Страница 6 из 74
Серапионов с удовольствием смотрел на лица Доржа и Кухарского, освещаемые огнем керосиновых ламп. Дорж, знаток многих десятков восточных и не менее десятка западных языков, удивлялся услышанному, но быстро соглашался, легко отыскивая в своей памяти подтверждения рассказу Федора. Кухарский был потрясен. Казалось, он не верил, что все говорится всерьез, и иногда внимательно присматривался к коллегам, ища в их лицах признаки сдерживаемого смеха. Нет, похоже, никто не шутил.
Генерал любил наблюдать, как мыслительный процесс меняет лица людей. На кого похож лейтенант Костя Кухарский, если отбросить его боевое прошлое и форму? На беззаботного студента-аспиранта, вот на кого. Теперь же он — демон, обуреваемый страстями! Он способен понять и постичь все на свете, он близок к сокровенным тайнам мироздания, и именно по этой причине ему временами страшно и одновременно весело…
— Несколько лет назад профессор Антонов выдвинул гипотезу о том, что твердая материя излучает сигналы в определенных частотах радиоволн, которые человек может принять и преобразовать в звук, то есть услышать. Сегодня мы с вами убедились в том, что ученый был прав! — продолжил Канунников. — Убедились исключительно благодаря тому, что с нами был знаток местных наречий. Смотрите, древнейший горловой язык, считавшийся утраченным, сочетается с монгольскими и китайскими словами. Смысл перехваченной информации загадочен, но мы имеем достаточно оснований полагать, что речь шла именно о нас. Скорее всего, колдуны, ведьмы и шаманы умеют слышать голос территории без всяких приспособлений. Теперь в наших руках находится уникальный источник сведений. Дело за лингвистами и техниками.
— Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу полковнику! — Кухарский справился с шоком и взял себя в руки.
— Разрешаю, товарищ лейтенант.
— Товарищ полковник, нам бы профессора Антонова с собой в экспедицию!
Полковник Канунников обменялся быстрым взглядом с генералом. Седой утвердительно качнул головой, и Федор ответил:
— Костя, все не так просто. Антонов расстрелян два года назад за шпионаж и пропаганду вражеских теорий. Мы не успели ничего предпринять, так как узнали слишком поздно. Все произошло стремительно — донос группы студентов, арест, расстрел. Студентов, кстати, не нашли; донос оказался подложным.
— Что же, — вмешался генерал, — нам наука. Теперь мы не оставляем перспективных людей без защиты. Все ведущие разведки стремятся выкрасть или уничтожить ценные кадры противника. Что же, давайте продолжим совещание. Мы с Федором Исаевичем решили посвятить вас в детали в связи с чрезвычайной опасностью и большим риском того, что не все из нас вернутся из экспедиции. Итак, главная наша цель — найти переход в другие миры. Вероятное расположение перехода вычислено нашими аналитиками с точностью до полукилометра. Мы находимся от этого места на расстоянии дневного перехода. Хочу вас предупредить, что все попытки приблизиться к этому району встречают жестокое сопротивление, как бы это точнее сказать… сил природы. Песчаные бури, ураганы, землетрясения, все в этом духе. Ну, разве что потоп в пустыне нам не грозит. В случае, если дойдем до места, мы с Федором Исаевичем сделаем все сами. Если нет — вот вам запечатанные пеналы. В них — варианты паролей и инструкции.
— А, «Сезам, откройся», — не выдержал Кухарский.
— Вот именно, — благосклонно кивнул Серапионов, — что-то в этом духе. Пароли следует проверить в деле и приложить все силы для возвращения. Обо всем доложить лицу, исполняющему мои обязанности. Если я или Федор останемся живы, сдадите пеналы нераспечатанными. Прошу вас отнестись к сказанному серьезно — вы давно служите в условиях строжайшей дисциплины и тайны, но… Чтобы вы, товарищ Дорж, и вы, товарищ Кухарский, поняли меня всецело, скажу одно: весь военный конфликт на Халхин-Голе затеян для того, чтобы наша экспедиция прошла в его тени и была успешной.
