Отражение во мгле

— Вот вам, чертовы отродья! — радостно закричал Жрец.

Ему все удалось. Он жив, а твари издохли на льду, который не смогли пробить и тонны железобетона, полетевшие вниз вместе с ними.

Жрец вытаращил глаза. Новая волна ужаса накатила на него с силой, превосходящей силу ударной волны от только что сотворенного им взрыва. Верхний край противоположного берега вдруг окрасился в черное. Тварей были десятки! Они неслись вниз, к реке. И не было никаких сомнений в том, что чудовища замыслили переправиться на территорию людей и там собрать кровавую жатву.

Надо во что бы то ни стало оказаться на своем берегу раньше, чем они начнут подниматься по склону. Надо бежать домой! В подземелье! Где-то вдалеке заработал тяжелый пулемет. Ну и что? Разве может что-то остановить эту лавину ужаса?

Черная сталь «ковровского оружейника-дегтяревца», как чаще всего расшифровывали краткое и безапелляционное, словно выстрел, название «корд», улеглась поперек мягкого сиденья снегохода. Штерн быстрыми, отточенными за долгие годы движениями присоединил оптический прицел.

— Сколько вас, чертовы отродья? Это в каком же месте такие мандавошки селятся? — ворчал рейдер, заправляя ленту с патронами калибра 12,7 миллиметра. Теперь надо расправить сошки. Стрелять со снегохода нежелательно, ствол нагреется и попортит сидушку.

Глаз прильнул к оптике, указательный палец облаченной в перчатку правой руки лег на спуск. Левая ладонь обхватила сверху приклад, упершийся в плечо. Небритый подбородок коснулся тыльной стороны этой кисти.

— Вот уж не думал, что гребаных тараканов придется мочить чем-то крупнее и тяжелее тапка.

Толпа тварей, что виднелась впереди, неслась по склону берега к замерзшей водной артерии. Штерн считал по-особому, как учили во фронтовой разведке: сразу группами, быстро оценивая численность неприятеля. Их около сотни…

Он и был фронтовым разведчиком. И был когда-то на фронте. Нет, не на том, что стер весь мир миллионноградусной волной термоядерной смерти. У Штерна был малый фронт. Локальный. Предтеча большого безумия, в которое ударилось все «прогрессивное» и не очень человечество в то жаркое лето. Потом режим, пославший его убивать и умирать, решил, что для достижения более прочного мира в том маленьком и неспокойном регионе надо честно выполнившего свой долг офицера показательно осудить за «военные преступления». И Штерн, сидя в одиночной камере, озлобленный на свою страну с ее властью и населением, очень удивился, когда к нему пришел высокопоставленный представитель некоего силового ведомства. Отлично зная, за какие струны надо дергать, представитель довольно быстро завербовал униженного офицера в сверхсекретное тайное общество, в этакий современный аналог мифических средневековых ассасинов. После того как Штерн согласился, в его камере охрана обнаружила повесившегося человека, как две капли воды на него похожего. Но он об этом не знал. Он просто проснулся в каком-то лагере посреди бескрайней приуральской тайги. Он был свободен. По крайней мере, выбрался из тюрьмы.

И как же больно сейчас было осознавать, что человек, с которым он подружился в том лагере, лежит в паре десятков шагов позади, мертвый, с изуродованным лицом.

— Это вам за Барона.

Гоня раскаты грома и рассекая морозный воздух, пули помчались к склону, чтобы встретиться там с существами, обязанными ответить за смерть друга. Взрывая крепкий наст фонтанами битого хрусталя вперемешку с ватными хлопьями, пули молниеносно добрались до тварей. Вот лопнула голова одной из них, брызнув темно-оранжевой массой, словно сжатая в кулаке переспелая хурма. От существа рядом отлетели обломки хитина и клешня. Третьего монстра перерезало пополам. Еще одна тварь лишилась ноги, похожей на лапу аллозавра. Штерн без лишних слов и эмоций, без истерики и пафоса крушил полчище чудовищ, ставших вдруг такими жалкими и беззащитными под горячим свинцовым градом. Он лишь слегка улыбался, довольный изделием ковровских оружейников.

Разменяв первую ленту на три десятка мерзких существ, Штерн стал быстро перезаряжать дымящийся пулемет. Заодно и поостынет.

