Сумерки людей

Хулиган устремился мимо так быстро, что только пятки засверкали. Наконец, упершись подбородком в край модельного стола, он уставился на конструкцию в самом центре стола.

— Эй! — сердито выкрикнул Каваноу и последовал за пришельцем.

Хулиган повернулся и снова протянул ему диск. Там образовалась другая картинка: склонившийся над столом Каваноу на этот раз складывал крошечные фигурки и располагал их на фоне раскрашенной декорации.

Что, в принципе, и соответствовало действительности. По профессии Каваноу был рисовальщиком комиксов. К самой работе он был равнодушен механическое занятие, правда, хорошо оплачиваемое, но… оно разрушило в нем творца. Каваноу больше не мог рисовать, раскрашивать или гравировать ради собственного удовольствия. Тогда он занялся фотографией, а точнее, настольной фотографией.

Модели он создавал из глины, папье-маше, проволоки, бисера, кусочков дерева и вообще всякой всячины; расписывал их или красил, компоновал и освещал, а затем, с помощью своего верного "Хассельблада" и специального объектива, фотографировал. Уже через год результаты превзошли все ожидания.

Выстроенная теперь на столе конструкция казалась обманчиво простой. Фон и средний план занимали заросли пихты и горного лавра. На переднем плане у потухшего костра виднелись три фигуры. Не люди — дохлые, безволосые существа с большими мягкими глазами, одетые в походное снаряжение странного покроя.

Двое, сидевшие спиной к осыпающейся каменной кладке, склонялись над полоской бумаги, отмотанной от металлического цилиндра. Третий расположился на камне, ближе к камере, с обглоданной костью в руке. Очертания кости казались тревожно знакомыми.

Хулиган снова сунул ему диск, ухмыляясь и подмигивая. Каваноу, в котором любопытство пересилило раздражение, взял диск и вторично просмотрел сценку, уже показанную Хулиганом.

— Ну да, — кивнул он, — я это делал. Ну и что?

— Нью сто! — Хулиган взмахнул рукой слишком стремительно, чтобы уследить, и совершенно неожиданно в руке у него оказался крупный фрукт, нечто вроде лилового персика с бородавками. Заметив на лице Каваноу недоумение, Хулиган убрал квазиперсик туда, — откуда он и появился, и вытащил на свет комок полупрозрачных розовых нитей. Каваноу раздраженно нахмурился.

— Послушай-ка… — начал он.

Хулиган рискнул снова. На сей раз в руке у него оказался ограненный прозрачный камень размером с хорошую вишню.

Глаза у Каваноу полезли на лоб. А что, если это алмаз…

— Хой-мамай! — выразительно произнес Хулиган. Он указал на камень, на Каваноу, затем на себя и модельную конструкцию. Яснее ясного: он хотел торговать.

Все верно, алмаз; по крайней мере, камень прочертил аккуратную линию на бутылке из-под пива. Сверкающий, абсолютно прозрачный и, насколько мог судить Каваноу, лишенный всяких изъянов. Каваноу положил бриллиант на почтовые весы — тот потянул чуть менее унции. Ну, значит, грамм двадцать, а ведь карат — это всего двести миллиграммов… Так фотограф получил заманчивую цифру в сто карат — чуть меньше, чем алмаз "Надежда" в своем первоначальном состоянии.

Каваноу подозрительно уставился на пришельца.

Хулиган также не сводил с него совиных глаз. Каваноу взял у гостя диск и протранслировал ответ: серию картинок, на которых Каваноу фотографировал модели, обрабатывал пленку, а затем торжественно принимал бриллиант и передавал модели Хулигану.

Хулиган отвесил серию поклонов, подпрыгнул, постоял на руках и, ухмыляясь, хлопнул Каваноу по плечу. Принимая ужимки и прыжки за знаки согласия, Каваноу вернул на место "Хассельблад" и продолжил работу. Он сделал с полдюжины цветных снимков, затем перезарядил аппарат черно-белой пленкой и нащелкал еще с полдюжины.

Хулиган наблюдал за процессом с трепетным вниманием. Он последовал за Каваноу в темную комнату и таращился из-за верстака, пока Каваноу проявлял черно-белую пленку, фиксировал ее, промывал и сушил, резал и печатал.

Как только вышел первый снимок, Хулиган тут же замахал руками и вынул второй бриллиант, размером в половину первого. Оказалось, пришельцу требовались и снимки!

