Страница 7 из 24
Вера тем временем укрепила на правом предплечье пациента манжету тонометра, измерила давление, поставила на левом предплечье катетер и наладила капельницу с полиглюкином, одним из так называемых «кровезамещающих» растворов, по физическим характеристикам весьма схожим с кровью.
— Восемьдесят на пятьдесят пять, — доложила она Данилову.
— Преднизолон!
Работая с опытным фельдшером, дозировки можно не указывать. Это удобно. Иметь в составе бригады опытного фельдшера вообще очень удобно. И к тому же приятно, если у фельдшера хороший характер и он не любит «стучать» начальству. Вера Каликина отвечала всем требованиям, и Данилов постоянно работал с ней в одной бригаде уже третий год.
В машине работать тесно, но все привыкшие. Быстро, но без суеты Данилов и Вера делали свое дело. Через несколько минут артериальное давление пациента немного поднялось и стабилизировалось.
Теперь настало время заняться сломанной ногой. Данилов, насколько возможно в «полевых условиях», обработал рану, извлекая пинцетом осколки костей, а Вера наложила на нее стерильную, иначе говоря — асептическую повязку. Затем они приложили к пострадавшей конечности шину и осторожно, но туго прибинтовали ее в трех местах. Теперь пациента можно транспортировать.
Главное — правильная очередность действий. Умный отличается от дурака знанием того, что надо делать сначала и что — потом. Дурак, а среди врачей такие попадаются так же часто, как и среди представителей других специальностей, начал бы шинировать ногу еще на улице, возле машины и непременно «потерял» бы пациента, умершего как раз к окончанию манипуляции.
К этому времени пациент Эдика оклемался настолько, что в сопровождении доктора подошел к машине «на своих двоих». Шел он хорошо — прихрамывал, но не шатался.
— Будем на себя вторую машину вызывать? — поинтересовался Эдик.
Так вообще-то положено. Один больной — одна бригада. Правда, вызови Данилов «на себя» в подобной ситуации кого-нибудь из коллег, он надолго стал бы для них посмешищем, требующим «усиления» для госпитализации «сидячего» амбулаторного больного. Другое дело, если бы и второй пострадавший был бы так же плох, как и первый — тогда без помощи коллег было не обойтись.
— Зачем? — в очередной раз измеряя «своему» пациенту давление, удивился Данилов. — Доедет с нами. Какой ставишь диагноз?
— Ушиб правого коленного сустава…
— Алкогольное опьянение, — добавляет Вера, принюхавшись к «выхлопу» от «ушибленного», доносящемуся через открытую дверь салона.
— Поедет сидя, — Данилов покрутил колесико на трубке капельницы, слегка замедляя течение полиглюкина.
— А может, я лучше домой? — предположил мужик, всем своим бравым видом демонстрируя, что он здоров и получасом раньше умирающего лебедя на асфальте изображал кто-то другой.
— В больницу! — твердо ответил Данилов.
— Домой, а? — заканючил мужик, не торопясь усаживаться в салон. — Пешочком. Я тут недалеко живу…
— У нас один сосед вот так пришел домой после аварии, — вступает в разговор Петрович. — Пешочком, не торопясь, по холодку, чтобы солнышко голову не напекло…
Все истории Петровича имеют один и тот же конец. Фатально-летальный.
— И что? — вскинулся мужик, ошибочно видя в Петровиче союзника.
— Ничего… — Петрович невозмутим. — Умылся, перекусил, лег отдохнуть и помер. Субарахноидальное кровоизлияние. Тридцать восемь лет дураку было. Жена, двое детей. Теперь вдова и двое сирот. Тебе-то сколько?
— Сорок один.
— Дети есть?
— Дочка.
— Ну и решай, что делать. Каждый сам выбирает, где ему помирать…
Пациент Эдика молча залез в салон и устроился на заднем боковом сиденье, именуемом на «скорой» «креслом для сопровождающих». Обычно на нем едут родственники или друзья больного. Эдик уселся на единственное, оставшееся свободным место — рядом с водителем, и обернулся к Данилову.
— Запрашивай место, — протягивая ему свой «наладонник», сказал Данилов. — Мужчина сорока лет, че-эм-тэ, открытый перелом правой голени, кома и второго не забудь… да, и обрати внимание, чтобы места в одном стационаре дали!
