Отражение во мгле

Но эту многоэтажку память почему-то никак не хотела признавать.

— Твою мать, где это я? — пробормотал Жрец и завертелся на месте, шаря тревожным взглядом.

Вдалеке виднелась призрачная ажурная конструкция. Это была стальная вышка, верхняя половина которой опрокинулось под воздействием разных факторов.

— Это еще что за… О нет! — Жрец судорожно сдернул с плеча «винторез», уставился в прицел, чтобы разглядеть поближе. И он понял, что это такое. Телевышка! Но ведь телевышка на территории телецентра! А телецентр! Это же улица Римского-Корсакова! Это же… ДРУГОЙ БЕРЕГ!

— Сука, нет! Не может быть! — бряцая паническими нотками в голосе, бормотал Жрец и озирался. — Не может быть этого! Как же я так, сука… А может, ошибка? Может, я на своем берегу, а? Может, просто вышку оттуда… отсюда видно? Ну а где вообще, мать его, берег?!

Сектант бросился к устоявшей части многоэтажки. Снегу здесь намело чуть ли не по окна второго этажа. Через балкон он проник в здание. Не тратя времени на осмотр квартиры, бросился к двери. Заперто. С разбегу выломал, благо не сейф-дверь и не двойная. Да и прогнило все, потрескалось. Оказавшись в подъезде, он кинулся по лестнице наверх. На пятом этаже остановился; жутко болели ноги и легкие. А еще бешено колотилось сердце, и рот сводила судорога, как при рвоте. Выдохся. Но надо, черт возьми, подняться наверх. Чуть выше человеческие останки, взрослого и ребенка. Жрец не обратил на них внимания, просто прохрустел ногами по костям. Казалось, что лестница не имеет конца. Но вот ее перегородило сгнившее пианино. Какому идиоту понадобилось вытаскивать из дома пианино после того, как весь мир полетел в тартарары? И ведь не донес, тут бросил, загородил дорогу только. Жрец перелез через препятствие и с облегчением обнаружил невдалеке помещение, где были механизмы лифта, дверь на крышу. На двери висел замок. Сектант ударил несколько раз винтовкой, но только повредил приклад. Тогда приблизил к нужному месту дуло, отвернулся и нажал на спуск. «Винторез» кашлянул, и одна из проушин отлетела. Но петли так заржавели, что пришлось изрядно потрудиться, чтобы дверь отворилась хотя бы наполовину. Хорошо, что она открывалась внутрь, иначе сугроб на крыше просто не дал бы Жрецу ни малейшего шанса.

Разгребая руками снег, как роет землю крот, он выбрался наконец на крышу и через оптику «винтореза» торопливо осмотрел окрестности. Вот река, вот опоры, оставшиеся от автомобильного моста. Рядом уцелевший метромост. Там, слева, монумент старому мосту на берегу. Возле него ведь заваруха вчерашняя произошла? Еще опоры железнодорожного моста. Вон баржи во льду, в одной из них он прятался. Сомнений нет, он не там, где должен находиться. Сейчас он на берегу тварей!

— Сука, мля, как же я попал! — проскулил Жрец. — Как же я, баран тупорылый, забрел сюда? Хренова вьюга! Хренова ночь! Хренов снег! Твою же мать, сука!

Значит, он в Горском микрорайоне. А там?

Он повернулся и снова взглянул на телевышку. До нее тянутся занесенные снегом руины проспекта Карла Маркса. А это улица Блюхера, тоже руины. Но есть и уцелевшие здания, и на Блюхера, и на Маркса. Вот там, кажется, был спорткомплекс. Площадь Маркса. А это что? Постамент от памятника Покрышкину? Похоже на то. За ним огромный скелет торгового центра. Дальше парк и телевышка. В парке какие-то движения. Вглядевшись, Жрец испытал ужас, какого еще не испытывал ни разу в жизни.

Крупные — наверное, больше коровы — бурые существа копошились на территории парка. Там не осталось снега — видимо, стараниями этих самых существ. Одни копошились в мерзлом грунте, разрывая его могучими передними лапами, очень похожими на рабочие конечности медведок, что разводились в общине Перекресток Миров. Другие обтесывали мощными жвалами стволы деревьев. Третьи оттаскивали лишенные коры бревна. Четвертые «распиливали» их, подобно бобрам, на одинаковой длины куски.

