Страница 54 из 65
§ 77
Питер получил хорошую головомойку и был принят на работу в качестве «служащего бюро» на старое жалованье — двадцать долларов в неделю. На его обязанности лежало инструктировать многочисленных «оперативных работников» Гаффи, сообщая им всё, что ему известно о том или ином красном или о данной организации их. Пользуясь своим знанием радикалов и их учения, он помогал сочинять свидетельские показания или подстраивать ловушки для зарвавшихся агитаторов. Он уже больше не мог выдавать себя за красного, но иногда ему случалось работать в качестве сыщика, не рискуя быть узнанным, например, когда надо было подготовить какого-нибудь присяжного или проверить состав присяжных заседателей.
Деятельность союза Индустриальных рабочих мира была парализована, но социалисты, несмотря на преследования и суровые приговоры, по-прежнему обнаруживали активность. Между тем на горизонте, стала маячить новая опасность: демобилизованные солдаты начали возвращаться домой, и среди них оказалось множество недовольных, дерзавших жаловаться на дурное обращение с ними в армии, возмущавшихся отсутствием хорошо оплачиваемых мест и даже мирным договором, о котором вёл в Париже переговоры президент. Они ставили на вид, что проливали кровь за торжество демократии во всем мире, а дело кончилось торжеством богачей. Это уже был чистой воды большевизм, и притом самого опасного свойства, ибо эти молодцы научились владеть оружием, и трудно было ожидать, что они сразу же по окончании драки превратятся в пацифистов.
Во время войны очень не хватало рабочих рук, и наиболее влиятельные рабочие союзы, ссылаясь на повышение цен на предметы первой необходимости, стали требовать прибавки заработной платы. Естественно, это вызвало бурное негодование членов Торговой палаты и Ассоциации коммерсантов и промышленников, и они обрадовались случаю использовать вернувшихся с фронта солдат для подавления стачек и разгрома рабочих организаций. Они принялись набирать добровольцев. и организовывали из них отряды. Торговая палата Американского города пожертвовала двадцать пять тысяч долларов на оборудование клубов для бывших фронтовиков, и когда забастовали трамвайные служащие, вагонами управляли демобилизованные в мундирах.
Нашёлся, однако, один ветеран войны, по имени Сидни, который выступил против этой программы. Он издавал газету «Друг ветерана» и на её страницах выступал против своих товарищей, называя их штрейкбрехерами. Секретарь Ассоциации коммерсантов и промышленников вызвал его к себе и имел с ним крупный разговор, но Сидни упрямо продолжал свою кампанию, и бюро Гаффи получило задание его «убрать». Питер не мог открыто принять участие в этом деле, но орудовал за кулисами, руководя всей работой. Первым делом насажали шпиков в редакцию Сидни, — их набралось так много, что получилась прямо потеха, эти молодчики, смеясь, говорили, что наступают на ноги друг другу. Сидни был беден, у него не хватало средств на издание газеты, и он охотно принимал услуги всяких добровольцев, приходивших с улицы. Гаффи и подослал ему целую кучу «добровольцев» — не менее семи сотрудников: один работал за бухгалтера, другой ведал экспедицией, ещё двое взяли на себя сбор пожертвований среди рабочих, остальные заглядывали чуть ли не каждый день с дружескими советами. Несмотря на это, Сидни упорно проводил свою линию, разоблачая деятельность Ассоциации коммерсантов и промышленников и нападая на правительство за то, что оно не предоставляло ветеранам ни ферм, ни работы на предприятиях.
Один из «негласных сотрудников» Гаффи, — этим техническим термином обозначали субъектов вроде Питера Гаджа или Джо Ангелла, — был некто Джонас. Сам Джонас величал себя «философом-анархистом» и разыгрывал роль самого красного из красных в Американском городе. Он имел обыкновение выступать на митингах радикалов, задавая вопросы ораторам и пытаясь спровоцировать их на резолюции, призывающие к насилию, восстанию и «массовому выступлению». Если оратор отвергал его предложение, Джонас обзывал его «тряпкой», «розовеньким социалистом», «предателем рабочих». Кое-кто из публики ему аплодировал, и агенты Гаффи сразу могли определить, кто именно сочувствовал красным.
