Страница 56 из 77
— Уходи…
— Наташа! Ну пожалуйста, не будь такой жестокой, я…
— Жестокой?! После того, что здесь было? После того, как ты оставил меня в квартире с подонком, чтобы тот изнасиловал меня?! Убирайся, я ненавижу тебя! Ненавижу!
— Я не виноват в том, что так получилось! — по-бабьи взвизгнул Нигилист. — В этом и твоя вина! Ты настояла на том, чтобы мы поехали в этот дерьмовый Гирей, из-за тебя я встретился с каким-то гнусным типом, из-за тебя попал в идиотскую ситуацию! Об этом хоть подумала?
— Ты не виноват?
— Ну, хорошо, виноват, но не только я…
— А кто же еще?
— И ты тоже.
— Ты еще хуже, чем я думала. Ну, пожалуйста, оставь меня в покое, оставь, оставь! Я понимаю, что это твоя квартира, я уйду отсюда, сегодня же, немного приду в себя и уйду…
— Это твоя квартира, никуда ты не уйдешь отсюда.
— Ты думаешь, сможешь меня удержать? Никогда! Я ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу!
— Наташа! — Нигилист встал перед ней на колени. — Прошу тебя, прости. Прости, Наташа! Я сделаю для тебя все, что хочешь! Хочешь машину? Или поедем в Америку, по Нью-Йорку погуляем, по Сан-Франциско? Все, Наташа, все, только прости!
— Ненавижу.
— Я понимаю, не сейчас, не сегодня. Прости когда-нибудь… Наташа? — Он пытался заглянуть в ее глаза. — Когда-нибудь прости меня, Наташа… Я буду ждать. Я сам себя накажу за то, что случилось. Это твоя квартира, Наташа, я ухожу… Может, я и подонок, но не могу… не могу, не могу!! — закричал он, вскакивая на ноги и бестолково размахивая кулаками. — Я не могу так!!
Наташа укрылась одеялом с головой. Нигилист побежал в другую комнату, схватил чемодан, принялся торопливо собирать вещи. Он швырял в открытую пасть чемодана костюм, рубашки, носки, белье, какие-то бумаги из рабочего стола.
— Наташа, я ухожу. А ты остаешься, ты остаешься здесь, это твоя квартира, все здесь твое. Я знаю, что тебе некуда идти — и не надо. Деньги я оставил в ящике стола, потом еще дам. Ты можешь делать все, что хочешь. Я надеюсь… Наташа, ты слышишь? Я надеюсь вернуться сюда. Я зайду через недельку, когда ты успокоишься, когда… Я зайду, и мы поговорим всерьез. Только не делай глупостей, пожалуйста, Наташа. — Помолчал, глядя на постель, потом с надеждой спросил: — Ты ничего не хочешь мне сказать напоследок, Наташа?
— Нет… — простонала она сквозь слезы.
— Через неделю… А пока… — Нигилист растерянно пожал плечами. — Больше я ничего не могу сделать.
Если бы Наташа видела его в эту минуту, она бы сильно удивилась. Растерянный, не знающий, что делать, Нигилист — такого не только она, многие, кто знал Петра Яковлевича, никогда не видели.
Он вышел из квартиры, старательно запер дверь на ключ, постучал к Ратковскому. — Проблемы, Петр Яковлевич? Может, мне нужно было все же остаться дома вчера? В конце концов, могли быть непредвиденные последствия.
— Все последствия предвиденные, — мрачно процедил сквозь зубы Нигилист, швырнув чемодан на пол. — Я о них знал, когда Шеваров отказался помочь. Если бы ты остался дома, вмешался, что бы мы сейчас делали? Думать нужно было, когда я соглашался. Все остальное только усугубило бы положение. Мои вещи пока побудут у тебя.
— Переезжаете?
— Поживу пока в гостинице. Вопрос не в том, стыдно мне или нет смотреть в глаза жене. Вопрос в другом, Олег: МОГУ ЛИ Я ВООБЩЕ СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА ЭТОЙ ЖЕНЩИНЫ? Знаешь, какой ответ? Я НЕ МОГУ! Видно, в генах моих закодировано: делай все, что хочешь, но только не это. Я чувствую, что сойду с ума, если останусь в этой комнате.
— Я надеюсь, все будет нормально, Петр Яковлевич, — неуверенно пробормотал Ратковский.
— Не надо, Олег. Я все прекрасно понимаю и не тешу себя надеждой, что Наташа простит меня. Хотя, все может быть… Но, по крайней мере, я чуть-чуть лучше стану, если оставлю ей и квартиру, и все, что там есть. Это не для нее — для меня нужно.
— Я вас понимаю, Петр Яковлевич.
