Страница 40 из 93
Дорога до красивых залов заняла часов пять, хоть и налегке. Это сейчас в Свинячьем сыре ползать стало легко и мягко. Тогда же все операционные столы были еще очень острыми, узкие проушины не были подработаны кувалдой, и в пыли еще не было глубокого желоба, пропаханного животами спелеологов. Там, где сейчас можно идти на карачках, в те времена еще приходилось ползти впритирку.
Залы — невероятной красоты. Я такого не видел ни в жизни, ни на фотографиях, и даже не читал ни о чем подобном. Названия ребята подобрали тоже под стать. Варан. Орлиное гнездо. Дамские Пальчики. Водопадный. Сюрприз — один из залов назвали моей фамилией. Самое потрясающее ощущение — даже не красоты, а — предельная резкость смены декораций в начале красивого района. Ребятам на первопрохождении было от чего обалдеть. Вот идет совершенно пустая галерея, потом гнусный шкурник, в котором еще и озеро на полу, так что все внимание уходит на то, чтобы удержать себя в распоре над водой. Потом голова упирается в сталактитовую бахрому, под которую нужно поднырнуть, опять-таки не плюхнувшись пузом в воду, и вот только после этого упражнения можно встать и оглядеться. И замереть на месте. Потому что дальше идти действительно некуда. Прозрачный кальцитовый пол медово-красного цвета покрыт рябью мелких гуров (плотинок), на которых действительно растут кусты арагонита, сверкающие гранями кристаллов не хуже, чем экспонаты Алмазного Фонда. А сверху висят, практически доходя до полу, длиннющие сталактиты, покрытые такими же сверкающими кустами. Только минут через пять замечаешь тропинку, по которой можно, извиваясь, чтобы ничего не порушить, пройти дальше.
Тупики — они и в Африке тупики. Глухие. Хотя дальний можно попробовать с кувалдой, а тот, который в Орлином гнезде — вообще не тупик. Но впихначиться в проход можно только снеся задом кубометра два изумительно красивых натеков, чего совсем уж не хочется делать. Так что достаем фотоаппараты, отбираем у ребят их девочек для использования в качестве ассистенток и фотомоделей, и — вперед.
Все-таки школьники, хоть энергии и энтузиазма у них и предостаточно, по живучести уступают коренным кап-кутанцам. Как только мы с Геной вошли во вкус и решили, что вот теперь, размявшись, пора почаевничать и взяться всерьез, все четверо отрубились. Самим как-то отрубаться не хочется, бегать и сверкать вспышками на спящих людей тоже нехорошо. А что это там под потолком за полочка такая странная, метров за полста от тупика? А ведь этажик, и идет-то в нужную сторону. Добираться, правда, будет тяжеловато, снаряги скалолазной никакой, а падать высоко и на камешки. А если кто поломается, по сепульке его вытаскивать через все эти шкурнички ой-ой-ой как будет. Взяли грех на душу, разбудили одного. Пирамиды из троих по высоте хватило, дальше в ход пошли всякие ремни да стропочки, которыми сепульки завязывались.
Влезли. Все-таки есть правда на свете. Лабиринт, в который мы попали, был просто поразительным. В нем не было больших залов как внизу, но в нем было два десятка компактных камер. В которых росло такое, что все предыдущее блекло. Там было все. Что мог себе представить спелеолог, и что не мог. Везде. Мы сразу заложили круговую экскурсионную тропу по ближайшим залам, но в узких переходниках между зальчиками тоже росло такое, что даже ради расчистки тропы повреждению никак не подлежало. Единственный возможный способ передвижения заключался следующем: пока кто-то вписывается между очередной красивостью и стеной, второй подает ему советы на предмет того, каким членом можно передвинуться на очередную пару сантиметров и в какую сторону, а третий придерживает ему болтающиеся складки комбеза.
