Страница 63 из 114
«Мы с бабушкой за Вас ужасно волновались, особенно когда узнали, что те места, где находится Залужное, уже под французами, — сообщала ей подруга, — и бесконечно обрадовались, получив от Вас весточку из Ненастного».
После упоминания последних событий, в частности, нападения Бонапарте и отступления наших войск невесть куда, Ольга описала свежие сплетни Петербурга, в которых не последнее место занимала поездка Докки в Вильну.
«Все обсуждают этот Ваш вояж, и с гораздо большим энтузиазмом, чем прочие новости, — прочитала Докки. — Признаться, мы с некоторым удивлением услышали, что Ваше имя связывают с графом Палевским, и для многих наших дам это невероятное событие даже затмило известия о войне. Ваши милые родственницы рассказывают всем, как Вы бросили их в Вильне накануне вторжения французов, хотя легко догадаться, что они не могут простить вам близкого знакомства с Палевским. От них не отстает княгиня Сандра, описывая, как вы на глазах у собственного жениха, коим вдруг стал мсье Ламбург (что было для нас не менее неожиданной новостью), флиртовали с генералом. Бабушка моя только посмеивается и все время поминает ту приписку в Вашем письме из Вильны, в которой Вы дали весьма нелестную характеристику Палевскому. Она утверждает, что на женщину, у которой есть глаза, Поль не может произвести невыгодного впечатления».
Ольга сообщала также, что Катрин Кедрина приехала в Петербург, а бригада ее мужа с недавнего времени прикомандирована к корпусу Палевского.
«Катрин тому весьма рада, поскольку Григорий Ильич находится в дружеских отношениях с графом. Конечно, она крайне переживает за мужа — ведь корпус Палевского всегда сражается на самых опасных и трудных участках военных действий. Вместе с тем Поль является одним из самых разумных и умелых военачальников; в отличие от многих других он не отдает бессмысленные приказы и просто так не рискует жизнью своих подчиненных. Кстати, о боевых подвигах генерала Палевского в Петербурге уже ходят легенды и, говорят, на него готова очередная реляция [23].
Катрин также с облегчением узнала, что у Вас все благополучно».
«Любопытно, что рассказывает Катрин Ольге о моих взаимоотношениях с Палевским?» — подумала Докки, поднялась с кресла и возбужденно заходила по террасе.
— Что дома случилось? — поинтересовался Афанасьич, появившись на террасе.
— Все живы и здоровы, — пробормотала она. — Все то же самое.
Но Афанасьич не уходил. Видя, в каком взволнованном состоянии пребывает его барыня, он ждал разъяснений и получил их.
— Весь Петербург перемывает мои кости с подачи Мари и Алексы!
— Пускай перемывают, ежели им делать нечего, — ответил он. — Стоит из-за того так дергаться?
— Они всем говорят, что я их бросила! — воскликнула Докки.
— Вещи, что ль, чтоб их бросать? — насупился слуга. — Меньше в голову берите, целее будете.
— О, зачем только я поехала в эту Вильну?! — в сердцах простонала Докки, но тут же осеклась. Ведь именно там она познакомилась с Палевским, и с ее стороны было бы глупо сетовать на это. Что ни произойдет в будущем, она никогда не пожалеет, что судьба свела ее с ним. Более страшило то, что этого могло никогда не произойти.
— Бесполезное занятие жалеть о том, что уж случилось, — у Афанасьича, как всегда, на все был ответ.
Докки согласно кивнула и опять уселась в кресло, понимая, что ей не стоит обращать внимания на досужие разговоры. Свет всегда питался сплетнями и находил в том немалое удовольствие. Все ссоры, скандалы, семейные неурядицы моментально становились известны; многие замужние дамы и вдовы имели любовников и не скрывали этого, а мужчины запросто появлялись в обществе со своими очередными пассиями, при условии, разумеется, что их избранницы принадлежали к высшему свету. Такое положение вещей никого не смущало, и в первую очередь тех, кто стал предметом обсуждения — это отнюдь не мешало им вести тот образ жизни, какой их устраивал.