Твари быстро сообразили, что в этой ситуации они чем кучнее, тем беззащитнее. Толпа стала растекаться по льду. Одни помчались дальше, на территорию людей. Другие устремились обратно на склон. Третьи, петляя, направились к тому месту, откуда по ним велся огонь.

Зарядив пулемет, Штерн заметил, что из руин показались новые твари. Преимущество, что дала ему стрельба по застигнутому врасплох противнику, сошло на нет. Численность атакующих тварей восполнилась, хотя эти, пришедшие на подмогу, были помельче павших. Слабое утешение. Тем труднее будет попасть.

Рейдер снова прильнул к прицелу. Сейчас надо стрелять по тем, что высыпали из руин, а не по тем, что повернули в его сторону от реки. Первые значительно ближе.

Палец снова лег на спусковой крючок. И вдруг его слух уловил отдаленные, но чертовски знакомые звуки. Это работал пулемет «корд». Такой же, как у него.

Группа тварей, пораженная очередями неизвестного стрелка, усеяла снег кусками своих тел, испятнала оранжевой кровью. Судя по характеру поражений, кто-то вел фланговый огонь.

Внезапно из-за стены разрушенного дома, подобный урагану, вылетел снегоход. Стекло на руле отсутствовало, зато на его месте был прилажен пулемет. Машина сделала крутой вираж, взметя настоящее цунами снега, и зашла в спину тварям. Снова заработал «корд». Несколько тяжелых пуль просвистело совсем рядом со Штерном, и от неожиданности он пригнулся.

— Черт! Дьяк! База! Ответь! — крикнул он в рацию.

— Что такое?! — Дьякон не заставил себя долго ждать.

— Веду бой с этими тварями! Вижу Рипазху! Он тоже атакует! А их чертова уйма!

— Рипазха?! Живой?!

— Да! И какой-то одержимый!

— А Мелиш?!

— Нет! Не видно его! Один Рип!

— Понял тебя!

Дьякон обернулся к Обелиску.

— Оби, давай за руль. Сворачиваемся и едем в город. Быстро!

19

БЕШЕНСТВО

— Поделись секретом-то, Василий. Как вычислил? — щурясь, усмехнулся Жуковский.

— Зачем весь этот треп, Андрей?! — воскликнул Ломака. — Я теряю драгоценное время! Ты слил Марину тварелюбам, но дай мне хоть один шанс вернуть ее, мать твою!

— Юноша, я же просил успокоиться. Нет разве? Я ведь не ору, так чего ты психуешь? И по поводу шансов… А зачем я пошел с тобой?!

— Да чтобы помешать, урод ты чертов!

— Какая дурость у тебя в голове. Чтобы тебе помешать, достаточно было просто смириться с тем, что ты в клетке. И пожалуйста, обращаюсь ко всем тут присутствующим. Не надо строить разные догадки, одна другой витиеватей. И не надо псевдодедукции. Мы не сдвинемся с места, пока я вам не растолкую популярно кое-что. И рассчитываю я на полную вашу адекватность, понимание и обратную связь. Ясно?

— Нет никакого секрета, — мотнул головой Селиверстов. — Мне кое-что рассказал прошлым вечером Степан. И я вспомнил, как мы пили с тобой в тот роковой для Марины вечер. И как ты отлучался. И как жег фанерку в печке, где медведок жарил. Это ведь было письмецо охотникам? Верно? Улики уничтожал? И зеркала твои… Перископ для тварелюбов… Ну скажи, дружище, как к тебе относиться после этого?

— Очень трепетно и нежно, Вася, — снова усмехнулся Андрей.

— Размозжить бы тебе башку, урод, — прошипел Константин.

Он был настолько поглощен ненавистью к Жуковскому, что даже не обратил внимания на факт разговора Степана и Селиверстова. А ведь Волков ясно дал понять, что бывшему искателю не доверяет и держит его в круге подозреваемых.

— Слышь, Ломака, я одного не пойму. Ты таким образом меня из себя вывести пытаешься или просто бесишься от бессилия в данной ситуации, а? Если первое, то не имеет смысла, так как бесперспективно. Если второе, то это явно лишнее, учитывая обстоятельства…

— Да какие, мать твою, обстоятельства?!