Страница 39 из 65
— Попался, голубчик! Тебя-то нам и надо!
Питера вынесли из дома. В темноте он осторожно приоткрыл глаза и увидел, что улица запружена автомобилями и красных сажают в машины. Сподвижники Питера втолкнули его в автомобиль и покатили вместе с ним. Тут Питер пришёл в себя, и все четверо сидели и хохотали до упаду, похлопывали друг друга по спине и. делились впечатлениями: каких приятных вещей они насмотрелись! Заметил ли Хаммет, как раскроили Грэди лоб и что всё лицо у него залито кровью? Ну, что ж, он хотел быть красным, и мы пошли ему навстречу — теперь он красный и внутри и снаружи. Видал Мак-Гивни, как «козёл» Эллис, один из их парней, расквасил нос «поэту отверженных»? А молодой Огден, сын председателя Торговой палаты, здорово разделался с этими скотами, — с женщинами, не хуже, чем с мужчинами: когда эта шлюха Янкович хватила его по физиономии, он вцепился ей в груди и чуть не оторвал их, — тут она завизжала и упала без чувств!
Да, крепко они их почистили! Но это ещё не все, сегодня вечером они докончат свою работу, истинный бог! Пускай эти пацифисты понюхают, как пахнет война! Они покончат с красным террором в Американском городе! Питер может поехать с ними, и он увидит чистую работу. Они отправятся за город; будет темно, хоть глаз выколи, а вдобавок он может надеть маску, чтобы ничем не рисковать. Питер согласился. Кровь у него кипела, в нём разгорелся охотничий азарт, и ему во что бы то ни стало хотелось посмотреть, как затравят зверя.
§ 59
Мотор глухо стрекотал, и машина летела как на крыльях через предместья Американского города и дальше, в открытый простор. И впереди и сзади машины — целый поток белых огней катился среди поля. Наконец, они подъехали к сосновой роще; мощные стволы, двух-трех футов в поперечнике, поднимались ввысь, словно колонны храма, и вокруг них расстилался мягкий коричневый ковер опавшей хвои. Это было излюбленное место для пикников, сюда-то и должны были собраться машины. Как видно, всё было заранее подготовлено и выполнено с точностью, которой гордится стопроцентный американец.
Посреди рощи стоял человек в чёрной маске, выкрикивая распоряжения в рупор, и каждый подъезжающий автомобиль занимал своё место рядом с предыдущим, так что вскоре образовалось целое кольцо машин. Машины располагались по широкому кругу более ста футов диаметром. Эти автомобили, принадлежавшие младшим членам Торговой палаты и Ассоциации коммерсантов и промышленников, были весьма дисциплинированы и, подъезжая, занимали указанное им место по команде, передаваемой в рупор, в дни торжественных собраний или когда младшие члены со своими женами и невестами, разодетыми в мягкий шелк и атлас, отправлялись на званые обеды и балы.
Машины подкатывали одна за другой, заполняя круг, и под конец остался лишь узкий просвет, в который и втиснулся последний автомобиль. Затем по команде: «Номер первый!» из одного автомобиля вышло несколько мужчин, они волокли человека, закованного в наручники. Это был Майкл Дабин, молодой еврей, портной, просидевший полмесяца в тюрьме вместе с Питером. Майкл был любитель наук, мечтатель и не привык к сценам насилия; вдобавок он, как все представители его расы, бурно выражал свои чувства, что действует на нервы стопроцентному американцу. Он громко стонал и вопил. Люди в масках сняли наручники, стянули с него пиджак и разорвали рубашку, обнажив спину. Они подтащили его к сосне, стоявшей в центре кольца машин, которая была потоньше других, заставили Дабина обхватить дерево руками и снова надели ему наручники.
И он стоял, ярко освещенный фарами тридцати или сорока машин, извиваясь и испуская громкие стоны. Один из замаскированных сбросил пиджак и приготовился к расправе. Он схватил длинную плеть, похожую на чёрную змею, и на мгновенье замер на месте. Но вот из рупора оглушительно грянуло: «Давай!» — и плеть свистнула в воздухе, с размаху полоснула Майкла по спине и врезалась в тело. Брызнула кровь, раздался душераздирающий вопль, и несчастный стал биться и корчиться, словно в предсмертных судорогах. Снова свистнула плеть, и новый удар врезал в спину кровавую полосу.