Питер уже давно догадывался, что Джонас — шпион, и вот ему поручили встретиться с ним в комнате № 427 «Дома американца», и они сообща подстроили Сидни провокацию. Джонас написал письмо якобы от имени какого-то немецкого «товарища», советовавшего разослать для образца номера газеты ряду европейских газет, названия которых он приводил. Письмо было отправлено Сидни, и на следующее утро Джонас как бы невзначай заглянул в редакцию; Сидни показал ему письмо, и Джонас заявил, что это рабочие газеты и издателям, без сомнения, будет интересно узнать, каковы настроения американских солдат после заключения мира. Сидни уселся писать ответ, а Джонас стоял у него над душой и подсказывал ему: «Шлю братский привет моим бывшим врагам в мировой бойне. Приветствую вас как братьев в будущей республике труда», и так далее, по общепринятому шаблону интернационалистов; все эти фразы были день и ночь у них на устах и автоматически соскальзывали с их пера. Сидни отослал эти письма вместе с номерами своей газеты; бюро Гаффи дало знать руководителям почтового ведомства, и письма были задержаны. Агент Гаффи, игравший роль бухгалтера, отправился к федеральному прокурору и показал под присягой, что Сидни вступил ещё во время войны в заговор с неприятелем. Последовал приказ обыскать помещение редакции газеты и изъять список подписчиков. Редакция была перевёрнута вверх дном, и кучи бумаг свалены на полу посреди комнаты.
Наконец-то и Питеру удалось приложить руки к делу! Беда только в том, что этот негодяй Джонас норовил приписать себе всю заслугу и подорвать доверие к Питеру! И Питер обрадовался, когда федеральные власти пересмотрели это дело и заявили, что всё это ерунда и не стоит руки марать. Но все вещественные улики были переданы на рассмотрение районному прокурору Бэрчарду, который оказался далеко не таким разборчивым. Его агенты снова произвели налёт, разгромили редакцию и арестовали бывшего фронтовика. Судья назначил за Сидни поручительство в сумме пятнадцати тысяч долларов, и в «Таймсе» Американского города на первой странице появилась статья под сенсационным заголовком, повествующая о том, как издатель «Друга ветерана» был уличен в заговоре с немцами; тут же был и снимок изменнического письма, а также письма таинственного немецкого заговорщика, с которым Сидни вступил в сношения!. Процесс длился больше года, и хотя издателя выпустили на поруки, Гаффи позаботился о том, чтобы он нигде не мог получить работы в Американском городе; газета его погибла, а семья умирала с голоду.
§ 78
Питер прослужил верой и правдой около восьми месяцев и всё это время добросовестно выполнял данное Гаффи обещание не перемигиваться с женщинами. Но вести такого рода жизнь неестественно для мужчины, и Питер страдал от одиночества; во сне его преследовали образы Нелл Дулин, Рози Стерн и даже маленькой Дженни Тодд. Однажды перед ним всплыло ещё одно лицо, лицо мисс Фрисби, маленькой маникюрши, которая с презреньем отвергла его, приняв за красного. Внезапно Питер сообразил, что ведь он теперь уже больше не красный! Напротив, он — герой, портрет его был помещен в «Таймсе», и, без сомнения, мисс Фрисби любовалась им. Мисс Фрисби — славная девушка, уж на неё-то можно положиться, почему бы ему не возобновить с ней знакомства?
Итак, Питер отправился в салон, где работала маникюрша, и, разумеется, увидел там маленькую златокудрую особу. Она, конечно, читала про него и уже давно мечтала снова с ним встретиться. Питер сразу же пригласил её в кино.
На обратном пути к дому они почувствовали, что стали близки друг другу, а через какую-нибудь неделю им уже казалось, что они всю жизнь были друзьями. Когда Питер попросил мисс Фрисби разрешения поцеловать её, она робко дала своё согласие. Но после нескольких поцелуев сообщила ему, что живет своим трудом, что совершенно одинока и беззащитна и некому за неё вступиться; да будет ему известно, что она всегда была порядочной женщиной, и пусть он подумает об этом, прежде чем снова её поцелует. Питер обдумал её слова и решил, что хватит ему безумствовать и пора уже остепениться. Встретившись снова с мисс Фрисби, он сказал ей о своем решении, и в тот же вечер они стали женихом и невестой.