Первый час нашего пребывания в верхнем лабиринте проходил в полном безмолвии. Языки просто отнялись. На второй — языки начали оттаивать, но выговаривались исключительно выражения типа «… твою мать, ты только погляди, какая …ёвина тут растет!». Нормальный культурный русский язык к подобному уровню эмоций просто оказался непригоден. Название «Ё» для этого лабиринта пришло само собой. Лабиринт шел вперед, уже заведомо выйдя за нижний тупик, но заводить топосъемку уже не хотелось. У нас оставались считанные часы, которых все равно не хватило бы для завершения обработки тропы, а ведь были еще и недоснятые пленки, и то самое эмоциональное состояние, при котором фотография идет особенно хорошо. Это был вообще второй за всю историю случай, когда при первопрохождении красивых мест с собой была фотоаппаратура, и нельзя было этим не воспользоваться.
Когда часа через три мы спустились вниз, вокруг греющейся на гексе кружки чаю сидели проснувшиеся лежебоки. Наши рассказы они и слушать не стали, оглушив нас дружным воплем «Ведите в Ё!». Оказывается, когда мы наверху только-только научились говорить, то находились прямо над импровизированным лагерем не более чем в метре, и густые клубы сочного мата свободно стекали туда по щелям. Словом, стало не вполне удобно. Хоть в пещерах и декларируется свобода слова, но при дамах как-то все равно неудобно ей пользоваться, кроме разве что в особо мерзких шкурниках, а тут еще и дамы несколько не того возраста.
Сводили мы их наверх. Что любопытно — реакция в смысле выражений точно соответствовала нашей. Пофотографировали и рванули назад — время вышло.
С Чернышом мы естественным образом быстро и вдребезги разругались, поэтому в дальнейшей эпопее на севере Кап-Кутана его молодежь уже не принимала участия. Впрочем, на базе этих ребят через пару лет сформировалось не менее двух хороших спелеологических команд, работающих эффективно и продуктивно, а некоторые из них впоследствии ездили и в наши экспедиции. Однако сопоставимых по классу находок у них пока больше не было. Надеюсь, что именно пока.
Следующую экспедицию мы затеяли той же осенью. Появился дополнительный стимул к резкому форсированию исследований — вопрос спорта и престижа. Вятчин своими двумя экспедициями в Промежуточную мало того, что нашел даже не один, а целых два изумительной красоты района (ОСХИ и Дикобразью систему), так еще и почти сравнял Промежуточную с Кап-Кутаном Главным по протяженности — двадцать три километра против двадцати четырех с половиной. И уже планировал очередную экспедицию. А как известно, при соединении нескольких пещер название сохраняется от большей. Не лежала душа к варианту, чтобы длиннейшая известняковая пещера страны называлась Промежуточной, а потому требовалось поднажать.
Пещера продолжала идти с визгом. Я опять работал в паре с Веселовой. Лабиринт Ё проходили долго. Полдня заняла только разметка сепулькария таким образом, чтобы обойти все проушины с кустами. В результате тропа сепулькария прошла по совершенно изумительному по степени садизма полу. Вообще-то я уже раз такое видел в одной из маленьких пещер Хайдаркана, но в ней такого пола было пять метров, и ей уже этого хватило для того, чтобы заработать название «Анатомическая Тачка». Здесь — сорок. Сорок метров низкой щели, в которой нужно ползти на пузе по острым, как бритвенные лезвия, кристаллам арагонита и церуссита. Причем не собранным в легко отделяемые кусты, а ровно растущим по всему полу. Пришлось даже изобрести новое применение для чертежных досок — прокладывать ими тропу.
В конце лабиринта обнаружилась дыра в совершенно потрясающую конструкцию, сущность которой мы поняли только изведя полсотни пикетов и четыре часа времени. А поняв, окрестили конструкцию Очень Хитрым Залом, открывающим новый район пещеры, название для которого тоже сразу подобралось — СЮР-85. Потому, что этот зал, всего с десяток метров в диаметре, имеет высоту более сорока, и разделен висящими в расклинке друг об друга глыбами на несколько десятков камер на разных уровнях, соединенными между собой десятками лазов. Совершенно замечательно выглядела самая верхняя камера, со стенами, покрытыми пятисантиметровым слоем ярко-красной пушистой глины, и прозрачным сталагмитом на полу, в который был впаян неведомо откуда взявшийся скелет летучей мыши. И все, что было впереди, выглядело не менее сюрреалистически.