Человеку свойственно ошибаться, говорили древние. Тем более — на Центре. Тем более — под конец смены. Вполне можно «не включить мозги» и дать «тяжелому» место в реанимации сто шестьдесят восьмой больницы, а «легкого» отправить в Первую градскую. Бывали прецеденты…
«Легкий» больной с любопытством оглядел убранство салона, стараясь не смотреть на манипуляции врача и фельдшера с его собратом по несчастью, и вдруг начал блевать. Блевал он обстоятельно, обильно, при этом деликатно пытаясь прикрыть рот обеими руками.
— Фу, не мог на улице… — поморщилась Вера.
— Ты б хоть окно открыл! — взревел Петрович.
— Эдик! Добавь своему пациенту сотрясение головного мозга средней тяжести, — подсказал Данилов.
— Есть, сэр! — откликнулся Эдик и тотчас же, устыдившись своей фамильярности, добавил: — Хорошо, Владимир Александрович.
Эдик уже третью смену стажировался в бригаде. Данилову он нравился. Толковый парень, знающий, вроде бы не вредный. Эдик имел все шансы стать нормальным врачом. Лет через несколько…
— Извините, пожалуйста, — смутился пациент, наконец-то закончив блевать. — У вас тряпка есть? Я подотру…
— Чего уж там, — свеликодушничала Вера, — дело житейское. Вы лучше скажите, как зовут вашего товарища.
— Он мне не товарищ, — пытаясь привести себя в порядок при помощи носового платка, ответил тот. — Мы не знакомы. Он подрядился меня домой довести и вот — довез, называется…
И после небольшой паузы, как-то совсем по-детски спросил:
— Можно выйти? Отряхнуться хотя бы…
— «Кузницу здоровья» дали, — доложил Эдик, возвращая Данилову «наладонник». — Сто шестьдесят восьмую.
Подобно всем новичкам, он тут же впитал в себя профессиональный жаргон и то и дело пользовался им, стараясь походить на бывалого «скоропомощника». Оксибутират натрия называет «Оксаной», магнезию — «магнолией», инфаркт миокарда — «Иваном Михайловичем»…
— В стационаре отряхнешься! — крикнул пациенту Петрович. — Через три минуты!
Петрович повернул ключ зажигания, нажал на педаль газа и плавно тронул машину с места.
— С Метастазом полчаса бы ехали, — Вера отодвинула оконное стекло, впуская в салон свежий воздух.
— Да уж, — согласился Данилов, прощупывая пульсацию сонной артерии на шее лежащего на носилках пациента.
Метастаз, по паспорту Георгий Иванович Ольшевский — худший из водителей шестьдесят второй подстанции. Он не любит мыться, но любит медленную езду со скоростью двадцать — тридцать километров в час. Со включенной светомузыкой — мигалкой и сиренами — Метастаз способен выжать из машины все сорок километров. В то же время он незлобив, ездит без аварий и безотказно выходит на замену в свой выходной, поэтому его и терпят.
Перемерив давление, Вера доложила:
— Девяносто пять на шестьдесят пять.
— Пациент определенно более жив, чем мертв. Пустячок, а приятно, — улыбнулся Данилов.
По прибытии в сто шестьдесят восьмую больницу, в то время пока машина ехала по территории, Данилов, выполняя требования инструкции, достал наладонник и нажал на нем кнопку, извещая диспетчера своей подстанции о прибытии в стационар. Когда машина остановилась, бригада разделилась надвое. Данилов и Вера выгрузили носилки с пострадавшим из салона, водрузили их на каталку и повезли «свой кадр» прямиком в реанимацию, минуя приемный покой, куда повел «своего» пациента Эдик. Петрович же остался «наводить порядок» в салоне.
В реанимации дежурил знакомый Данилову доктор.
— Как дежурство? — спросил он, беря карту вызова и расписываясь в приеме больного.
— Так себе, — пожал плечами Данилов.
— У нас тоже, — мотнул головой реаниматолог. — Три покойника, два кандидата, пять поступлений. Ваш — шестой.
— Покой нам только снится, — посочувствовал Данилов.
— Помотался бы как мы, — высказалась Вера на обратном пути. — Вообще не понимаю, как сидя на одном месте можно уставать на работе?