Страница 15 из 22
Авторам этого плана он казался чрезвычайно хитрым. Во–первых, торпедировалось сближение между Москвой и Берлином. А во–вторых, к 1922 г. уже становилось ясно, что получить такую огромную сумму репараций с Германии вряд ли получится. Так что более надежным выглядело сорвать куш с России, а она уж пусть сама у немцев вытрясет, если сможет. Да только советская делегация на столь примитивную приманку не клюнула. Вместо этого Чичерин, воспользовавшись грубой ошибкой держав Антанты, открыл их предложения представителям Германии. Вот, мол, глядите, как под вас копают. И в результате уговорил немцев в ночь на 16 апреля 1922 г. подписать Раппальский договор о взаимном отказе от претензий и восстановлении в полном объеме дипломатических отношений и торгово–экономических связей. Пораженные таким сюрпризом страны–победительницы не нашли ничего лучшего, как отреагировать новыми оскорблениями и угрозами в адрес Германии. И тем самым, как нетрудно понять, дали дополнительный толчок ее сближению с Москвой.
Гитлер в союзе с Троцким
Тот факт, что Веймарская республика пала в 1933 г., абсолютно не удивляет. Куда более удивительно, что она смогла просуществовать до 1933 г. Потому что это аморфное образование все время балансировало на грани «правых» и «левых» переворотов. В марте 1920 г. «Национальное объединение» Пабста предъявило ультиматум правительству Эберта, на Берлин двинулись отряды, сформированные Пабстом, Лютвицем и Эрхардом. Правительство бежало, и военные установили свою власть во главе с Каппом. Но в ответ коммунисты и социал–демократы начали в стране всеобщую забастовку, и Капп подал в отставку. Однако после правых, в том же году, левые подняли восстание в Руре. А в 1921 г. учинили серьезные волнения и беспорядки в Средней Германии.
Очень активно вели себя и националисты, национал–социалисты и т. п. 8 августа 1921 г. Немецкая рабочая партия Дрекслера объединилась с Немецкой национальной социалистической партией Юнга и Немецкой социалистической партией Шлейхера — возникла Национал–социалистская немецкая рабочая партия, НСДАП. Признанным ее лидером стал Гитлер. В рядах новой партии было 3 тыс. членов, появился уже партийный значок, партийный флаг — свастика в белом круге на красном поле. Появилась программа, составленная Дрекслером, Гитлером и Федером, — «двадцать пять пунктов». И эта программа тоже носила весьма радикальный, революционный характер.
Но революциями тогда вообще пахло по всей Европе. Она переживала последствия военного перенапряжения: финансовые и экономические кризисы, массовую безработицу, политический разброд, да еще и результаты Версальских решений и переделов. После революционной вспышки никак не могла успокоиться Венгрия. В Австрии шли запрещаемые победителями стихийные плебисциты — после расчленения империи Габсбургов многие австрийцы желали воссоединиться с соседней Германией. В только что возникшей Югославии накалялись межнациональные противоречия — силовым решением Антанты в одно государство были объединены совершенно разные народы, православные, католические, мусульманские, с совершенно разными традициями и историческими путями развития.
Территориальные потери, репарации и «демократизация» создали революционную ситуацию в Болгарии. В Румынии волновались крестьяне. А Турция подала пример, что унизительных условий мира можно и не соблюдать, если противопоставить им силу. Попытка расчленения страны по Севрскому договору была воспринята как национальное оскорбление, народ сплотился вокруг Мустафы Кемаля, греческие оккупационные войска были разгромлены, французские и английские интервенты позорно бежали, и Антанта предпочла заключить с турками другой договор, Лозаннский, «возвратив» им территории, уже возвращенные кемалистами. Другая революция, фашистская, произошла в Италии. Бенито Муссолини в 1922 г. начал свой знаменитый марш «чернорубашечников» на Рим и победил. Принял титул «дуче» итальянского народа, ввел диктатуру и на первых порах добился заметных успехов. Навел порядок в стране, преодолел кризис, даже сумел искоренить мафию — большинству ее членов пришлось эмигрировать в США.