По сравнению с великосветскими скандалами, разводами, разъездами, внебрачными детьми и любовными связями, тот факт, что Ледяная Баронесса в Вильне удостоилась ухаживаний графа Палевского, был для обывателей событием любопытным, но ничуть не из ряда вон выходящим. Ее же отъезд из Вильны и вовсе не являлся предосудительным, как бы Мари и Алекса ни пытались его обставить. Если бы она покинула город вместе с Палевским — это было бы для света куда занимательнее. Но, учитывая, что он остался в Вильне, а она уехала одна, интерес общества к новой сплетне должен был быстро угаснуть.
Докки собрала письма и отправилась в библиотеку. В коротком ответе матери она сообщила, что ее отъезд из Вильны был запланирован и вызван делами в полоцком поместье, и что Алекса — вполне взрослая женщина, которая уже давно должна была научиться отвечать сама за себя, а не рассчитывать на ее помощь, тем более зная о надвигающейся войне. Для Мари также была составлена сухая записка, в которой выражалась формальная радость по поводу благополучного прибытия в Петербург. Зато в письме Ольге Докки насмешливо описала свое пребывание в Вильне в обществе родственниц и их нападки на нее из-за знакомства с Палевским.
«Один танец графа со мной вызвал настоящую бурю среди известных Вам дам, — писала Докки. — Увы, он не знал, что ему следовало уделять внимание не мне, а другим особам, имеющим на него свои виды. Чтобы пресечь его возможный интерес ко мне, был пущен слух, что Вольдемар является моим женихом (что господин Ламбург ни в коем разе не опровергал, хотя его предложение мной не было принято). Кроме того, пошли разговоры, что я ищу себе богатого мужа, чтобы прибрать к рукам еще одно состояние. Все это, по мнению сплетниц, должно было отвратить от меня графа Палевского, что вероятнее всего и произошло бы, не отправься я в Залужное, тем предоставив всей милой компании самой разбираться с генералом, который, судя по всему, так и не оправдал их надежд…»
Ольга, со свойственным ей чувством юмора, поймет и в должной мере оценит сарказм этого письма, и Докки позволила себе всласть поиронизировать над ситуацией, сложившейся вокруг нее в Вильне.
«Я бы тоже посмеялась, — мрачно призналась она себе, — не окажись я тогда в центре этих интриг и сплетен. Со стороны же все действительно выглядит довольно забавно. Да и мне, по прошествии времени, смешно вспоминать ту кутерьму с погоней за женихами, устроенную родственницами, и их завистливые на меня нападки».
В конце письма она, как в прошлый раз, сделала приписку, что ее предубеждения насчет графа рассеялись, и на самом деле он оказался куда приятнее и достойнее, нежели ей ранее представлялось.
«Впрочем, — писала Докки, — наше кратковременное знакомство не позволяет мне судить о нем более обстоятельно, особенно если учесть, что оно на том оборвалось и вряд ли будет когда-либо продолжено…»
Ей было нелегко высказывать на бумаге собственные опасения насчет возможного развития взаимоотношений с Палевским — она ужасно боялась, что их общение закончилось на той ночи по разным причинам, о самой страшной из которых — что с ним может произойти на войне — она старалась вообще не думать.
Передав приветы Думской и Катрин, Докки поневоле задумалась о последствиях, грозящих ей от пребывания мужа Катрин в корпусе Палевского. Кедрин наверняка узнает от офицеров, что граф почти целый день провел в обществе некоей баронессы (о том, что за этим днем последовала еще и ночь, и кто-то об этом если и не знал, но догадывался, она предпочитала не уточнять даже в мыслях), а затем поделится этим известием со своей женой. То же могли сделать и другие военные в письмах к родным и друзьям. Неминуемое распространение слухов было лишь вопросом времени. С другой стороны, Палевский мог — при желании на то — узнать ее адрес у Кедрина, который не раз бывал с женой в доме баронессы. Все это время Докки втайне мечтала и даже надеялась, что Палевский каким-то образом даст о себе знать, сокрушаясь, что не оставила ему адреса, который он, впрочем, и не спрашивал. И мысль о том, что, возможно, в городском доме, среди кучи записок и приглашений, поступивших за время ее отсутствия, лежит и весточка от Палевского, привела ее почти в исступление.
23
Реляциия ( устар.) — письменное донесение о ходе боевых действий войск или описание боевого подвига какого-либо лица или войсковой части при представлении их к награде.