Едва успевая смахивать пот со лба, Каваноу рылся в картотеке и извлекал оттуда цветные фотографии и диапозитивы других своих работ: серий "Ганцель и Гретель", "Кавор и Гранд-Лунар", "Walpurgisnacht", про Гулливера, гасящего пожар в лилипутском дворце, про главу агентства Джи-О-Пи-Эй. Хулиган купил все. По завершении каждой сделки он брал покупку и куда-то ее убирал — туда же, откуда доставал и бриллианты. Каваноу смотрел во все глаза, но никак не мог понять, куда все это девается.

Между прочим, а откуда взялся сам Хулиган?

Убедившись, что снимков у Каваноу не осталось, Хулиган стал рыскать по комнате, заглядывая во все углы, наклоняясь, чтобы осмотреть книжные стеллажи, привставая на цыпочки, чтобы глянуть, что там на каминной полке. Наконец он ткнул пальцем в пятидюймовую деревянную фигурку длиннолицего мужчины, сидящего со скрещенными руками и опершегося локтями о колени, — ифугаосскую резную работу, которую Каваноу приволок домой с Филиппин. На диске ненадолго появилось изображение машины Гольдберга, которым Каваноу пытался объяснить происхождение камер. Затем Хулиган вопросительно вскинул голову.

— Нет, — возразил Каваноу. — Ручная работа. Он взял диск и изобразил Хулигану загорелого мужчину, обрабатывающего кусок красного дерева. Затем страсть к трюкачеству взяла свое, и он заставил мужчину сжаться до крошечного пятнышка на островке, который тут же сам стал пятнышком на медленно вращающемся глобусе, где с одного края исчезали Азия и Австралия, а на другом появлялась Америка. Фотограф сделал красную точку для Нью-Йорка и ткнул пальцем себе в грудь.

— Вломак, — задумчиво вымолвил Хулиган. Отвернувшись от Ифугао, он указал на яркий ковер с ромбовидными узорами, что висел над кушеткой. Учная абота?

Каваноу, уже готовый расстаться с Ифугао за очередной бриллиант, растерялся.

— Минутку-минутку, — сказал фотограф и изобразил на диске еще одну движущуюся картинку: как он передает Ифугао за обычное вознаграждение.

Хулиган отскочил от него, хлопая ушами и топорща гребень. Затем, придя в себя, он продемонстрировал Каваноу иной вариант: как Хулиган получает резную фигурку и передает бриллиант тому самому загорелому мужчине, которого Каваноу описал как создателя поделки.

— Учная абота? — снова спросил пришелец, указывая на ковер.

Заметно скиснув, Каваноу показал ему, как ковер был соткан тощими мексиканцами в соломенных шляпах. Еще с большим унынием ответил он на хулиганский вопрос "где?", изобразив карту Мексики, и уже с откровенной тоской он определял авторов шведского серебряного кувшинчика, малайского кинжала, индийского латунного кальяна, пары мокасин, сплетенных вручную в Гринвич-Виллидж, и указывал их местоположение.

Хулиган, судя по всему, покупал только у творцов.

Во всяком случае, если бриллианты Каваноу больше не светили, он мог получить кое-какую информацию. Фотограф взял диск и изобразил на нем неожиданно возникающего в комнате Хулигана. Затем прокрутил все обратно и вопросительно взглянул на пришельца.

В ответ Каваноу получил картинку с изображением сумеречного бездонного пространства, где шпендрики с гребнями вроде Хулигана прогуливались меж высоких грибовидных растений, напоминавших растущие рядами эскимо на палочке. Другая планета? Каваноу тронул диск и заставил обзор переместиться вверх. Хулиган любезно напустил еще больше непроглядного лилового тумана. Ни солнца, ни луны, ни звезд.

Каваноу попытался еще разок, изобразив себя, стоящего на земном шаре, устремив взор в ночное небо. Внезапно в небе появилась крошечная хулиганская фигурка, неловко рассевшаяся на какой-то звезде.

Хулиган ответил картинкой, приведшей Каваноу в еще большее замешательство. На ней изображались два шара, висящие в пустоте. Один был твердым на вид, и на нем стояла крошечная фигурка человека; другой представлял собой лиловую мглу с коротконогой, украшенной гребнем фигуркой Хулигана внутри. Оба шара медленно-медленно вращались друг вокруг друга, после каждого круга чуть-чуть сближаясь, причем твердый шар все время то светлел, то темнел. В конце концов шары соприкоснулись, и хулиганская фигурка устремилась к перемычке. Твердый шар еще раз поменял цвет, Хулиган пулей метнулся обратно на туманный шар, и сферы разделились, неторопливо расходясь по мере вращения.