Страница 4 из 8
— По счету планеты день сменяется после захода солнца — сейчас
уже не сочельник, а день Рождества, целый час по крайней мере. Однако дайте детям первыми отыскать сюрпризы.
Поднялась великая суета, захрустела бумага, послышались вопли восторга — дети углубились в груду цветных свертков. Мэри смотрела на них с удовольствием, и тут Тейтеп тронул ее за руку.
— Новые гости, — сообщил он.
Это были Чорниэн. его жена Чейлам и четверо их детишек. Мэри просто рот открыла, когда их увидела. Она приглашала их прийти вшестером, не надеясь на успех, и вот вам...
— И все наряжены для Рождества! — крикнула она, хотя и знала, что причина не в том. — Вы сияете, как новогодняя елка, — сказала она Чорниэну.
На воротнике и на хвосте, на каждой из подрезанных игл Чорниэна красовалась блестящая красная бусина.
— Стекло? — спросила Мэри.
— Стекло. Киллим приготовила это для нас.
— Вы выглядите великолепно, просто поразительно! Обрезанные иглы Чейлам покрывала позолота. Она застенчиво повернулась — ее воротник и хвост засияли.
— Вы вспыхиваете, как солнце на воде, — сказала ей Мэри.
Кончики игл на воротниках и хвостах у детей были золотые, розовые и ярко-желтые и — самое главное — украшены бусинами всех цветов радуги.
— А дети — просто прелесть! — воскликнула Мэри. — Ну входите скорее, вас ждут подарки.
Она проводила детишек к елке и оставила их откапывать свои подарки. Свертки для родителей она прихватила с собой.
— Это было трудно, — сказал ей Чорниэн. — Это было трудно — пройти по улицам с чувством собственного достоинства. Дети придали нам отваги.
Чейлам добавила:
— Да, они возглавляли процессию.
— Верно, — поддержал ее Чорниэн. — Завтра я выйду на солнечный свет. Пойду на базар. Обрезанные иглы будут сверкать, но я не стану стыдиться того, что сказал правду о Халемтате.
Лучшего рождественского подарка мне не надо, подумала Мэри и вручила пакет Чорниэну. Пока тот возился с бумагой, Тейтеп коротко рассказал ему о сути и ритуалах праздника Пробуждения у землян. Он прервал свой комментарий, когда они одновременно заглянули в коробку.
— Я нашла то, что нужно? — спросила Мэри, внезапно испугавшись, что совершила какую-то ужасную оплошность. Она перерыла весь базар, отыскивая побеги уэлспета, но тщетно. Пришлось через этнологов доставать импортированные ростки. Молчание прервал Тейтеп:
— Это то, что нужно. Чорниэн вас благодарит.
Чорниэн долго и стремительно говорил что-то — она не успевала понять и половины слов. Когда он умолк, Тейтеп сказал просто:
— Он жалеет, что не запасся ответным сувениром.
— Видеть этих ребятишек в сверкающих украшениях — такого подарка мне достаточно!
— Тем не менее, — отвечал Тейтеп, говоря медленно, чтобы она не упустила ни слова, — мы с Чорниэном преподносим вам вот это.
Мэри отлично знала, что подарок, который Тейтеп достает из своей сумки, — от него одного, но была рада принять игру, которая делала его счастливым. Она не ждала подарка от Тейтепа и едва могла представить, что же он приберег для такого случая. Однако поступила надлежащим образом: поднесла сверток к уху и осторожно потрясла. Если там и было что услышать, все тонуло в веселом гуле на другом конце комнаты.
— Даже не могу догадаться, Тейтеп, — сказала она со счастливой улыбкой.
— Тогда откройте.
Под оберткой был резной предмет сочного винно-красного цвета — из дерева, горького на вкус и потому редко идущего на скульптуры, но высоко ценимого, поскольку ни один ребенок не потянет его в рот. Стиль фигурки был настолько фольклорный, что Мэри несколько долгих секунд пыталась разобраться, кого изваял Тейтеп, но едва уловив это, поняла, что будет хранить этот подарок всю жизнь.
Это, без сомнения, был Ник — только Ник, изображенный Тейте-пом, а потому в незнакомом ракурсе. Это был «взгляд на Ника снизу вверх». Мэри вскрикнула:
— Ох, Тейтеп! — вовремя спохватилась и добавила: — Ох, Чорниэн! Огромное спасибо вам обоим. Как вам пришло в голову изобразить Ника?
