Страница 5 из 7
— Понимаю. Вернёмся ко вчерашнему вечеру. Сообщил ли господин Чун, когда собирается вернуться?
— Нет, ваша честь. Слуге было велено его не дожидаться. Видите ли, мой партнёр был заядлым рыбаком. Если на причале ему казалось, что погода хороша для рыбалки, он мог нанять судно и провести всю ночь на реке.
Судья Ди задумчиво кивнул.
— Военная стража сообщила вам, что они арестовали молодого рыбака по имени Вэн Сан-лян. Часто ли ваш компаньон нанимал его лодку?
— Этого я не знаю, ваша честь. Ведь на причале слоняются десятки рыбаков, и почти все они не прочь заработать несколько медяков. Но если мой компаньон нанял лодку Вэна, то меня не удивляет, что у него возникли неприятности, ибо Вэн — отчаянный головорез. Мне это известно, потому что я и сам немного рыбачу и часто слышал, что о нём говорят другие. Грубый, необщительный парень. — Он вздохнул. — Хотел бы я рыбачить так же часто, как мой компаньон, но где взять время… Да, было очень любезно с вашей стороны принести ключи, ваша честь. Какая удача, что Вэн не забрал их! Вот этот, большой, от библиотеки моего бывшего компаньона, а другой от несгораемого сундука, где он хранил важные бумаги. — Лин протянул руку, чтобы взять ключи, но судья Ди сгрёб их и убрал в рукав.
— Господин Лин, — сказал он, — раз уж я здесь, посмотрю бумаги господина Чуна прямо сейчас. Произошло убийство, и пока оно расследуется, все бумаги жертвы, будучи возможными уликами, временно поступают в распоряжение властей. Прошу вас проводить меня в библиотеку.
— Разумеется, ваша честь.
Они поднялись по широкой лестнице, и Лин указал на дверь в конце коридора. Судья отпер её большим ключом.
— Благодарю вас, господин Лин. Я вскоре спущусь к вам.
Судья вошёл в маленькую комнату, запер за собой дверь, а затем настежь распахнул низкое широкое окно. Крыши соседних домов блестели в сером тумане. Судья сел в просторное кресло за письменный стол розового дерева лицом к окну. Бросив взгляд на стоящий на полу обитый железом сундук, он откинулся на спинку кресла и задумчиво огляделся по сторонам. В маленькой библиотеке царила безупречная чистота. Комната была обставлена простой старомодной мебелью. Белёные стены без единого пятнышка были украшены двумя свитками с пейзажами хорошей работы, а на массивном пристенном столе чёрного дерева стояла изящная фарфоровая ваза, в которой увядало несколько роз. Стопки книг в парчовых футлярах были аккуратно сложены на полках маленького книжного шкафчика из пятнистого бамбука.
Судья скрестил на груди руки. Он гадал, какая может быть связь между этой со вкусом обставленной библиотекой, принадлежащей, казалось, скорее учёному, нежели ростовщику, и пустой тёмной комнатой в полуразрушенной сторожевой башне, дышащей тленом, забвением и ужасающей нищетой. Судья покачал головой, наклонился и отпер железный сундук. Содержимое его было вполне под стать скрупулёзной опрятности комнаты: пачки документов, каждая из которых была перевязана зелёной лентой и снабжена этикеткой. Он выбрал те, что были помечены словами «личная корреспонденция» и «счета и квитанции». В первой было несколько важных бумаг, относящихся к вложениям капитала, а также письма от сына, посвящённые большей частью семейным делам, а также просьбам к господину Чуну о советах и указаниях. Проглядывая вторую связку, судья Ди сразу увидел своим намётанным глазом, что покойный придерживался скромной, почти аскетической жизни. Вдруг судья нахмурился. Он обнаружил розовую квитанцию с печатью дома свиданий. Она была датирована полутора годами ранее. Судья быстро пролистал связку и обнаружил ещё полдюжины подобных квитанций; последняя — полугодовой давности. Очевидно, господин Чун после кончины жены искал утешения в продажной любви, но вскоре убедился в тщетности этой затеи. Со вздохом судья открыл лежавший на дне сундука большой конверт с надписью: «Завещание». Документ был составлен год назад и гласил, что всё недвижимое имущество — весьма значительное, а также две трети капитала господин Чун оставляет двум своим сыновьям. Оставшуюся треть и ростовщическую контору он завещал господину Лину «в знак признательности за его долгую и преданную службу».
