Дикие пчелы

– Знамо так. Чего там воду в ступе толочь.

– Вы, барин, говорите, а могут донести – и пропали. А ить вы человек хороший, – загудели мужики.

– Ладно, за меня не бойтесь, я у царицы видный человек. Знаете ли вы, что есть на этой земле один человек, имя которого Ленин. Его даже царь боится.

– Новый Исус Христос появился. Не знаем мы такого. Да и для ча нам знать, все это пустое, – махнул рукой Нестор.

– Но знай я того Ленина, то доказал бы ему, что он играет в глиняные блины. Где, когда, кто видывал, чтобы не было бедных и богатых.

– А вот Ленин с большевиками хотят сделать такое.

– Байки. Попы нам сулят рай на том свете, а Ленин – на этом. Вот что значит пожил человек в тайге и научился байки таежные сказывать. Трогай, поехали. Далеко ли еще до места-то? – спросил Нестор.

– Еще одну сопочку перевалим и будем ставить табор.

– Так что, барин, выбрось эту думку, потому и рвем жилу, что каждому хочется стать не просто Иваном, а Иваном Ивановичем. Не всякому удается, но каждый ради этого жилы рвет. Но! Уснули!

– Я вот из Ивайловки сюда подался. Впрямь заела вша. Так, жил средь нас Макар Булавин, тот тоже хотел тремя хлебами мир накормить, но в дураках остался, ославили – и сгинул. Верно, пустое это все. Я вот зароблю деньжат, куплю конягу, на той коняге буду возить богачам добро, тоже деньга, потом на ту деньгу куплю еще одну конягу, снова в извоз. Там коровенка будет, овечки, домик новый поставим, и боле мне ничего не надыть. Нет, ваше благородие, такое нам не с руки, – говорил ивайловец.

– Большевики обещают землю и волю.

– Хе, у нас тут земли и воли по горло. Пусть они дадут нам денег, тогда и в ноги поклонимся. Тягла поболе, жисть будет что надо.

– Но они говорят, что все это надо отобрать у богачей и передать народу.

– Тоже у нас шибко не разгонишься. Можем пощипать Бринера, Силовых, Безродных, Хоминых, а больше и некого. Отбирать у тех, кто все нажил своим горбом, право же, грешно. Ну отобрали мы рудник у Бринера, почали все работать, снова же голова нужна. Та голова-то и будет жить, а мы спину гнуть. Не подходит.

– А что же подходит? – спросил Ванин.

– Да никто не знает. Может одно подойти, ежли люди будут жить одной верой, одной мечтой, где каждый друг и брат, тогда еще можно выбиться сообща из нужды.

– Где же выход? – спросил Ванин.

– А его нет. Чтобы стать богачом, то надо работать в три силы, да и то едва ли станешь, потому как платите гроши. Сам смотри: Безродный, кто он? Богач. Отчего стал богачом? С крови людской. Силовы разбогатели оттого, что у Федора на камни нюх сильнее собачьего. Староверы живут богато оттого, что они дружны, вера едина…

– Пятышин тоже купец, чего же о нем не скажешь, с чего он разбогател? – усмехнулся Ванин.

– Этот от ума. Да только Иван-то Андреевич бедняк, и все с того, что честности много. Для купца честность, как мозоль на пятке, ходу не даст. Снял бы ее Иван и стал бы настоящим купцом.

– Выходит, что честных и нет на земле?

– Нет, конечно, барин. Иван тоже играет в честность. Вы тоже.

– А вы честны? – в упор спрашивал Ванин.

– Нет, ваше благородие, – усмехнулся Нестор.

– Вы озлоблены, Нестор, поэтому обвиняете всех в нечестности.

– Не обвиняю, потому как жизнь худущая, где каждый смотрит, как бы подмять под себя соседа…

Ванин на месте рудных точек поставил разведочные работы: прослеживал жилу канавами, шурфами. Это была оловянная жила, может быть, перехватят где серебряную, да и олово начало подниматься в цене. Жил в корявом шалаше, ел с рабочими из одного котла. Мужики похохатывали над его причудами: барин и ест из одного котла, тоже играет в честность. Вся жизнь – игра, притворство.

Болела раненая нога. Ванин в часы отдыха часто задумывался о жизни, о взаимоотношениях между людьми. Понимал, что так жить нельзя, что народ обозлен, никто никому не верит, каждый рвется в богачи.