Казалось, младшие члены Торговой палаты и Ассоциации коммерсантов и промышленников были созданы для такой роли. Они ничуть не походили на своих пленников, таких бледных, худых, истощённых и измученных непосильным трудом, — нет, они были все как на подбор, гладкие, румяные, пышущие здоровьем. Можно было подумать, что уже много лет назад их отцы, заранее предвидя красную опасность, предугадали меры, какие будут предприняты для охраны стопроцентного американизма; они ввели в моду игру, состоявшую в том, что по полю гоняли небольшие белые шары клюшками всевозможного вида и размера. Они построили за городом великолепные здания клубов, отвели сотни акров для этой игры; все эти промышленники и коммерсанты норовили пораньше освободиться от своих дел и спешили на эти поля — потренировать свои мускулы. Они устраивали турниры, — соревнуясь в этом искусстве, и с торжеством рассказывали, как здорово они били своими клюшками и сколько сот ударов им удалось сделать за день. Поэтому мужчина, орудовавший длинным, как змея, бичом, был в прекрасной спортивной форме и мог хлестать без передышки. Движения его были точны и великолепно рассчитаны, бич ритмически взлетал и опускался — удар за ударом, удар за ударом. Быть может, этот детина позабыл, где он находится? Быть может, ему кажется, что он на поле и бьет по маленькому белому мячу? Он хлестал и хлестал, пока не потерял счет ударам, и спина Майкла Дабина не превратилась в кровавую массу. Вопли его звучали всё глуше и, наконец, совсем замерли, он перестал дергаться и извиваться под ударами, голова его бессильно свесилась на грудь, и тело начало медленно сползать вниз по стволу.
Тогда церемониймейстер выступил вперёд и приказал прекратить бичевание. Палач вытер пот со лба рукавом, а его товарищи отвязали тело Майкла Дабина, оттащили его на несколько футов в сторону и швырнули ничком на густой ковер хвои.
— Номер второй! — крикнул церемониймейстер звонким, повелительным голосом, словно объявлял фигуры кадрили, и тотчас же из другого автомобиля выскочило несколько человек, волочивших второго пленника. Это был Берт Гликас, один из самых отъявленных радикалов, член Исполнительного комитета союза Индустриальных рабочих мира, у которого всего с полмесяца назад было выбито два зуба во время стачки сельскохозяйственных рабочих. Пока с него стаскивали пиджак, он ухитрился высвободить руку и потряс кулаком в сторону зрителей, не видимых за кольцом белых огней.
— Будьте вы прокляты! — крикнул он, но его тут же привязали, и другой детина шагнул вперед, подобрал бич, поплевал себе на руки, чтобы лучше работалось, и принялся хлестать с бешеной энергией. При каждом ударе Гликас выкрикивал новое проклятие, сперва по-английски, потом, точно в бреду, на каком-то иностранном языке. Но мало-помалу проклятия замерли у него на устах, и, потеряв сознание, он бессильно повис на веревках, тогда его отвязали, оттащили в сторону и бросили на землю рядом с первой жертвой.
— Номер третий! — провозгласил церемониймейстер.
§ 60
Питер сидел на заднем сиденье автомобиля, и на лице у него была маска, которую дал ему Мак-Гивни, — кусок материи с двумя отверстиями для глаз и третьим — для рта. Питер ненавидел красных и считал. что с ними необходимо расправиться, но он не привык к таким кровавым зрелищам, и бесконечные удары бича по человеческому телу начали действовать ему на нервы, — это становилось просто невыносимо. И дернуло же его приехать сюда! Он готов спасать свою родину от красной опасности, но здесь ему решительно нечего делать! Он уже внёс ценный вклад в общее дело — указал самых опасных врагов. Но ведь он привык работать головой и не умел чинить расправу.
Но вот Питер увидел, что следующая жертва Том Дагган, у которого сочилась кровь из разбитого носа, — и невольно вздрогнул от ужаса. Он вдруг осознал, что против воли проникся некоторой симпатией к Тому Даггану. Несмотря на все свои чудачества, Дагган был честный малый, хороший товарищ, хотя и суровый на вид. Он только и делал, что ворчал и перекладывал свою воркотню в стихи. Его совершенно зря собираются бичевать, — и на момент у Питера вспыхнуло желание заступиться за Даггана и остановить расправу.