Тейтеп ответил:
— Он ваш лучший друг. Я знаю, вы по нему скучаете. Я подумал: может, теперь вы будете чувствовать себя лучше.
Мэри крепко прижала к себе скульптуру.
— Да, так и есть. — Она взмахнула рукой. — Обождите здесь, Тейтеп, не уходите никуда.
Подбежала к елке и, отбросив гору хрустящей бумаги, нашла пода-
рок, приготовленный для Тейтепа. Метнулась обратно, к месту, где ждали празы.
Тейтеп снял бумагу — такую же многоцветную, какая была у Ника. Внутри оказался ярко раскрашенный щелкунчик с плетеной сумочкой орехов.
Мэри ждала реакции, затаив дыхание. Она изобразила императора Халемтата сидящим на задних лапах, что сильно упростило конструкцию механизма щипцов. Толстый, обрюзгший и колючий. В правой руке он держал огромные ножницы, какие его приспешники использовали для стрижки колючек. Левая обхватывала побег талемтата, растения, почти одноименного с ним.
Глаза Чорниэна расширились. Тейтеп затарахтел на местном языке так быстро, что Мэри ничего не могла понять.
Лишь теперь она осознала, что натворила:
— Боже мой, Тейтеп! Он ведь не посмеет остричь ваши колючки лишь за то, что у вас есть такая безделушка?
Ее друг, не переставая трещать колючками, достал орех, сунул в рот Халемтату и мстительно раздавил скорлупу. Ядрышко он предложил Мэри — колючки все еще трещали.
— Если острижет, — заявил он, — пойду к Киллим и подберу красивые бусинки.
Он щелкнул еще один орех и подал ядрышко Чорниэну. Теперь женщина поняла, что они трещат колючками друг для друга — стеклянные бусины Чорниэна добавляли к веселому треску выразительную ноту. Мэри с облегчением рассмеялась. Через несколько минут Эсперанца побежала в лавку за орехами, чтобы дети Чорниэна тоже смогли пощелкать.
Мэри еще раз взглянула на изображение Ника. «Жаль, что ты не видел праздника, — сказала она ему, — но обещаю написать обо всем сегодня же, прежде чем лягу спать. Постараюсь вспомнить все до последней мелочи».
Дорогой Ник, —писала Мэри несколько месяцев спустя. — Вряд ли ты одобришь мое поведение. Я поняла, что это было неправильно с этнологической точки зрения и тем более с дипломатической. Я ведь только хотела отпраздновать свое Рождество с Тейтепом, Чорниэном и всеми, кто пожелал присоединиться к веселью. Послушать, что говорит Кларенс, так я отправила планету в ад в своей корзинке для рукоделья.
Понимаешь, последнее время Халемтату не приносит добра стрижка игл. Примерно семьдесят пять призов разгуливают остриженными и в бусинах — причем безо всякого стыда, любо-дорого посмотреть. Я даже видела юнца с бусами на концах неподрезанных иголок!
Кстати, Киллим передает благодарность за красители. Это как раз то, что ей нужно. Она так занята, что взяла в помощь двух подмастерьев. Она делает «рождественские украшения», и художественные галереи Вселенной охотятся за ее поделками.
Что еще...
Вчера я зашла проведать Киллим, и кто там обнаружился? Коппен, один из советников Халемтата, — помнишь его? В жизни не догадаешься, чего он хотел: набор бус для насадки на иглы. Нет, иглы у него в порядке. Просто он намеревается — так он объяснил Киллим — сделать Халемтату какое-то нелицеприятное заявление и в ожидании кары запасается бусами. Очень дорогие голубые бусы.
Я ощутила злорадное удовольствие. Пора уже кое-что высказать Халемтату...
Между тем Чорниэн открыл производство щелкунчиков. Пришлось его проконсультировать, иначе он разобрал бы по косточкам ту игрушку, которую я вручила Тейтепу.
Посылаю голограммы — в том числе и моего художества — ведь тебе надо видеть разницу между щелкунчиком, вырезанным человеком, и щелкунчиком работы праза. Это то же, что «взгляд на Ника снизу вверх» и... ну, просто взгляд на Ника.
Я все еще скучаю по тебе, хотя ты и считаешь, что на Рождество непременно нужны фейерверки.
Скоро увидимся — если Кларенс не запечет меня в пудинге или не сожжет на костре.