Страница 67 из 107
Сами же сунские правители не следовали принципам школы, которую официально поддерживали. Лично их, как ранее ханьских императоров, намного более привлекал даосизм. Они стремились к поискам эликсира бессмертия и большую часть времени проводили, развлекаясь в гареме. Придворные хроникеры той поры упоминают также «картинки тайных забав» (биси ту), что может являться указанием на увлечение даосскими сексуальными практиками. Эротические изображения в целом стали часто называть «картинками [тайных забав] во дворце весны» (чуньгун хуа) или сокращенно «весенними картинками» (чуньхуа).
Во дворце и за его пределами еще сохранялась практика обучения при помощи «сексуальных пособий». Но некоторые авторы уже поднимали возмущенный голос против них. Сунский писатель Ван Моу (1151–1213) в первом разделе 29-й главы своего сочинения «Е кэ цун шу» приводит пространные рассуждения о сексуальных нравах правителя и придворной знати. Императоры, заявляет он, вступают в сексуальные отношения с огромным количеством женщин, и добавляет:
Нынешние князья и придворные содержат в изобилии жен и наложниц. Они используют их в качестве своеобразного лекарства, чтобы обрести «истинную сущность» и укрепить свою жизненную силу. Но оказывается, что это не приносит им никакой пользы: напротив, тем самым они только разрушают свое здоровье. И даже такой достойный человек, который должен был бы понимать [конфуцианский Принцип], как Хань Юй (знаменитый конфуцианец династии Тан), не смог избежать соблазна подобных наставлений. Слишком трудно управлять плотскими желаниями! Поэтому многие представители придворной знати наносят вред своему телу и лишаются жизни из-за тех, у кого «напудренные личики и подведенные брови», но не отказываются от подобных практик и не прислушиваются к зову рассудка.
Плодовитый сунский автор Цзэн Цао (известный под псевдонимом Чжияо-цзюйши; деятельность его приходится на период ок. 1150 г.) включил в сочинение «Дао шу» [140]главу под названием «Жун-чэн бянь» («Раздел о теориях учителя Жун-чэна»), где он также выступает против сексуальных практик даосских алхимиков. Его критика направлена в основном против трактата «Жу яо цзин» («Канона принятия лекарств»), написанного его современником Цуй Си-фанем. В даосском каноне, в том виде, как он был издан в период между 1444 и 1447 гг., содержится совершенно очищенный текст «Жу яо цзин»; он был переиздан в «Даоцзан цзияо» («Важные извлечения из даосского канона») с комментариями даоса Ван Дао-юаня, знаменитого писателя Ли Пань-луна (1514–1570) и ученого Пэн Хао-гу, жившего при Мин. Этот текст, в котором всего восемьдесят строк по три иероглифа в каждой, очень сильно искажен; и нет возможности получить какое-то представление о его изначальном содержании. Однако Цзэн Цао был известен полный текст оригинала. По цитатам в его сочинении (от которых не осталось и следа в подчищенном тексте) отчетливо видно, что «Жу яо цзин» был пособием по сексуальной даосской алхимии. Приведем оттуда один пример:
Я раздобыл книгу «Жу яо цзин» учителя Цуя, который объясняет «сражение» при плотском общении с женщинами… «Красный снег» объясняется там как истинная сущность [женской] крови; именно благодаря ей образуется зародыш в утробе. Он пребывает в матке вместе с принципом ян. Когда он оттуда выходит, появляется кровь. Когда туда проникает черепаха (т. е. когда мужской член входит в вагину), следует ожидать, что эта сущность будет выделяться женщиной в тот момент, когда она достигает вершины блаженства. Тогда черепаха, повернув голову и сохраняя собственное семя, впитывает и истощает сущность женщины. Когда ци утвердится, а дух пребывает в гармонии, то [полученное женщиной] ци проходит через «ворота» (позвоночный столб) и словно бы при помощи лебедки устремляется навстречу «желтому потоку», чтобы оттуда подняться к «вершине» (куньлунь, т. е. точке нихуань на макушке головы) и проявиться в «золотых вратах» (?). Затем оно входит в «киноварное поле», где постепенно превращается в эликсир. Прочтя такое, я преисполнился омерзения и спросил себя: неужели учитель Цуй на самом деле такое говорил? Насколько мне известно, мудрецы древности такими делами не занимались. Когда Чжан Дао-лин объяснял Дао желтого и красного (хуан чи) и групповые практики, согласно которым во время сексуального союза (хунь ци) происходит единение ци, целью его было способствовать развитию зародыша, и это не имело отношения к подлинным даосским адептам. И после того как Чжан Дао-лин погиб, подобные практики прекратились. Адепт Цин-лин заявлял: «Я видел людей, которые скончались из-за того, что использовали подобные методы, но не встречал никого, кто бы при помощи их обрел долголетие».
