Ночные желания

Мадлен придется бороться с гложущим ее страхом те бесконечно долгие часы, которые предстояло пережить, прежде чем она попадет к Хэвиленду и сможет уговорить его отменить дуэль.

Рейн сам удивлялся своей импульсивности, вызвав барона стреляться завтра на рассвете. Обычно он отличался не только уравновешенностью, но и особым хладнокровием во всем, что касалось женщин. Он никогда не позволял чувствам руководить собой в отношениях с дамами после того, как предательство Камиль нанесло ему глубокую сердечную рану.

Вызов на дуэль — явно неразумный поступок, Рейн это признавал. И ему было трудно себе объяснить, почему его охватила такая ярость при виде того, как барон обнимал Мадлен Эллис. Любой другой списал бы такую реакцию на счет обычной мужской ревности.

Но откуда взяться ревности в его случае? Для этого в отношения должны быть примешаны чувства иные, чем те, что вытекали из его дружбы и уважения к ее покойному отцу. Но он не испытывает к ней любовной привязанности.

Нет, вероятно, его бурная реакция объясняется просто стремлением защищать слабый пол, а также инстинктом собственника, ведь она, возможно, станет его женой. Это и осознание того, что он несет моральную ответственность за ее благополучие, заставило графа защищать Мадлен от приставаний распутного барона.

Но, к изумлению Рейна, девушка ни в малейшей степени не оценила его вмешательства. Даже более того — накинулась на него за то, что он вступился за нее.

Однако, не сожалея о случившемся, он решительно приступил к необходимым для организации дуэли действиям. Начал с того, что написал человеку, которого просил быть его секундантом, и отправил лакея в Лондон доставить записку. Эккерби необходимо понять, что у Мадлен теперь есть защитник, и если он не принесет извинений, то будет проучен пистолетным выстрелом.

Когда ему сообщили о прибытии Симпкина в Ривервуд, Хэвиленд испытал некоторую обеспокоенность. Рейн просил дворецкого приглядывать за Мадлен и срочно оповещать в том случае, если барон осмелится опять объявиться в Дэнверс-холле.

— Надеюсь, Эккерби не возвращался надоедать мисс Эллис, — сказал Рейн, как только Симпкин вошел в его кабинет и коротко поклонился.

На лице слуги обозначилась встревоженность.

— Нет, милорд. Но, полагаю, вам лучше знать… вскоре после вашего отъезда мисс Эллис поручила мне отправить письмо барону Эккерби.

— Сразу после моего отъезда? — спросил граф с обеспокоенным видом.

— Да, милорд, и, кажется, ей было важно, чтобы корреспонденция была отправлена как можно быстрее. Я также отправил и второе письмо, адресованное мистеру Джерарду Эллису.

— Ее брат, — пробормотал Рейн, погрузившись в глубокое раздумье.

— Мне неприятно нарушать конфиденциальность ее просьбы, — пояснил Симпкин, — но вы просили приглядывать за Мадлен Эллис и ставить вас в известность о любых действиях барона Эккерби по отношению к ней. И после того, что вы мне о нем сообщили, признаюсь, меня беспокоит то, что она сочла необходимым ему написать.

— Вы очень хорошо сделали, что рассказали мне это, Симпкин, — уверил его Рейн. — Дальше я буду действовать сам.

Поблагодарив дворецкого, он отпустил его назад, а сам остался стоять, хмуро глядя в направлении Дэнверс-холла. Известие, что Мадлен написала Эккерби, вдруг взволновало его и возродило множество давно забытых чувств. Среди прочих, подозрительность и сомнения тревожили Рейна больше всего.

Он искал и не находил причин, по которым Мадлен могла написать срочное послание человеку, которого, как она сама говорила, презирает.

Какая-то догадка проскочила в его сознании, когда он вспомнил выражение ее лица после того, как ударил барона; ее глаза потемнели от злости. Тогда он приписал это возмущению поведением барона, принуждавшего ее к близости.

Но, может, он все неправильно понял? Может, она разозлилась на Хэвиленда за то, что тот накинулся на ее любовника?