Те споры в технологическом институте о роли человека на земле сейчас казались смешными. Мужику дай заработать, а на остальное ему наплевать. Вот и Нестор – здоровенный мужик, он в два раза быстрее работает. Сила есть. Этот даже с канав сможет подняться. А вот рядом с ним работает ивайловец, этому не вырваться из нужды: слабоват, не хватает сноровки. Но и он рвет жилы, чтобы купить лошаденку и стать пахарем, с земли зажить. И выходило, что живет и среди людей волчий закон, право сильного.

– Это уж так, ваше благородие, слабому в мужицком деле не устоять. Коль нет ума, нет силы, хваткости, то загодя можно рыть могилу. Быть вечным батраком, работать на дядю – душу надорвешь, – криво усмехался Нестор. – Дай мне тыщу рублей, я через три года из той тыщи сделаю десять. Поймите, я батрак, гоняю и чищу чужих коней, пашу и засеваю чужую землю, а когда же свою? Мы равны только перед богом и смертью…

Звенели кайлы, шаркали по грунту лопаты, жалил гнус. Шла работа. Ванин брал пробы, составлял карту. Приходил к выводу, что Нестор прав: если ничто не изменится в этой жизни, закон волков будет жить…

А где-то брели по тайге Арсе и Федор, искали руды и тоже для сильного, чтобы еще сильнее стало акционерное общество «Крупенской и К°».

Вышли на пантовку каменские побратимы, чтобы добыть панты, сделать прибавку к их богатству.

Черный Дьявол одиноко кружил по сопкам.

Зеленым морем дыбилась тайга. Во всю силу пылало солнце. Зной и томление. Ивам тоже жарко, они разбежались, чтобы нырнуть в прохладную воду, но будто чего-то испугались да так и застыли на берегу, опустив ветви долу. А березки, что хороводом выросли на сопке, те и вовсе изнывают от жары. Кедры еще больше насупились. Раскорячились дубы. Лишь птичкам некогда обращать внимание на жару, они снуют и снуют челноками, несут в свои гнезда жуков и червяков.

Да и людям жара нипочем, тоже забот полон рот: не успели отсеяться, как подошла пора полоть хлеба и овощи, а там и окучивать картошку. Работали с восхода до заката. Некогда было за детьми присмотреть. А они играли на берегу речки, рылись в дорожной пыли.

В один из таких отрадных дней трехлетняя Иринка Розова и голенастая Галька Гурина, той сравнялось уже пять лет, возле речки «пекли» шаньги из песка. И так заигрались, что не заметили красного волка, который выскочил из кустов, схватил за холщовое платье Ирку и понес в тайгу.

– Волк! Волк унес Ирку! – закричала Галка, прибежав в деревню.

К счастью, несколько мужиков оказались дома. Выскочил с берданой Гурин, за ним Козин, сбежались еще мужики, прыгнули в телегу Федьки Козина, бросились в погоню. У сопок преследователи разбежались в разные стороны. С Розовым рядом оказался Федька. Они первыми взбежали на крутую сопку и услышали в распадке рычание, возню, вой. А потом тишину разорвал крик:

– Мама-а-а-а-а!

Розов метнулся на крик и увидел бегущую к нему дочку. Схватил на руки, начал шарить по телу – искал раны. Но тут же отпустил девочку, увидев на сопке зверя. Сорвал затвор с предохранителя и вскинул берданку. Крикнул:

– Черный Дьявол!

Розов нажал на спуск, и быть бы убитому Черному Дьяволу, но Федька Козин ударил снизу по берданке, и пуля ушла вверх.

– Ты что, с ума сошел?! – вскинулся Розов.

– Тихо, под сопкой кто-то хрипит. Кого-то Дьявол задавил.

Охотники в кустах увидели издыхающего волка.

– Непонятная собака – то с волками, то против волков. Как понять?

– Так и понимай, что жисть есть жисть. Прижмет, то пойдешь с волками, отпустит – супротив, – проворчал Ломакин. – Судьбу еще никто не расписывал по святцам. Хотя метаться бы Дьяволу не след. Но кто знает, как у него все сложилось. Говорю, что жисть – штука сложная.

– Ежели уж по чести, то и в той охоте я не тронул Дьявола-то, – проговорил Федька Козин и рассказал, как к нему вышел Дьявол и как обнял его лапами, в бороду лизнул. – Рази же после всего можно поднять руку на такого пса? Пришел вот. Праведное дело сотворил. Неприкаянная душа. Все его клянут, а он ить к людям тянется.