Сумерки людей

Хулиган купил местные поделки, расплатившись за них камушками, которые на этой планете бесценны, а там, откуда он прибыл, их, может статься, как грязи. Просто симпатичные бусинки для тамошних жителей. А вы из вежливости предлагаете ему бокал вина. И он, желая проявить ответную вежливость, угощает вас порцией соломинок-от-коктейля-в-голове.

Огненная вода. Умеренный стимулятор для Хулигана, а для аборигенов — черт на колесиках. Вместо того чтобы дать двум собеседникам возможность немного расслабиться, эти соломинки перевернули вверх дном целую планету, а поскольку Хулиган объяснялся с помощью картинок, то, быть может, он до сих пор и представления не имеет о вреде, который причинил. По окончании визита он, довольный, отправится домой со своими трофеями, а затем, через несколько тысяч лет, когда человеческая раса снова соберется в полуакровые нации и трехгрошовые империи, явится еще один Хулиган…

Каваноу вскочил со стула.

Мурашки пробежали у него по спине.

Все это произошло не впервые. Такое случалось уже по меньшей мере однажды, несколько тысяч лет назад, в долине Евфрата.

Нет, не Бедлам — Вавилон.

Солнце скатывалось все ниже к западу, золотя опустевшую Сорок вторую улицу полным горечи ложным обещанием весны в Нью-Йорке. Потрясенно прислонившись к дверному косяку, Каваноу видел разбитые витрины и темные помещения за ними. Откуда-то из жилых кварталов доносился беспорядочный гул, но немногие проходившие мимо люди были безмолвны и озадачены.

На углу Седьмой авеню была жуткая пробка, и еще одна на Восьмой, Каваноу с облегчением понял, что этим и объяснялось столь вялое движение в квартале. Придерживая шляпу, он резво перебежал улицу и нырнул в черную пасть подземки.

Аркада и сама станция были гулкими и пустынными. Ни души за газетными прилавками, никто не играет в китайский бильярд, пусто в разменной кабинке. Тяжело дыша, Каваноу миновал открытые ворота и гулко затопал вниз по лестнице, к платформе в деловую часть.

На путях стоял и тихонько пыхтел поезд с открытыми дверями и включенным освещением. Каваноу пробежал к первому вагону и направился к кабине машиниста.

За пультом управления ни души.

Чертыхаясь, Каваноу выкарабкался обратно на улицу. Требовалось отыскать Хулигана, на это оставался один шанс из миллиона, и каждая потерянная минута теперь могла оказаться решающей.

Коротышка мог появиться в любой точке планеты. Но он выразил интерес к предметам в квартире Каваноу, происходившим соответственно из Филиппин, Мексики, Малайзии, Швеции, Индии, а также из Гринвич-Виллиджа. Если, что невероятно, он еще не побывал в Виллидже, то тогда Каваноу, быть может, удастся отловить его там, другой надежды не оставалось.

На Восьмой авеню, к югу от Сорок первой, на глаза Каваноу попалось припаркованное к тротуару желтое такси. Водитель стоял у стены под указателем "Рери-Реви" и разговаривал сам с собой, яростно при этом жестикулируя.

Каваноу ухватил шофера за рукав и настойчиво замахал в южном направлении. Водила лишь мельком на него глянул, прочистил глотку, отодвинулся вдоль стены фута на два и возобновил прерванные рассуждения.

Вне себя от ярости, Каваноу немного поколебался, а затем, пошарив в карманах, достал оттуда бумагу и ручку. Он обнаружил конверт со своим революционным алфавитом, нашел свободное место, а затем стремительно набросал там следующий рисунок: "Рисунок всадника на коле с мечом".

Водитель вначале утомленно взглянул на бумажку, а затем уже с некоторым проблеском внимания. Каваноу ткнул пальцем в рисунок и вопросительно посмотрел на таксиста.

Поначалу шофер не понял.

— Внакджо? — отважился он.

Маловато слогов. Каваноу покачал головой и снова ткнул пальцем в рисунок.

— Покетиб?

Каваноу кивнул. Похоже на правду.

— Покетиб… Покетиб… — На лице у водилы постепенно появилось просветленное выражение. — Згрук! Покетиб-згрук!

— Ну вот, ты и понял, — облегченно вздохнул Каваноу. Шеридан-сквер. Покетиб-згрук.

