Страница 79 из 107
Поощряемые правительством конфуцианские принципы стали проникать в повседневную жизнь народа. И тогда впервые начали на деле прибегать к изолированности полов и изоляции женщин. Такое впечатление складывается из китайской литературы того времени, и оно подтверждается наблюдениями оказавшихся в Китае иностранцев с Запада. Португальский миссионер Гаспар да Крус, который в 1556 г. посетил Кантон (Крус называет его Кантам), был весьма удивлен тем, что не видел на улицах приличных женщин:
Обычно они не появляются на людях, так что во всем городе Кантаме я не встречал никаких женщин, за исключением нескольких распутных служанок и женщин низкого положения. Даже когда они покидают дома, их никто не видит, потому что они пользуются закрытыми паланкинами; когда же входишь в дом, то там их тоже не встретишь, разве что из любопытства какая-то из них приподнимет штору, чтобы посмотреть, кто же вошел, особенно если это иностранец [166].
Другой миссионер, Мартин де Рада, который побывал в Южном Китае несколькими годами позже, писал следующее:
Женщины там пребывают в заточении и благопристойны, так что, если не считать какую-нибудь старую каргу, нам очень редко удавалось увидеть женщину в городах и крупных поселениях. Только в деревнях, где, видимо, нравы более простые, нам предоставлялась возможность видеть их чаще, даже работающими в поле. С раннего детства их приучают бинтовать ноги, в результате чего ступни деформируются, так что все пальцы, за исключением большого, оказываются подогнутыми [167].
Последнее замечание показывает, насколько во второй половине династии Мин был распространен обычай бинтования ног.
Любопытно отметить, что говорил о китайских женах и наложницах знаменитый миссионер Маттео Риччи (1583–1610):
Существует также множество ритуалов и церемоний, связанных с помолвкой. Обычно люди вступают в брак в назначенный срок, и если в возрасте брачующихся разница слишком большая, к этому относятся неодобрительно. Брачный договор заключается между родителями той и другой стороны, но без согласия со стороны будущих супругов, хотя иногда с ними советуются. Представители высших сословий подыскивают супругов в своем же сословии, и для законного брака требуется, чтобы новобрачные имели одинаковое социальное положение. Всем мужчинам разрешается иметь наложниц, и здесь ни социальное положение, ни состоятельность не принимаются во внимание, единственным условием являются исключительно женские прелести. Наложницу можно купить за сто золотых, а иногда и того меньше. Среди низших сословий женщин продают и покупают за серебро, и делают это столь часто, как мужчина того пожелает. Король (т. е. император) и его сыновья выбирают себе жен исключительно за их красоту, не обращая внимания на их происхождение. Дамы аристократического происхождения не стремятся к браку с королевскими особами, поскольку жены короля не занимают особого положения в обществе, а содержатся в заточении в своем дворце и им даже не позволяется навещать родных. Кроме того, поскольку специальные чиновники выбирают из числа королевских жен тех, кому предстоит возлечь на брачное ложе, их выбор попадает лишь на весьма немногих.
Разумеется, когда говорится, что «жены короля» не занимают особого положения в обществе, имеются в виду только те женщины из императорского гарема, которые находились на самой низшей стадии.
Сложился особый культ женского целомудрия: ко вдовам, которые вторично выходили замуж, относились с осуждением, а развод, вне зависимости от причины, считался позором для женщины. Поэтому разводы по взаимному согласию стали происходить значительно реже, чем раньше. За мужем оставалось исключительно одностороннее право расстаться с женой по одной из следующих причин: 1) бесплодие, 2) распутство, 3) непочтительное отношение к его родителям, 4) болтливость, 5) воровство, 6) ревность, 7) дурная болезнь. Эти причины, за исключением первой, которая не считалась оскорбительной для правителя и князей, сохраняли силу для всех сословий. В то же время с женой нельзя было развестись при следующих обстоятельствах: во-первых, если в течение положенных трех лет она носит траур по родителям своего мужа; во-вторых, если во время их супружеской жизни ее первоначально бедный супруг достиг благополучия; и в-третьих, если она могла доказать, что у нее нет родителей, которые могли бы предоставить ей кров.
