буду помнить их до самой смерти.
У закрыл лицо ладонями, а затем бессильно опустил руки.
— Кинулся к ней, лепеча какие-то бессвязные слова, а она отшатнулась испуганно и прошептала: «Не смей говорить со мной, уходи! Я боюсь тебя!» Тогда я упал перед ней на колени, умоляя поверить мне.
Она запахнула плотнее халат и молвила тихим голосом: «Мне велено не покидать дома, но сегодня ночью я выскользнула наружу. Сейчас мне пора назад, иначе меня убьют! Никому не рассказывай обо мне. Я еще вернусь!»
Тут набежавшее облачко закрыло луну. В темноте я услышал звук легких, поспешно удалявшихся шагов.
В ту ночь я до самой зари обыскивал весь храм и его окрестности. Но она исчезла бесследно.
У замолчал. Судья Ди знаком повелел, чтобы ему дали еще одну чашку чая, но У нетерпеливо помотал головой.
— С того самого незабываемого вечера я ходил в заброшенный храм каждый вечер. Но она так больше и не пришла. Очевидно, ее держат где-то взаперти. Теперь, когда все узнали об ее ночном визите в храм, тот, кто похитил девушку, наверняка убьет ее.
И У снова разразился рыданиями.
После небольшой паузы судья Ди заговорил снова:
— Теперь вы убедились сами, юноша, как опасно не договаривать до конца. Суд сделает все возможное для того, чтобы отыскать девицу. А вы между тем расскажите нам, как вы убили генерала Дина!
— Я поведаю вам все, что угодно, ваша честь, но не сейчас! Умоляю вас, пошлите людей, чтобы спасти эту девушку, пока еще не слишком поздно!
Судья Ди пожал плечами и сделал знак приставам, которые схватили У и поволокли его обратно в застенок.
— Сюцай Дин, — молвил судья, — дело приобрело неожиданный оборот, который, впрочем, не имеет касательства к убийству вашего отца. Ясно, однако, что дальнейший допрос обвиняемого сейчас бесполезен. Посему я прекращаю слушание на некоторое время. — С этими словами судья встал и сошел с помоста.
Толпа зрителей медленно растеклась из присутствия, оживленно обсуждая между собой последние волнующие новости.
Переодевшись в домашний халат, судья Ди повелел десятнику Хуну позвать старосту Фана.
Ма Жун и Дао Гань уселись на скамеечки возле стола судьи.
Когда староста вошел, судья Ди сказал:
— Староста, я понимаю ваше душевное потрясение. Какое несчастье, что я не показал вам эту картину раньше, но я не мог и предположить, что она имеет какое-то отношение к вашей старшей дочери. И тем не менее это первое известие о ней за все время.
Произнося эти слова, судья взял кисть, алую тушь и выписал три повеления.
— Сейчас вы, — продолжал он, — возьмете двадцать вооруженных людей и немедленно направитесь в «Приют Трех Сокровищ». Ма Жун и Дао Гань покажут вам путь. Опытней их нет у меня сыщиков, они знают свое дело. Эти бумаги позволят вам входить в любой дом в квартале и проводить обыск!
Судья приложил большую печать управы к бумагам и вручил их Ма Жуну. Ма Жун поспешно сунул их в рукав, после чего все трое удалились.
Судья Ди тем временем повелел служителю принести чайник с горячим чаем. Отхлебнув из чашки, он обратился к десятнику Хуну:
— Мне отрадно, что староста теперь хоть что-то знает о своей пропавшей дочери. Теперь, когда известно, что это она изображена на картине, я начинаю находить в ее чертах сходство с младшей дочерью Фана, Черной Орхидеей. Как я этого сразу не заметил!
— Единственный, кто обратил на это внимание, ваша честь, — лукаво заметил десятник, — был наш славный боец Ма Жун.
Улыбка тронула губы судьи.
— Это может означать, — сказал он, — что Ма Жун разглядывал Черную Орхидею внимательнее, чем ты или я!
Тут же лицо судьи приняло обычное строгое выражение. Он сказал, взвешивая каждое слово:
— Одно Небо знает, в каком состоянии мы найдем бедную девочку, если вообще найдем. Если перевести описание, данное нашим восторженным приятелем-художником, с поэтического языка на язык обычных смертных, то в храм она явилась в одной ночной рубашке. А это означает, что ее держат взаперти в доме неподалеку от храма. Кто — неизвестно, возможно, какой-нибудь преступный сластолюбец, который, узнав, что она тайно покидала его дом, вполне мог убить ее. И в один прекрасный день мы найдем ее тело в пересохшем колодце…
— Между тем, — заметил десятник, — все это нисколько не приближает нас к разгадке убийства генерала Дина. Боюсь, придется подвергнуть У пыткам.
Судья сделал вид, что не слышал второй половины сказанного Хуном, и произнес:
— Занятная вещь: когда я упомянул в присутствии о том, что в дело замешана женщина, то побледнели и Дин и У. Как только Дин узнал, что речь идет о дочери старосты, он тут же успокоился. Это означает, что в убийстве генерала тоже каким-то образом замешана женщина, очевидно, та самая, которой Дин писал свои страстные послания.
Кто-то негромко постучал в дверь.
Десятник Хун встал и открыл. В кабинет вошла Черная Орхидея.
Она отвесила судье почтительный поклон и сказала:
— Я не смогла найти отца, поэтому я осмелилась потревожить вашу честь, чтобы сообщить новость.
— Заходите, не волнуйтесь, сударыня, — сказал радостно судья Ди. — Мы как раз беседовали об усадьбе Динов. Скажи мне, не удалось ли узнать, где молодой господин Дин проводит время, когда он не дома?
Черная Орхидея отрицательно покачала головой.
— Увы, ваша честь, — отвечала она, — слуги говорят, что они бы сами хотели, чтобы он почаще выходил из дома. По большей части Дин слоняется по усадьбе день-деньской, присматривая за челядью и распекая их при малейшей оплошности!
— Как он воспринял мое неожиданное посещение сегодня утром? — спросил судья.
— Я была в комнате молодого хозяина, когда слуга объявил о вашем прибытии. Он в это время сидел со своей женой и считал, во что обойдутся похороны генерала. Молодой хозяин очень обрадовался, что ваша честь пришли снова. Он сказал жене: «Разве я тебе не говорил, что в первый раз они очень плохо осмотрели отцовскую библиотеку? Какая радость, что судья вернулся, уж теперь-то он ничего не упустит!» Жена возразила ему мягко, что он зря считает себя умнее господина уездного начальника, а затем Дин побежал встречать вашу честь.
Судья беззвучно сделал глоток из чашки, а затем сказал:
— Спасибо тебе за твою службу, девица. У тебя зоркие глаза и чуткие уши. Возвращаться в усадьбу Динов тебе не обязательно. Сегодня мы кое-что разузнали про твою старшую сестру, и твой отец отправился на ее поиски. Отправляйся к себе: я уверен, что отец твой вернется с добрыми вестями.
Черная Орхидея тут же ушла.
— Странно, — заметил десятник Хун, — что сюцай так редко выходит из дома по ночам. Где же его любовное гнездышко, в котором он встречается с этой незнакомкой?
Судья Ди кивнул и сказал:
— Конечно, это могла быть старая история, которая давно уже позади. Чувствительные люди имеют несчастливый обычай сохранять воспоминания об угасших страстях. И все же, сдается мне, письма, которые принесла Черная Орхидея, были написаны совсем недавно. Сумел ли Дао Гань распознать в них какое-нибудь указание на то, кто эта женщина?