Уже на полпути к машине водитель вдруг резко притормозил, будто что-то припоминая, и красноречиво протянул руку.

Каваноу вынул из кармана банкноты и помахал ими перед носом у шофера. Тот покачал головой.

— Бу минтык, — с грустью произнес он и повернул обратно к стене.

Двадцатью минутами позже Каваноу оказался беднее на один тридцатикаратовый бриллиант, а водитель такси с милой улыбкой на честном лице открывал для него дверцу машины на западном углу Шеридан-сквера — в нескольких ярдах от серой, как пуля, статуи генерала.

Каваноу сделал водиле знак подождать, получил в ответ радостную ухмылку и кивок и ринулся вдоль квартала.

Вначале он миновал магазин Джанигяна, попросту его не узнав, и по вполне понятной причине: нигде в пустых рабочих помещениях и торговых залах не виднелось ни ботинка, ни шлепанца.

Дверь была приоткрыта. Каваноу вошел туда, подозрительно оглядел пустые полки, а затем обратил внимание на дверь в заднее помещение, закрытую на здоровеннейший висячий замок. Странно. Во-первых, Джанигян никогда не верил ни в какие запоры, и на этой двери никогда не было даже шпингалета. А во-вторых, Джанигян просто никуда не выходил. Ибо, по справедливому замечанию Э.Б. Уайта, мостовая всякий раз поднималась навстречу ноге, норовя при этом угодить в лицо.

Каваноу запустил пальцы в щель между дверью и косяком и потянул.

Засов легко отошел, дверь раскрылась.

За ней оказался Джанигян.

Скрестив ноги, он сидел на деревянном ящичке, и вид у него был умеренно дикий. На коленях у торговца лежало ржавое охотничье ружье, а в пол у самых ног были воткнуты два тесака дюймов по десять каждый.

Увидев Каваноу, Джанигян поднял охотничье ружье, затем немного его опустил.

— Одо! — сказал он.

Каваноу перевел это как "ага!", что было у Джанигяна обычным приветствием.

— И тебе одо, — поздоровался фотограф. Затем вытащил бумажник, извлек оттуда другой свой бриллиант — побольше — и показал его Джанигяну.

Тот важно кивнул. Затем встал, надежно зажав под мышкой охотничье ружье, а другой рукой, не спуская взгляда с Каваноу, открыл крышку ящичка. Отпихнув в сторону с полдюжины грязных рубашек, он порылся в нем и выцарапал оттуда пригоршню блестящих камушков.

Бриллианты.

Джанигян ссыпал драгоценности обратно в ящичек, снова навалил сверху грязных рубашек, закрыл крышку и сел.

— Одо! — сказал он.

На сей раз это значило: "Всего хорошего". Каваноу побрел прочь.

Головная боль, незаметно оставившая фотографа в покое где-то на Сорок второй улице, снова напомнила о себе. Без особого вдохновения изрыгая проклятия, Каваноу направился обратно к такси.

Что же теперь? Не погоняться ли за Хулиганом по Филиппинам, Швеции или Мексике?

А почему бы, собственно, и нет?

Если я его не разыщу, сказал себе Каваноу, то меньше чем через год буду жить в пещере. Стану вшивым троглодитом. Снова на обед у человека будут личинки…

Таксист ждал на углу. Каваноу сердито буркнул ему подождать еще и зашел в табачную лавку на другой стороне улицы. Из толстого слоя валявшихся на полу галстуков, записных книжек и перемолотых в порошок леденцов он вытянул карту пяти районов Нью-Йорка. Затем устало перетащился обратно через улицу и забрался в такси.

Водила смотрел на него выжидающе.

— У твоей мамаши уши мохнатые, — сообщил ему Каваноу.

— Пса-пса? — переспросил водитель.

— И целых три штуки, — добавил Каваноу. Он раскрыл карту на участке Квинс-Лонг-Айленд, сумел отыскать там Флашинг-Бей и нарисовал крестик, который, подумав немного, переделал в жирную точку, там, где должен был располагаться Ла-Гвардия-Филд.

Таксис взглянул на карту, кивнул и вытянул мясистую лапу. Каваноу едва справился с сильнейшим желанием плюнуть туда. Вместо этого он возмущенно нарисовал уже переданный хапуге камень, указал на него, затем на таксиста, затем на карту.