Страница 4 из 107
При всей ограниченности и ненадежности сведений, которыми мы располагаем о династии Инь, все же имеется достаточно информации, позволяющей пролить свет по меньшей мере на один аспект сексуальной жизни в древнейшем Китае. В самом деле, некоторые материалы эпохи Инь настолько совпадают со свидетельствами позднейших времен, что могут считаться убедительными доказательствами, позволяющими высказать следующее предположение: хотя с эпохи Чжоу китайское общество было преимущественно патриархальным, до и/или при династии Инь в нем доминировало женское начало.
Прежде всего, иньская графема, изображающая женщину (нюй), представляет собой коленопреклоненную человеческую фигуру, у которой отличительной чертой являются диспропорционально огромные груди (рис. 1, г); подтверждением того, что изображены именно груди, а не, скажем, руки в широких рукавах или опущенные на бедра сжатые кулаки, является рисунок, обозначающий «мать» (му), в котором прорисованы соски (рис. 1, д). Пиктограмма же, изображающая мужчину (нанъ), состоит из элемента в виде участка возделанной земли и знака, обозначающего «труд» (рис. з, ср. и — один из вариантов). Исходя из этого, можно предположить, что если иньцы воспринимали женщину прежде всего как кормящую мать, то мужчину они ассоциировали с его деятельностью по возделыванию земли и заботами по поддержанию семьи, — подобное разделение функций является указанием на существование матриархата.
Для полноты картины приводим также позднейшие формы: еи ждля иероглифа «женщина» и формы ки лдля иероглифа «мужчина».
Во-вторых, с древнейших времен и до наших дней красный цвет обозначает в Китае созидательное начало, сексуальную силу, жизнь, свет и счастье. В качестве примера отмечу обычай династий Инь и Чжоу выкрашивать предметы погребальных жертвоприношений в красный цвет, чтобы тем самым предохранить их от разрушения [7]а также более поздний обычай преимущественно выбирать этот цвет для подарков и украшений по особо благоприятным поводам, а также во время брачных церемоний, которые даже обозначали термином «красное дело» (хунши). Для обозначения красного цвета в его животворящей функции использовалось слово чи, которое в иньской графеме передается через изображение пылающего огня. Иероглиф чи применялся также для обозначения розового тела новорожденного, но одновременно имел и значение «голый». Белый цвет, напротив, всегда ассоциировался с отрицательными влияниями, слабой сексуальной энергией, смертью и трауром. Церемония захоронения обозначалась термином бай ши («белое дело»). Иньская графема с обозначением «белого» (бай) была также связана с графемой «земля» (ту), и вне всяких сомнений, один из современных исследователей был прав, усмотрев в этой графеме фаллос. [8]В китайской алхимической и эротической литературе мужчина постоянно называется «белым», а женщина «красной» (нань бай нюй чи), а голые тела на эротических картинках часто выкрашивались в соответствующие цвета. Подобная цветовая символика позволяет предположить, что в давние времена женщину в сексуальном отношении ставили выше мужчины.
В-третьих, мне хотелось бы обратить внимание на иероглиф, обозначающий «родовое имя» (син). Начиная со второй половины периода Чжоу этот иероглиф состоял из двух элементов: слева в качестве классификационного ключа использовался элемент «женщина», а справа графема со значением «рожать». Этот иероглиф часто приводят в подтверждение существования в архаичном китайском обществе матриархата, поскольку он отчетливо указывает на то, что дети наследовали родовое материнское имя. К сожалению, насколько я знаю, до сих пор не удалось обнаружить этот иероглиф среди иньских надписей на костях, а на всех мне известных чжоуских графемах вместо радикала «женщина» стоит радикал со значением «человек» (жэнь). Но в любом случае, даже оставив в стороне вопрос о том, действительно ли иероглиф син с радикалом «женщина» восходит к эпохе Инь, бесспорным остается следующее: на протяжении более двух тысячелетий этот иероглиф неизменно использовался в значении «родовое имя», что является красноречивым свидетельством живучести матриархальных воспоминаний в китайском сознании.
В-четвертых, в древних династийных легендах сообщается, что некогда наследование власти правителями (или, возможно, главами кланов) переходило от деда к внуку, таким образом пропускалось целое поколение родственников по мужской линии. Вне всяких сомнений, у социологов есть все основания истолковывать эту традицию как пережиток стадии перехода от матрилинейного к патрилинейному.
И наконец, в древних мифах и легендах женщины наделяются особой магической силой. Еще более важно, что в «пособиях по сексу» — известные образцы которых относятся к началу нашей эры, но которые несомненно восходят к более глубокой древности — женщина предстает как хранительница тайн секса, владеющая всей совокупностью сексуальных знаний. Во всех текстах, где говорится о сексуальных отношениях, женщина выступает в роли искусной наставницы, а мужчина — в роли невежественного ученика [9]….