Судья убрал бумаги в сундук. Потом встал и осмотрел книжный шкаф. За исключением двух словарей с загнутыми страницами, все книги оказались поэтическими сборниками, наиболее полными изданиями самых известных лириков былых времён. Судья просмотрел один из томов. Каждое трудное слово было снабжено комментарием, написанным красной тушью неумелой, довольно неуклюжей рукой. Медленно кивнув, судья поставил книгу на место. Да, теперь всё понятно. Господин Чун вынужден был заниматься делом, не позволяющим проявлять свои чувства, а именно ростовщичеством. На редкость уродливая внешность не оставляла ему надежды на искреннюю любовь. Сердцем романтик, устремлённый к высоким материям, он оставался чрезвычайно застенчивым и робким, когда дело доходило до проявления чувств. Будучи купцом, он, разумеется, получил только начальное образование, а потому упорно старался расширить свои литературные познания, читая со словарём старых поэтов в этой маленькой библиотеке, которую запирал столь тщательно. Судья Ди снова опустился в кресло и вынул из рукава складной веер. Обмахиваясь, он задумался об этом необычном ростовщике. Для внешнего мира единственной чертой, выдававшей чувствительную натуру этого человека, была его любовь к птицам, явленная клеткой внизу. Наконец судья встал. Он уже готов был убрать веер в рукав, как вдруг замер. Некоторое время он рассеянно смотрел на веер, затем положил его на стол. Последний раз оглядев комнату, судья направился вниз.
Хозяин предложил ему ещё чашку чая, но судья Ди покачал головой. Протянув Лину два ключа, он сказал:
— Я возвращаюсь в судебную управу. Среди бумаг вашего компаньона я не нашёл ничего указывающего на то, что у него были враги, следовательно, это дело и вправду таково, каким кажется, а именно — убийство в целях ограбления. Для бедняка три серебряных слитка — это удача. Почему так трепыхаются эти птички? — Он подошёл к клетке. — А, вот в чём дело, у них вся вода высохла. Вам стоит приказать слуге наполнить поилку, господин Лин. Лин что-то пробурчал и хлопнул в ладоши. Судья Ди принялся шарить у себя в рукавах. — Какая небрежность с моей стороны! — воскликнул он. — Я оставил наверху мой веер. Не могли бы вы принести мне его, господин Лин? Как только Лин бросился к лестнице, в комнату вошёл старый слуга. Когда судья сообщил ему, что воду в клетке следует менять ежедневно, слуга ответил, покачав головой:
— Я говорил господину Лину, но он не слушает. Не заботится о птицах. А вот мой хозяин, он любил их, он…
— Да, господин Лин рассказал мне, что вчера вечером даже поспорил из-за этих птиц с вашим хозяином.
— Ну, так и было, ваша честь, оба они были несколько возбуждены. С чего бы это, ваша честь? Я услышал только несколько слов о птицах, когда принёс рис.
— Не имеет значения, — быстро проговорил судья. Он услышал, как господин Лин спускается по лестнице. — Что ж, господин Лин, благодарю вас за чай. Зайдите в управу, скажем, через час с важнейшими документами, касающимися имущества вашего покойного компаньона. Мой старший чиновник поможет вам заполнить официальные формуляры и зарегистрирует последнюю волю господина Чуна.
Господин Лин рассылался в благодарностях и почтительно проводил судью до дверей.
У ворот судебной управы судья Ди приказал стражникам вернуть кузнецу нанятую им лошадь и направился в свои личные покои, что находились за канцелярией. Старый дворецкий сообщил ему, что в кабинете дожидается советник Хун. Судья кивнул.
— Скажи банщику, что я желаю немедленно вымыться.
В примыкающей к бане гардеробной судья поспешно избавился от рубахи, пропитавшейся потом и дождём. Он ощущал грязь и на теле, и на душе. Банщик облил его холодной водой и принялся остервенело тереть спину. Но лишь после того, как судья полежал в бассейне с горячей водой, он почувствовал некоторое облегчение. В завершение банщик помассировал ему плечи, насухо растёр полотенцем, облачил в свежую рубаху голубого хлопка и надел на голову чёрную шапку из тонкой кисеи. В этом наряде судья отправился на женскую половину.