Рейн взъерошил свои волосы пятерней, не в силах разобраться с чувствами. Он доверял Мадлен, потому что доверял ее отцу, но ведь, по сути, совершенно ее не знал. Не слишком ли легкомысленно поверил он в ее затруднительные обстоятельства?

Что-то тут не так, он это определенно чувствовал. Выявлять предателей было его профессией, в конце концов. В какой-то момент Мадлен выглядела… виноватой. Как будто утаивала от него что-то важное.

Граф пробурчал себе под нос проклятие. Он уже был в подобной ситуации — другая женщина скрывала от него горькую правду. И теперь внутренний голос кричал ему: история повторяется.

Вопросы кружились в его сознании, особенно беспокоил главный: были ли отношения Мадлен с бароном Эккерби более близкими, чем она пыталась их ему представить?

Он готов защищать ее от приставаний развратника, но нужна ли ей его защита? Или граф просто стал свидетелем размолвки между возлюбленными в тот вечер на постоялом дворе, когда впервые встретил ее и барона?

И сегодня в саду Мадлен, возможно, обнимала его вполне добровольно. А когда мерзавец ласкал ее грудь, тот сдавленный крик был признаком удовольствия. Некоторым женщинам нравятся грубые ласки. Даже очень нравятся.

Рейн сжал зубы. Нет, кажется, он зашел в своей подозрительности слишком далеко. То, что его однажды предали, еще не повод обвинять в обмане Мадлен.

И все же она пыталась что-то от него утаить, это очевидно. И, в общем, ничего не было невозможного в том, что она пишет письма любовнику. Как тогда, в прошлом, когда обманщица, которую он полюбил, уже принадлежала другому.

Конечно, не было причин считать Мадлен столь же порочной, как Камиль Жузе. Фредди говорил, что она собиралась отослать деньги, полученные в качестве вознаграждения, своему брату Джерарду, который в них нуждался больше нее. Камиль тоже стремилась помочь членам своей семьи бежать от опасности, нависшей над ними на родине, но на этом все сходство между этими двумя женщинами, возможно, заканчивается.

Рейн решил не делать поспешных выводов. Наверное, есть какое-то логическое объяснение тому, что она написала одновременно барону и своему брату, и пока граф не должен ни в чем ее винить.

Тем временем он все же постарается искоренить ростки нежного чувства к Мадлен, уже начавшие прорастать в его сердце. И преподаст Эккерби урок хороших манер и благородства, который тот не скоро забудет.

Мадлен с трудом удавалось сохранять хотя бы видимость спокойствия во время занятий в пансионе. Она была слишком взволнована предстоящей дуэлью. Поэтому сразу же по окончании урока девушка отправилась в Ривервуд на двуколке, которую ей любезно предоставила Арабелла.

К ее огорчению, Рейна не оказалось дома. По крайней мере, так сказал его мажордом Брэмсли. К тому же он отказался сообщить, где можно найти графа, хотя Мадлен подозревала, что он это хорошо знал.

К счастью, Фредди все еще был в Ривервуде. Правда, он не выказал бурной радости, когда она появилась в бильярдной, где он играл партию сам с собой.

— Скажите, где я могу найти Хэвиленда? — тут же спросила его Мадлен. — Брэмсли ничего мне не сказал, кроме того, что он отсутствует.

— Час назад он уехал в Лондон, — неохотно ответил Фредди.

— Черт побери, — пробормотала Мадлен, поджимая нижнюю губу. — Я надеялась застать его здесь и уговорить отменить эту дурацкую дуэль.

— Он не может ее отменить, — возразил Фредди, глядя на нее несколько удивленно.

— Почему?

— Потому что это дело чести. Эккерби на этот раз зашел слишком далеко: Рейн не мог спокойно наблюдать, как этот хам бесчестит вас.

— Но он не бесчестил меня, — она закатила глаза. — Все в действительности было не так.

Фредди нахмурился.

— Ну что ж, теперь уже слишком поздно.

— Нет, не слишком. Я сейчас же поеду в Лондон и поговорю с Рейном.

— Мисс Эллис, — начал Лансфорд поспешно, — вы не должны вмешиваться в это дело. Это просто не имеет смысла. Вы можете отговаривать его сколько угодно, это ничего не даст. Я его знаю. Он не изменит своего мнения, если уверен, что поступает правильно.