Страница 33 из 49
– Мама, мама моя, как я люблю тебя, – шепчет Крутояр и проваливается в глубокий сон.
Утром разбудил его Жихарь.
– Ну и здоров ты спать! – весело проговорил он. – Ты знаешь, сколько сейчас времени?
В раскрытое окно бил столб солнечного света, через отворенную дверь доносилось кудахтанье кур, в избе стоял вкусный запах жареного мяса. Крутояр почувствовал, как от голода засосало в желудке.
– Наверно, много, – неуверенно ответил он. – Позднее утро?
– Полдень! Обедать пора!
– Вот это да! – сказал пораженный Крутояр и стал одеваться. Вспомнил вчерашний вечер, Листаву. Стало стыдно. Надо же было так напиться, что толком и не помнит, как вел себя. Может, натворил чего?.. А кто его раздевал? Наверно, Листава. Наверняка она! Вот стыдоба! Но где же она?
Он стал оглядываться, надеясь увидеть ее в сенях или на дворе. Жихарь, перехватив его взгляд, проговорил:
– Сестра ушла к себе. У нее двое детей, хозяйство. Это я упросил ее поухаживать за нашими ребятами.
Крутояр сел, спросил, не глядя на друга:
– Я вчера… как это?…перебрал, в общем. Ничего не набедокурил?
– Какое! Ты так быстро опьянел, что нам только и оставалось уложить тебя в постель да закрыть одеялом.
– Это – ладно. А то я уж…
– Голова побаливает?
– Нет. Голова в порядке.
– Это хорошо. А я, если переберу вечером, утром без кружки хмельного не могу. Голова раскалывается на части. А ты молодец. Значит, с похмелья болеть не будешь. Везет некоторым!
Жихарь поставил глиняную тарелку жареного мяса с луком, наверное, осталось после вчерашнего пиршества. Принялись за еду.
– Хочется мне прогуляться куда-нибудь еще, – сказал Жихарь, не отрываясь от тарелки. – Душа воли просит! Ложусь спать, а сам в уме перебираю все наши похождения. И вновь хочется кинуться куда-то!
Крутояр хмыкнул что-то неопределенное, но ничего не ответил.
– Персидские берега обшарили, булгар потрепали… Куда бы еще кинуться?
– На хазар не хочется?
– На хазар? Э, нет. Хазария вокруг нас – самое сильное государство. Каган – серьезный правитель. Недаром дань платим. Попробуй только затронуть, не додумаешься, куда спрятаться. Деда своего помнишь? Куда-то в глушь к финнам убежал. А ведь каган только пальчиком пошевелил…
Помолчали.
Наконец Крутояр спросил:
– А Киев?
Жихарь пожал плечами, бросил нехотя:
– Подумаешь, Киев. А что там делать?
– А что делают степняки?
– Этим где бы ни грабить…
– А у Игоря такие богатства спрятаны…
Жихарь – недоверчиво:
– Откуда им быть?
– Слышал, Олег ходил на Царьград?
– Ну и что?
– Императоры дань большую ему дали.
– Когда это было!
– Что-нибудь да осталось.
– Ты так думаешь?
– Сам видел.
– Да ну! Когда это?
Крутояр рассказал про свою поездку в Киев.
Жихарь ненадолго задумался. Сказал:
– А что… Стоило бы Киев тряхнуть!
– Сил у нас маловато…
– Главное – внезапность! Что, у нас разве войско большое было, когда берега персидские разоряли? У персов – ого! – армия преогромная. И с арабами, и с Византией сражается и побеждает, а вот против небольшого, но подвижного отряда она бессильна!
– Так-то оно так…
– Что – так? Перетащим ушкуи с Оки на Десну, а потом ночами, во тьме, под прикрытием берегов подкрадемся к стенам Киева…
– Легко сказать…
– А мы не говорить будем, а делать! Я те места знаю. Прислуживал купцам, тащили волоком суда из Оки через Угру в Десну. Места для волока удобные, ушкуи легкие…
– Можно побольше взять с собой воинов. Подсобят, а потомна границе встанут на всякий случай. Мало ли что, на помощь придут, – неожиданно для себя проговорил Крутояр.
– О! Правильно соображаешь!
– Надо в Киев тайно подослать соглядатая. Пусть извещает, что творится в столице Руси. Как только киевское войско уйдет в какой-то поход, так мы тут как тут!
– Правильно! Немедленно посылай.