Само собой разумеется, что чисто патриархальная система при династии Чжоу и при последующих династиях изменила существовавший порядок. Конфуцианская школа мысли, ориентировавшаяся на практические потребности общества, в основе которого лежала прочная семейная система, превозносила мужчину как лидера и бесспорного главу семьи, объявляла его сильным и активным, усматривала в нем символ света, тем самым ставя выше Женщины, которая слаба и пассивна, символизирует собой мрак. Тем не менее во все те века, когда шло формирование конфуцианского мировоззрения, так и не удалось до конца вытеснить из глубин китайского подсознания материнский образ. На протяжении всей истории существования китайской мысли и религии в них наблюдается наличие встречного потока, впоследствии выкристаллизовавшегося в даосизм, где отрицательному началу отдавалось преимущество перед положительным, а бездеятельности — перед активностью. Как мы увидим ниже, в разные эпохи китайские представления о сексе восходили к идее о том, что женщина — это Великая Мать, питающая не только свое потомство, но и своего партнера, который во время сексуального акта укрепляет и обновляет свою жизненную силу, обращаясь к ее неистощимому источнику. Образ матери превалирует в позднем даосизме и в виде эзотерического принципа «начала всего сущего», и в более осязаемых физических формах. В мистической даосской литературе встречаются такие туманные термины, как «глубокая долина» или «сокровенные врата»; в сексологических и магических даосских трактатах эти выражения служат просто для обозначения матки и вульвы.
Похоже, что все подобные термины восходят к представлениям о женщине как о земле-чреве. Как мы увидим ниже, считалось, что туманы и облака обладают повышенным содержанием жизненной энергии; этим объясняется и китайский обычай подниматься на возвышенные места, чтобы там, поглощая энергию, восполнять жизненные силы. В то же время считалось, что и земля впитывает в себя космическую жизненную энергию, а люди могут частично ее поглощать, если достаточно глубоко проникнут под землю. Марсель Гране отмечал следующее важное обстоятельство: чжоуские правители для крупнейших торжеств или для вынашивания планов с целью приобрести политическую власть (ради чего не исключалось и убийство) удалялись в подземные помещения или в пещеры, а их подданные собирались там для разгульных пирушек или сексуальных оргий; в любом случае их целью было укрепление существующего статуса. [10]Более того, этот принцип распространялся не только на людей, но даже на животных, которые обитали в подземных норах и пещерах, благодаря чему могли накапливать большое количество жизненной энергии. Лисам, барсукам, черепахам, медведям и прочим животным приписывались долголетие и сверхъестественные способности, что (по крайней мере отчасти) объяснялось следующим образом: уже благодаря своему образу жизни эти животные пребывают в постоянном и непосредственном контакте с космическими силами, заключенными в недрах земли. Позднейшие даосские источники объясняли долголетие черепахи наличием у нее «эмбрионального дыхания», т. е. способности дышать под землей подобно тому, как дышит ребенок в утробе матери. При всей неопределенности подобных верований они тем не менее позволяют с полным правом считать, что ассоциативная цепочка «женщина — чрево — земля — созидательная энергия» является более древней, чем другая: «мужчина — фаллос — небосозидательная энергия». Возможно, что первая цепочка ассоциаций восходит к той глубокой древности, когда люди еще не сознавали, что совокупление является единственной причиной зачатия.
7
Однако, по-видимому, в эпоху Хань считалось, что белый цвет являлся более предпочтительным при династии Инь, а красный — у правителей Чжоу. Ср. «Ли цзи», гл. Тань-гун, I, 13: «Иньские жители почитали белое… Жители Чжоу почитали красное» («Инь жэнь шан бо, Чжоу жэнь шан чи»), Ханьский философ Ван Чун (27–97) приводит в своем трактате «Лунь хэн» (СБЦК, т. 6, гл. 19, с. 7а) легенду, согласно которой Тай-гун (Цзян Цзы-я, советник царя Вэня династии Чжоу) при сражении с иньцами избрал следующую тактику: он кормил мальчика киноварью, пока тот не подрос и тело его не стало совершенно красным, после чего велел ему провозглашать на улицах, что династия Инь скоро погибнет; иньцы сильно перепугались, решив, что «красная» Чжоу, являющаяся воплощением силы и света, собирается нанести поражение «белой» Инь, слабой и пребывающей в упадке. Но не исключено, что этот мотив был привнесен ханьскими конфуцианцами с целью восславить правителей Чжоу, которые являлись для них признанным образцом; см. ниже наши соображения в начале гл. 3.
8
См.: Karlgren В. Some Fecundity Symbols in Ancient China // Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities. N 2. Stockholm, 1930; только некоторые из выдвинутых им теорий получили широкое признание.
9
Я не вполне уверен, стоит ли включать сюда встречающееся в некоторых Китайских источниках, например в сочинениях Шан-цзюня, замечание о том, что в Глубокой древности дети знали только своих матерей, но не отцов (Duyvendank J. J. L. The Book of Lord Shang // Probhstain's Oriental Series. Vol. 17. London, 1928. P. 225). По-видимому, мы скорее имеем дело с искусственной картиной, предлагаемой позднейшими китайскими авторами, чем с реальными отголосками матриархата.
10
См.: Stein Я А.Pr&entation de l'ceuvre posthume de Marcel Granet le Roi Boit // Аппёе Sociologique. Paris, 1952. P. 64–65.