— Ну, вот и отлично. Поехали в офис, посмотрим, как там дела обстоят. Потом сниму номер, наверное, в «Президент-отеле», а ты привезешь чемодан. И вот еще что… Пока будешь жить в своей комнате, присматривай за Наташей. Надеюсь, ты понимаешь, как с ней вести себя. Я не хотел бы разочаровываться в тебе, Олег.
— Понял, Петр Яковлевич. Постараюсь помочь ей.
В комнате секретарши перед кабинетом Шеварова горой возвышался на стуле улыбающийся Миша.
— Петр Яковлевич! — обрадовался он, увидев Нигилиста. — Петр Яковлевич, спасибо вам! Это ж просто фантастика! Вдруг отпустили, даже извинились, а то на допросах прямо-таки душу вынимали, скажи да скажи, кто эти люди, и все такое. А я что? Я ничего не знаю, так им и говорил, так они… А потом — бац! Иди, говорят, извини… А мне тут сказали — Петр Яковлевич постарался. Как же вам удалось? Там такие псы двуногие…
— Удалось, но это было непростым делом. — Ратковский присел на стул рядом с Мишей. — Очень сложным.
— Да, — равнодушно кивнул Нигилист. — Все нормально, Миша? Не слишком там напугали тебя?
— Да оно, конечно, страшновато было, сами понимаете — не санаторий. Но я ваш должник, Петр Яковлевич. Если что понадобится, вы только шепните. В лепешку расшибусь!
— Ну, и хорошо. — Кивнув, открыл дверь в кабинет генерального директора концерна «Сингапур».
— А вот и наш герой! — воскликнул Шеваров, поднимаясь из-за стола. — Рад тебя видеть, Петя, очень рад. Ты что-то уставшим выглядишь. Как здоровье?
— Нормально.
— Ну давай, присаживайся, поговорим о наших делах. По-моему, все потихоньку налаживается. А? Ты-то как думаешь? Да садись ты, садись, Петя, в ногах правды нет. — Шеваров самолично придвинул Нигилисту стул.
Петр Яковлевич сел, привычно поддернул брюки на коленях. Молча, в упор уставился на шефа.
— Тяжело? — посочувствовал Шеваров.
— Тяжело, — кивнул Нигилист.
— Может, отдохнешь деньков десять? Смотайся в Испанию, погрейся на солнышке, на песочке, там сейчас ох как хорошо, не то что у нас, дожди, проклятые, замучили. А? Заслужил, заслужил.
— Что сказал Радик?
— Все вопросы с тобой уладил. Миша, как видишь, на свободе, никаких обвинений, никаких подозрений. Насчет тюменцев — он берется выбить этот контракт. И вообще уважает нашу фирму, готов и дальше работать, развивать, так сказать, дружеские связи.
— Понятно, — скрипнул зубами Нигилист.
— Не переживай, забудется, перетрется-перемелется! — Шеваров подошел, похлопал Нигилиста по спине — заботливо, отечески, как и подобает настоящему руководителю, отцу-командиру.
«Что ж ты раньше-то не проявил заботу, гад пузатый? — злобно подумал Нигилист. — Не помог, не посочувствовал? Ведь знал же Наташу, улыбался ей, комплименты говорил!»
— Может, и забудется, Степан Петрович. А сейчас у меня возникли проблемы личного плана.
— Проблем личного плана в нашей фирме не бывает, Петя, — развел руками Шеваров. — Ты и сам это знаешь.
— Значит, это проблемы концерна, — жестко произнес Нигилист. — Я так думаю, концерн дорожит своими ведущими сотрудниками? Или не очень?
— Ну, что у тебя за проблемы, Петя? Наташа, конечно, горюет… Не бери дурного в голову, дело молодое, пройдет. Устрой ей променад по Парижу или Голливуду, и все как рукой снимет.
— Я ухожу от нее, Степан Петрович. Это оказалось страшнее, чем я думал.
— Да ты что?! — ужаснулся шеф. — Неужели серьезно? Травмы?
— Вы знаете, я не из пугливых. Но вчера мне по-настоящему стало страшно. Так получается, что сейчас я не могу жить в своей квартире. И Наташу не могу выгнать.
— Ну что ж, поживи пока в отеле. А потом видно будет.
— Так и сделаю. А потом, Степан Петрович, мне нужна квартира. Такая же, к особой роскоши не привык. Надеюсь, концерн сделает.
— А сам не можешь, да? — ехидно прищурился Шеваров.
— А сам не хочу. Все это случилось из-за того, что я всеми средствами хотел поскорее решить вопрос с тюменской нефтью. И я решил его. Все довольны, все уже подсчитывают прибыль. Один я в дураках. За свои деньги новую квартиру должен покупать! Это справедливо, Степан Петрович? О всех других делах я просто молчу. Ошибся — и наказан. Но квартира…