* * *
Каррагону было тревожно. Милосердный сон пришел только на рассвете, причем к одному лишь человеческому существу, внутри которого билось сердце гарха. Драконы высшей касты отличаются от низших не только цветом щитков или мощью когтей. Низшие гархи — простые бойцы. Мясо и клыки. У них нет дополнительного сердца, и они смертны в такой же степени, как и убогие люди. Дополнительное сердце гарха высшей касты — это не вполне сердце в человеческом понимании. В теле человека это всего-навсего маленький шарик, охватывающий подвздошную артерию перед ее разделением на наружную и внутреннюю. Даже если сердце в груди будет прострелено навылет, шарик даст телу столько крови, сколько нужно для выживания. Его возможности почти безграничны. Конечно, если тело будет разорвано на куски, сожжено или заморожено, конец неминуем. Отдельно от тела сердце дракона может жить только в жестких лучах, подобных излучению родной планеты.
Человек видел во сне, что его ведут на расстрел бородатые оборванные мужики. Корявые бревна какого-то сарая в свежих отщепах и дырках от пуль. «Прощай, благородие». Огонь разорвал грудь и вспыхнул в глазах салютом, медленно тонущим в багровом мраке. Когда человек открыл глаза, его тянула зубами за запястье огромная свинья. Больно не было — нервные окончания дремали. Сердце дракона перевело все тело на пониженный режим. «Они скармливают убитых свиньям, — подумал человек. — Да все они — свиньи!» Человек сел, рывком вытащив руку из алчной пасти. Свинья испуганно хрюкнула и занялась телом лежащего рядом ротмистра. Человек встал и замахнулся рукой. Свинья отбежала в темный угол двора и затаилась, угрюмо поблескивая глазками. Если животное попробовало человечины, ему нет пути назад. Людоедство — это навсегда. Человек поискал глазами и увидел колоду с топором. Он выдернул топор из сырого обрубка и пошел на свинью. Та присела на зад, угрожающе оскалив редкие желтые зубы, и заводила рылом. Оставив топор в голове дергающейся свиньи, человек подошел к воротам. Улица была пуста. Дорога упиралась в лес в тридцати шагах оттуда. Прощайте, ротмистр. Человек приложил руку к груди. Раны затянулись. Сердце гарха делало свое дело — сил было предостаточно. Разорванные и обожженные пулями сосуды срастались, не кровоточа: давление внутри было чуть больше атмосферного. В лес, в лес! Туда, подальше от этих звероподобных бородатых дикарей. Мягкая мурава под ногами мелко задрожала. Всадники. Много. Сначала дрожь земли, потом — стук копыт. В траву падать поздно. Поздно. Опять будут убивать. Надоело. Свиньи.
Каррагон открыл глаза. В юрту пробивался рассвет. Человек проснулся, еще не вполне осознавая границу между сном и явью, затем пришел в себя и подмигнул Каррагону. Они вновь были единым целым.
* * *
Дорж ощущал едва заметные подземные толчки с ночи. Ему случалось попадать в землетрясения, и они начинались именно так. А потом должна быть такая дрожь земли, словно табун огромных коней разогнался до умопомрачительной скорости. Подземный табун. Сабдык.
— Что такое хозяин долины? — пробормотал Дорж, рассматривая свое лицо в походное зеркальце. Брился Дорж редко, но это было как раз то самое утро. Дорж со вздохом извлек бритвенный прибор из походного вещмешка.
— Хозяин долины. Саб-дык. — Дорж нанес на лицо пену и начал осторожно снимать ее бритвой.
— А можно перевести слово «сабдык» как «хранитель»? — спросил Канунников из-за плеча переводчика.
— Хранитель? В каком смысле?
— В смысле «страж», — пояснил Федор. Он закончил завтрак и смотрел, как монголы и солдаты собирают юрты.
— Пожалуй, так тоже будет правильно.
Сопки кончились. Начались сплошные пески. В Гоби мало таких мест — почти нет. Проводники переглядывались, затем предложили генералу обойти пески стороной. Получив отказ, они с недоумением пожали плечами и вернулись на свои места.
Отряд шел вперед с приличной скоростью, не встречая никакого сопротивления. Канунников даже начал сомневаться, не ошиблись ли они с Арсеном в расчетах, не подвела ли его память о собственной экспедиции? Уж больно гладкой была дорога. В половине одиннадцатого солнце уже жалило немилосердно. Песок прогрелся, и нужно было искать спасительную тень. Генерал тронул своего рыжего конька каблуками, подъехал к Федору и перегнулся, тихо говоря ему что-то на ухо.