Из этого текста явствует, что в период Сун некоторые даосы продолжали использовать методы, которые в III в. стимулировали восстание Желтых Повязок. Относительно же иного значения термина «желтое и красное» (хуан чи), не встречающегося в древних текстах, где говорится о методах повстанцев Желтых Повязок, я расскажу подробнее в Приложении.
Мы уже видели, что авторы того времени именовали мужской член «черепахой» или «морской черепахой «гуи» Это название явно указывает на его физическое сходство с черепашьей вытянутой шеей и заостренной головкой. Черепаха вызывала и другие сексуальные ассоциации, но в течение долгого времени они никак не могли вытеснить ее роли в качестве устойчивого символа жизненной силы и долголетия. Только с эпохи Мин черепаха стала ассоциироваться с непристойными сексуальными аспектами, вплоть до того, что было запрещено изображать ее на произведениях живописи и прикладного искусства. Даже само слово гуй в высшем обществе стало запретным. Любопытно проследить постепенную деградацию этого символа, что позволило бы выяснить эволюцию конфуцианского пуританизма.
Как было показано в гл. 1, еще при династии Инь черепашьи панцири использовали для гадания. Это животное воспринималось как вместилище жизненной силы и считалось святым. В гл. 2 мы упоминали, что с древности художники любили изображать черепаху в качестве символа севера. Именно черепаха, вырезанная на камне, традиционно являлась основанием для надгробных плит; печати сверху нередко украшали изображениями черепахи. В качестве символа долголетия это животное постоянно встречается на вазах, коробках и прочих произведениях искусства.
Более того, слово гуй часто входило в состав личных имен; в качестве примера приведу имена знаменитого танского поэта и крупного знатока чая Jly Гуй-мэна (ум. 881) и писателя Пэн Гуй-лина (1142–1206), жившего при династии Сун. При поздравлениях по случаю дня рождения дарили надписи, в которые входил термин гуйлин («почтенный черепаший возраст»), и подобные надписи во время празднеств вешали на стены, чтобы все могли ими любоваться. И вдруг около 1300 г. это животное утратило свое былое величие.
Писатель Ван Ши-чжэнь (1634–1711), живший в начале эпохи Цин, отмечал этот факт, но объяснить причину не пожелал. Вот что он говорит в гл. 22 своего сочинения «Чи бэй оу тань», в разделе, озаглавленном «Мин гуй» («Гуй в личных именах»):
Единорог, феникс, черепаха и дракон являются «сверхъестественными» (яин) животными, поэтому при династиях Хань, Тан и Сун иероглиф гуй так часто использовался в личных именах, что перечислить их невозможно. Однако при династии Мин появился запрет на использование иероглифа гуй, причину чего объяснить я затрудняюсь.
Ученый Чжао И (1727–1814), живший при династии Цин, очень подробно рассматривает этот вопрос в своем сочинении «Гай юй цун као», в разделе «Запрет на использование слова гуй» (гл. 38, пятый параграф от конца). Вначале он приводит сунский текст, согласно которому жители провинции Чжэцзян избегали употреблять слово л — «утка», поскольку считали, что эти птицы размножаются путем гомосексуального союза. Далее Чжао объясняет, что в его время слово гуй попало под запрет, потому что обозначало «мужа, закрывающего глаза на неверность своей жены» (цзун ци син инь). Он приводит длинный список цитат из доюаньских источников, чтобы доказать, что до того времени не существовало запрета на употребление слова гуй и его охотно включали в имена и прозвища. Он также приводит цитированное выше высказывание Ван Ши-чжэня и делает вид, что ему непонятны причины запрета на использование этого слова в именах. Однако в то же время Чжао И цитирует текст юаньского сочинения «Чжэ гэн лу», где описывается состояние упадка одного старинного рода: «Юные девы почти всегда ведут себя, как крольчихи, которые пялятся на луну. А все мужчины подобны черепахам, втягивающим шею». По народным верованиям, крольчихи зачинают от того, что смотрят на луну. Следовательно, смысл первой строки: юные дамы склонны к беспорядочным сексуальным связям. Когда же идет речь о черепахе, которая втягивает голову, это означает, что она прячется в панцирь из опасения посмотреть правде в глаза; на Западе мы называем это «страусиной политикой». Смысл второй строки: мужчины из этой семьи закрывают глаза на беспутное поведение своих женщин. Чжао делает вывод, что уже при династии Юань слово гуй вызывало отрицательные ассоциации.
140
Первые семь глав из «Дао шу» были перепечатаны в серии «Цуншу цзичэн» как отдельное сочинение «неизвестного автора» под названием «Чжи ю цзы». Очевидно, эти семь глав именно в таком виде и имели хождение при династии Мин (см. предисловие Яо Жу-сюня, датированное 1566 г.). Любопытно, что современные издатели серии «Цуншу цзичэн» не смогли определить, что этот текст является частью «Дао шу».