Так проговорили они до вечера, обсуждая все новые и новые подробности предстоящего похода.
Вечером в избу Жихаря набились ватажники. Снова пир горой, разговоры, смех, веселье. Крутояр выпил пару кружек вина, захмелел, но разума не терял.
И вдруг увидел Листаву. Она, сложив руки на груди, стояла у двери и смотрела на него. И вновь она показалась ему необычайно красивой, и вновь от нее как будто исходил какой-то необыкновенный, чудесный свет. Он смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. Куда-то вдаль ушел шум в доме, он не видел никого вокруг, кроме нее.
Она качнулась стройным телом, оторвалась от косяка двери и, не сводя с него улыбчивого, заманчивого взгляда, двинулась к столу, села напротив него.
– Нальешь мне, князь, хмельного? – воркующим, чарующим голосом спросила она.
– Конечно, конечно, – заторопился он.
– И себе тоже. Но только немного.
– Да я!.. – хотел похвалиться он, но вспомнил свой вчерашний позор и осекся.
Выпили. По-прежнему он видел только ее, словно в доме они были только вдвоем, и никого вокруг не было.
– Как тебе спалось, князь? Видел ли какие-то сны? – Взгляд ее голубых глаз глубокий, понимающий и всепрощающий. Ей можно говорить все, она поймет правильно, не засмеет, не унизит.
– Провалился, как в глубокую яму. Без снов и кошмаров.
– А мне целую ночь видения снились, – говорила она, ласково глядя ему в глаза. – И музыка в сердце играла. Такая чарующая, проникновенная, словно с небес лилась. Я в слезах вся проснулась…
Потом поглядела куда-то поверх его головы, сказала со вздохом:
– Ну пойду я. Дел дома много.
– А зачем ты приходила?
Она чуть качнулась к нему, улыбнулась краешком губ:
– Тебя повидать.
У него вдруг задрожали руки. Спросил поспешно:
– Можно мне с тобой?
– Нельзя. Пока нельзя.
– А когда будет можно?
– Я сама позову. Ты только жди. Жди, миленький…
Она встала и пошла к двери, словно лебедушкой плыла. Он смотрел ей вслед, и у него дух перехватило, такой она была красивой, такой желанной…
Когда она ушла, ему вдруг стало душно в избе. Он вышел на улицу. За лесом полыхала багровая заря, обнимая полнеба. Видно, к ветру, непогоде. И в душе у него все полыхало, хотелось петь, кричать, а еще больше убежать к ней, пасть к ее ногам и говорить, говорить, как он ее любит, как жить без нее не может…
– А что ж, пойду и упаду, – с решительностью пьяного человека вслух проговорил он и зашагал по улице. Навстречу – Млава. Тонкая, хрупкая, исподлобья глядит на него влюбленными глазами. Вроде бы та же самая, но совсем другая, далекая, холодная, неродная.
Остановились.
– Ты почему не приходишь? – спросила она и капризно поджала губки.
А ему и ответить нечего. Не скажешь же, что не хотелось, что полюбил другую. Но почему не сказать? Очень даже нужно прямо ответить на заданный вопрос.
Однако вымолвил:
– Все некогда было. Ты же знаешь…
– Да, знаю. Соболезную…
Помолчали.
– Проводишь меня?
– Пойдем.
Они пошли рядом. Млава молчала, и ему нечего было сказать. Наконец она медленно, раздумчиво проговорила:
– Какой-то ты странный сегодня. Чужой, холодный. Потому что выпил?
– А тебе противно идти с пьяным?
Он надеялся, что она скажет, что да, неприятно. И тогда он повернется и уйдет, бросив на прощанье что-нибудь такое: раз противно, то и нечего встречаться!
Но она ответила:
– Нет, я соскучилась по тебе. Мы так давно не виделись! Я вся истосковалась…
У него стало муторно на душе. Он чувствовал и понимал, что дурно поступает с девушкой, которая его любит. Наверно, надо было откровенно сказать ей об этом, но у него не хватало сил.
– Некогда мне, – мрачно проговорил он, глядя в сторону. – Дела княжеские навалились, с утра до вечера продыха нет. Да и вообще…
– Я понимаю, я все понимаю! – горячо промолвила она и легонько коснулась пальчиками его руки. – Я потерплю, я потерплю, ты не сомневайся!
И столько искренности, столько любви было в ее голосе, что у него комок в горле встал от жалости к ней, и он решил не поминать Листаву. Придет время, сама все узнает…