Разобщённые

Дрейк, мальчик из семьи фермеров, — глава отдела жизнеобеспечения, а по-простому — начальник фермы, иначе называемой Зелёной Аллеей. Идея организовать ферму полностью принадлежит Коннору. Продукты, которые производит ферма, уже не раз выручали обитателей Кладбища, когда поставки продовольствия от ДПР либо были недостаточны, либо отсутствовали вовсе.

Вот Джон, заведующий службой очистки и ремонта — он вечно жуёт резинку, и одна нога у него постоянно ходит ходуном; и, наконец Эшли — что-то вроде штатного психолога. Она считает себя специалистом по межличностным отношениям, и в её обязанности входит работа с трудными детьми. А поскольку этим словом можно назвать поголовно всех расплётов, то у Эшли, по-видимому, работы больше, чем у кого-либо другого из Семёрки.

— Ну, так что у нас там? — спрашивает Бэм. — А то мне некогда.

— Во-первых, — объявляет Коннор, — я сегодня встречался с типом из ДПР. Всё то же всё так же.

— Значит, ничего, — комментирует Дрейк.

— Молодец, точно усёк. Какое-то время мы обходились своими силами, в ДПР все на этом успокоились, и теперь мы официально переходим на самообеспечение. Придётся с этим смириться.

— А откуда же взять то, чего мы не можем выдрать из других самолётов? — спрашивает Джон, нога которого дёргается больше обычного.

— Если кладбищенская контора не обеспечит нас бабками для покупки того, что нам надо, придётся применить альтернативные методы.

Таким красивым словосочетанием называется обыкновенное воровство. Коннору приходится посылать ребят за тридевять земель, в Финикс, чтобы альтернативно раздобыть то, чего не желает присылать ДПР. Как, например, редкие лекарства или сварочные аппараты.

— Только что сообщили, что в следующий вторник к нам пригонят новый самолёт, — сообщает Хэйден. — Будет, что ободрать. Наверняка найдём там много полезного: хладокомпрессоры, всякую там гидравлику, ну и прочую крутизну, от которой вы, синие воротнички, тащитесь.

— А багажное отделение будет до отказа набито Цельными? — спрашивает кто-то.

— Ну, а как же без мясной начинки, — отвечает Хэйден. — Правда, сколько её будет на этот раз — неизвестно.

— Будем надеяться, что пришлют не в гробах, — говорит Эшли. — Вы даже вообразить себе не можете, сколько ребят после этого нормально спать не могли.

— Успокойся, гробы были в моде в прошлом месяце, — обнадёживает Хэйден. — На этот раз будут пивные бочонки!

— Самый важный для нас вопрос, — продолжает Коннор, — это продумать план побега. Если юновластям придёт в голову, что пора разжиться свеженькими органами, то рассчитывать на помощь ДПР не приходится.

— А почему бы нам попросту не убраться куда-нибудь прямо сейчас? — спрашивает Эшли.

— Переселить семь сотен человек не так-то просто, к тому же это будет всё равно что послать сигнальную ракету всем юнокопам Аризоны. Хэйден и его команда молодцы — отслеживают возможную угрозу, так что случись рейд — какое-никакое предупреждение у нас будет, но если мы не разработаем заранее план побега — то хоть засыпьте нас предупреждениями с ног до головы — нам хана.

Бэм бросает угрюмый взгляд на Трейса, который во время собраний обычно не роняет больше двух-трёх.

— А он что думает?

— Я считаю, вы должны делать то, что велит Коннор, — отзывается Трейс.

Бэм фыркает.

— ...сказал настоящий пехотный бёф.

— Я служил в военно-воздушных войсках, — отвечает Трейс, — пора бы тебе зарубить это себе на носу.

— Суть в том, — вмешивается в перепалку Коннор, пока Эшли не пустилась в рассуждения о том, как важно держать в узде свою агрессивность. — что нам всем надо крепко подумать, как в случае всего очень быстро унести отсюда ноги.

Оставшееся время они обсуждают всякие насущные бытовые мелочи. Коннор не перестаёт удивляться тому, как Адмиралу удавалось сохранять самообладание, обсуждая поставки гигиенических прокладок, в то время как над Кладбищем денно и нощно маячил грозный призрак заготовительного лагеря. «Всё дело в том, кому и как ты делегируешь обязанности», — внушает Трейс. Делегирование и было истинной повесткой дня нынешнего собрания.