Жрец вдруг вспомнил рассказы собирателей дров, нередко находивших в городе бревна, грубо обтесанные, погрызенные с торцов и почему-то сложенные неподалеку от человеческих убежищ. Не тварей ли это работа? Но как и почему бревна оказывались на другом берегу?

Еще одна группа коричневых существ укатывала бревна куда-то за телецентр. Этих неповоротливых, похожих на медведок гигантов было около сорока. По периметру рабочей зоны сновали другие, черные, с длинными подвижными хвостами. Они опирались только на задние лапы, на манер вымерших миллионы лет назад хищных рептилий, а еще две пары конечностей (на верхней Жрец углядел большие клешни) держали перед собой. Эти только ходили вокруг коричневых, словно надзиратели, пришедшие из самого ада. Черных было с десяток. Продолжая наблюдение, сектант понял, что коричневых гораздо больше, чем показалось сначала. Вот еще несколько, таща толстые корни деревьев, вылезли из земли — должно быть, там норы. Уловив краем глаза шевеление, дрожащими от страха и холода руками сектант перевел прицел на полуразрушенное здание, маячившее невдалеке от парка.

На крыше здания находилось еще одно существо. Оно было белым — не так-то легко заметить на снежном фоне. Высокая и узкая, похожая на исполинского богомола тварь опиралась на четыре мощные лапы толщиной чуть ли не с туловище. Вместо хвоста — два рогообразных отростка. Передние лапы не имели клешней, зато были очень длинными и оканчивались массивным когтем. На веретенообразной голове два красных шара — не иначе глаза.

К белому существу вдруг присоединилось другое такое же, невесть откуда взявшееся. И только теперь Жрец понял, что твари смотрят в его сторону. Неужели заметили?! На таком расстоянии?!

К страху присовокупилось желание писать, возможно этим страхом и вызванное. Сектант ясно осознал, что перед ним те самые твари. Твари-рабочие, охраняющие их твари-воины и твари-принцы. Ведь рассказывали, что принцы белого цвета. Это точно не трутни, которые иногда наведываются на берег людей. Ведь трутни, если верить легендам, красные.

Один из принцев запрокинул голову и принялся энергично махать передними конечностями. Второй вдруг бросился к краю крыши. Казалось, существо сейчас рухнет с большой высоты, но вместо этого оно самым невероятным образом побежало вниз по вертикальной стене. До слуха Жреца донеслись неистовое жужжание и свист, издаваемые, видимо, первым принцем. Что это? Сигнал тревоги?

Сектант быстро перевел взгляд на парк. Поведение тамошних тварей резко изменилось. Бурые жуки-великаны бросили свою работу и, неуклюже перебирая лапами, полезли в грунт. Их подстегивали, взмахивая хвостами, словно бичами, черные. Загнав работяг под землю, воины рассредоточились у нор, разведя в стороны клешни, заняв круговую оборону и ожидая врага. Со стороны руин телецентра неслись другие воины, причем некоторые верхом на принцах! И было понятно, куда они направляются. К Жрецу!

— Твою мать!!!

Армагедетель наконец вышел из оцепенения и бросился к двери. Помчался по ступенькам вниз, чертовски жалея, что не умеет двигаться по отвесным стенам, как та белесая тварь. Забыв о пианино, с грохотом налетел на него. Музыкальный инструмент загрохотал по ступенькам, следом кувыркнулся матерящийся Жрец.

Проклиная пианино, тех, кто его оставил, высоту здания и все сущее на земле, он быстро подобрал «винторез» и продолжил паническое бегство, не обращая внимания на боль в ушибленном колене. Впопыхах забыл, что проник в здание через балкон второго этажа и что первый этаж, вместе с входной дверью, погребен под толстым слоем снега. Изрыгая проклятия, снова кинулся наверх, на второй этаж. Через выломанную им дверь прыгнул на улицу. Барахтаясь в сугробе, услышал разносившееся над мертвым городом, вернее, над южной его частью высокочастотное стрекотание, больше похожее на вой — очень громкий и грозный.

— Мать всех тварей! — выдохнул Жрец, интуитивно догадавшись, откуда идет звук.

Ужас вытеснил из его сознания абсолютно все.

Он побежал к реке, по кратчайшему, как ему казалось, пути. Однако понял, очутившись внизу, что снова взял не то направление, не видя ледяной глади Оби за выросшими на берегу снежными барханами. Свою ошибку он осознал только тогда, когда провалился в гнилую кровлю метромоста, переходящего в туннель.