В таких условиях российские большевики снова разрабатывали планы «мировой революции». Относительно нее существовали две теории — «индустриальная» и «аграрная». Согласно первой, самым подходящим объектом для следующего взрыва признавалась Германия. Сторонники второй теории оперировали понятиями «слабого звена» и считали, что легче организовать революции в слабо развитых, аграрных странах. В 1921–1922 гг. этот вариант казался более вероятным, и самым подходящим государством для инициирования революции выглядела Болгария. Там сложилась ситуация, очень напоминающая Россию 1917–го. Из–за продиктованных победителями «демократических реформ» фигура царя получилась чисто номинальной, а правящей партией стал Болгарский земледельческий союз — что–то вроде российских эсеров. Слабенькое правительство Стамболийского заняло соглашательскую позицию, постоянно шло на уступки ультралевым.
Вовсю орудовала коминтерновская «пятая колонна», финансируемая из Москвы, в качестве полномочных эмиссаров в Болгарию были присланы X. Боев и Б. Шпак, приезжали видные коммунистические руководители Пятницкий и Комиссаров. Вся страна была опутана большевистской агентурой — вплоть до начальника жандармерии Мустанова и софийского градоначальника Трифонова. Из Одессы перебрасывалось оружие и боевые отряды. А поскольку Болгария очутилась среди проигравших войну, по условиям мира ее вооруженные силы были распущены. Так что и подавить готовящееся восстание было бы некому — в то время как на помощь революции готовилась прийти Красная Армия. Этот взрыв должен был сомкнуться с очагом гражданской войны в Турции, перехлестнуть в Румынию, Венгрию, Югославию, Италию, а уж дальше, с востока и юго–востока, «поджечь» Австрию и Германию. Но выявилось одно неучтенное препятствие — по договоренности правительства Стамболийского и генерала Врангеля в Болгарии разместились русские белогвардейские части. И восстание пришлось отложить. Коммунисты решили сперва развернуть «антибелогвардейскую» кампанию, в результате которой эти части были разоружены, расформированы, а их командование выслано за рубеж.
А между тем в 1923 г. стремительно начала обостряться обстановка в Германии. Тут огромные репарации, конверсия экономики с перестройкой промышленности с военной на мирную продукцию, конвертация валюты, курс которой в войну поддерживался искусственно, и прочие подобные явления вызвали чудовищный хозяйственно–экономический и финансовый кризис. Марка обвалилась. Произошел беспрецедентный скачок инфляции — за шесть недель курс марки упал в тысячу раз. Состояния и накопления улетучивались мгновенно, рынок оказался парализованным, фирмы прогорали, а заводы останавливались.
Когда же германское правительство приостановило выплату репараций победителям, Франция сочла это хорошим предлогом, чтобы хапнуть немецкие земли. Беспардонно оккупировала Рурскую область и попыталась окончательно закрепить за собой Саар, переданный на 15 лет под управление Лиги Наций. Конечно же, это возмутило всех немцев. В Руре даже начали возникать партизанские отряды и террористические группы для борьбы с французами. Оккупанты отвечали репрессиями, пойманных боевиков расстреливали. Но социал–демократическое правительство Веймарской республики на эти безобразия, на убийства своих граждан не реагировало никак. Оно провозгласило политику «пассивного сопротивления» — проще говоря, поджало хвост и помалкивало в тряпочку, позволяя победителям вытворять что угодно. Такая линия властей усилила всеобщее недовольство. Все более открыто проявлялись сепаратистские тенденции, особенно заметные в Баварии. Ее правительство начало себя вести фактически независимо от Берлина. Раз центральное правительство не желает защищать интересы страны, то чего ж с ним считаться?
И в Москве решили, что революция в Германии назрела. Начались переговоры Исполкома Коминтерна, ЦК РКП(б) и руководства компартии Германии. 23 августа 1923 г. состоялось заседание Политбюро по данному вопросу. Присутствовали Сталин, Каменев, Зиновьев, Троцкий, Радек, Бухарин, Цюрупа, Пятаков. Радек как член Исполкома Коминтерна сделал доклад о революционной ситуации в Германии. Троцкий горячо отстаивал необходимость использовать столь благоприятную возможность и доказывал, что пришел момент поставить на карту все — то бишь само Советское государство. Дескать, международные империалисты не допустят победы революции у немцев, обрушатся на них своими военными силами. Ну а СССР поможет «германскому пролетариату» — вот тут–то и произойдет решающая схватка. Сталин, Зиновьев и Каменев, высказывались более осторожно. В принципе не возражали — возражать против «мировой революции» в ту пору по коммунистическим доктринам не полагалось. Но призывали все взвесить, оценить, чтобы не ввязаться в гибельную авантюру.