В то время как мужчины могли в равной степени проявлять интерес к конфуцианству, даосизму и буддизму, женщины, почти без исключения, склонялись к буддизму. Слова о всеобщей любви, сострадании, равенстве всех живых существ больше отвечали духовным потребностям женщин, а ослепительность религиозных церемоний привносила разнообразие в их монотонную жизнь. Особым поклонением пользовались прекрасные женские божества, такие как сострадательная бодхисаттва Гуаньинь, покровительница всех обездоленных и бездетных супругов. Особенно притягательной была для женщин школа Чистой Земли, провозглашавшая, что все живые существа могут попасть в рай, которым правит Амитабха, будда Бесконечного Света, если только они будут произносить искренне его имя «О-ми-то-фо!». Этот китайский вариант имени Амитабха служил для дам излюбленным выражением предельного удивления или восхищения. Для решения проблем в повседневной жизни мужчины охотнее прибегали к услугам даосских священников. Именно они давали советы, в каком месте лучше построить дом или о том, какие дни наиболее благоприятны для крупных и мелких мероприятий. Замужние же дамы преимущественно прибегали к советам буддийских монахинь, которым позволялось беспрепятственно входить в женские покои. Во время интимных бесед буддийские монахини могли проводить религиозные церемонии, чтобы, например, излечить больного ребенка или помочь избавиться от бесплодия. Они также давали женщинам советы по бытовым вопросам и выступали в качестве самозваных докторов или чудотворцев, излечивающих женские заболевания. Наконец, к ним обращались с просьбой обучить маленьких девочек чтению, письму и женским ремеслам.
В глазах общества монахини и женские монастыри пользовались весьма сомнительной репутацией. В романах и рассказах эпохи Мин рисуются красочные картины их предполагаемого беспутства. Многие верили, что монахинями становятся исключительно ради того, чтобы удовлетворять свои противоестественные наклонности, а женские монастыри полагали обителями скрытого порока. [168]Также считалось, и не без оснований, что посещая женские покои, монахини снабжают женщин любовным зельем и прочими снадобьями, а также являются посредницами во внебрачных любовных связях (на с. 277–278) уже упоминалось о рекомендации автора эпохи Юань не допускать во внутренние покои подобных монахинь). Более того, высказывались подозрения, что дамы посещают монастырь совсем не для молитвы или участия в религиозных службах, а лишь потому, что это удобный случай продемонстрировать свои лучшие одежды и украшения, чтобы привлечь к себе внимание мужчин.
Разумеется, сравнительно небольшое число юношей и девушек обращались к религии из искреннего желания вести благочестивую жизнь. Во многих случаях решение отдать девочку в монахини принимали родители, не спросив ее об этом, а иногда даже до ее появления на свет. Обычно это делалось по обету: скажем, в случае избавления от опасности родители обещали отдать в монастырь еще нерожденную дочь; или же если дочь серьезно заболевала, то давали обет отдать ее в монахини в надежде на выздоровление. Кроме того, монастырь служил прибежищем для девушек, не желающих выходить замуж за человека, которого никогда не видели, равно как для жен и наложниц, вознамерившихся избавиться от жестокого мужа или от издевательств свекрови. И наконец, монастырь открывал свои двери перед женщинами с лесбийскими наклонностями и перед распутницами, которые предпочитали иметь надежное место, чтобы там устраивать тайные свидания с мужчинами, не регистрируясь официально в качестве проституток. Поскольку монахинями становились представительницы самых разных сословий, то совершенно очевидно, что если настоятельница не обладала решительным характером, тут имелись все основания ожидать падения нравов в монастыре.
166
См.: Boxer С. R.South China in the Sixteenth Century. London, 1953 (Hakluyt Society. 2nd series. N. CVI). P. 149–150.
167
Boxer C. R. Op. cit. P. 282–283.
168
Типичным образцом является новелла «Кушак утки-мандаринки» из собрания минского времени «Синши хэнянь», опубликованного в 1627 г. плодовитым автором Фэн Мэн-луном. Имеется английский перевод: Acton Н., Lee Yi-hsieh.Four Cautionary Tales. London, 1947; существует также специальное иллюстрированное издание этой книги под названием «Glue and Lacquer», но иллюстрации в ней, хотя и хорошие с художественной точки зрения, дают совершенно превратное представление о китайском костюме, обычаях и интерьере.