— Все могут идти, — наконец объявляет Коннор, — кроме Бэм и Джона — есть разговор.

Все выходят. Коннор просит Джона тоже подождать снаружи, пока он побеседует с Бэм с глазу на глаз. Коннор знает, чтó ему предстоит сделать, вот только делать этого ему ох как не хочется. Есть люди, которых хлебом не корми — дай выложить какую-нибудь плохую новость, но Коннор не из их числа. Он хорошо знает, что это такое, когда тебе говорят, что ты ничтожество, бесполезная дрянь и от тебя больше толку в расплетённом состоянии.

Бэм стоит, скрестив руки на груди, всем своим видом источая самоуверенность.

— Ну, что ещё?

— Расскажи-ка мне о протухшем мясе.

Та как ни в чём не бывало пожимает плечами.

— Подумаешь! Агрегат одного из холодильников полетел. Его уже исправили.

— И как долго он «летал»?

— Не знаю.

— Значит, ты понятия не имела, сколько времени холодильник простоял без тока, и всё равно подала мясо, которое в нём хранилось?

— А почём мне было знать, что эти хлюпики заболеют? Сами же жрали, никто не заставлял — значит, это их проблема.

Коннор представляет себе боксёрскую грушу, и правая рука сама сжимается в кулак. Парень смотрит на акулу и заставляет кулак разжаться.

— Больше сорока человек лежали пластом два дня! Нам ещё повезло, что так легко отделались.

— Ну ладно, ладно, в следующий раз буду внимательнее! — рычит Бэм. Наверняка точно таким же нагло-грубым тоном она разговаривала с учителями, родителями, юнокопами — со всеми представителями власти, с которыми сталкивала её жизнь. Коннора воротит от того, что теперь он сам — представитель власти.

— Следующего раза не будет, Бэм. Уж извини.

— Я облажалась только один раз, и ты тут же даёшь мне под зад?!

— Никто тебе ничего никуда не даёт, — возражает Коннор. — Но больше ты продуктами не заведуешь.

Она прожигает его долгим ненавидящим взглядом и цедит:

— Ну и хорошо. Пошёл ты к чёрту. На хрена мне всё это дерьмо.

— Спасибо, Бэм, — говорит он, не понимая, за что, собственно, благодарит. — Когда будешь выходить, скажи Джону, пусть зайдёт.

Бэм распахивает дверь ногой и в бешенстве вылетает наружу. У порога в волнении ждёт Джон; при виде разъярённой Бэм он весь съёживается. Та бросает ему:

— Иди давай! Он тебя увольняет.

Вечером Коннор находит Старки — тот показывает фокусы группке Цельных, собравшейся под крыльями Рекряка.

— Как он это делает? — восхищённо недоумевает какой-то пацан, когда Старки заставляет часы исчезать с рук одних зрителей и возникать в карманах у других. Когда сеанс чёрной магии закончен, Коннор подходит к волшебнику.

— Здорово у тебя получается. А не скажешь, как ты это проворачиваешь? Я ж всё-таки как-никак начальство.

Старки улыбается.

— Фокусники никогда и никому не раскрывают своих секретов, даже начальству.

— Ну, словом, так, — переходит Коннор к делу, — мне нужно с тобой потолковать. Я решил сделать в Великолепной Семёрке кое-какие перестановки.

— Изменения к лучшему, я надеюсь? — говорит Старки, хватаясь за живот. Коннор усмехается: Старки, похоже, уже догадался, о чём пойдёт речь. Вот и хорошо.

— Нам нужен новый заведующий продовольственной частью. Предлагаю тебе. Что скажешь?

— Люблю жратву, — говорит Старки. — Глубокой, верной и взаимной любовью.

— Как думаешь — справишься с командой из тридцати человек и сможешь обеспечить едой почти семьсот других трижды в день?

Старки взмахивает рукой — и в ней из воздуха материализуется яйцо, которое он и вручает Коннору. Тот видел трюк с яйцом несколькими минутами раньше, но сейчас этот фокус так кстати, что кажется ещё более занятным.

— Отлично, — одобряет Коннор. — Теперь снеси ещё семьсот штук на завтрак.

И уходит, посмеиваясь. Он знает, что Старки из тех, кто умеет заправлять делами, и всё у него будет в ажуре.