Страница 7 из 31
Это совсем не означает, что в 19 лет Шевченко лукавил или кокетничал. Просто тогда он думал так, а получилось иначе. И не считайте, что у него была хоть какая-то недооценка собственных возможностей: в ту пору киевский, а нынче московский журналист Олег Лысенко рассказывал мне, что в 95-м Шева в интервью рассказал, что его уже приглашали в «Реал». Может, конечно, по молодости и прихвастнул, но, как полагает Лысенко, едва ли.
Может, в годы разговоров с коллегой Лысенко и – чуть позже – со мной Андрей морально еще не был готов к отъезду. Но сила личности, ее масштаб как раз ведь и состоят в том, чтобы не скиснуть в самых неожиданных и сложных обстоятельствах, а обернуть их себе на пользу. Не прийти бесцеремонно со своим уставом в чужой монастырь, а принять этот устав, в главном оставшись самим собой. Взять лучшее из нового, иностранного, не пожертвовав ничем из родного. И никогда не забывать о том, что слава не отменяет воспитания. Только так можно добиться того, чтобы тебя уважали все – вне зависимости от национальности и гражданства. Только так, а не с помощью одного лишь футбольного таланта можно стать Андреем Шевченко.
Мой коллега и соавтор этой книги Артем Франков рассказал, что в феврале 2000-го «Динамо» приехало на товарищеские матчи в Милан, и Шева тогда мимоходом бросил очень многозначительную фразу, которая много прояснила в самой сути футбола и отношения к нему в разных странах и разных школах: «Оказывается, можно и играть, и тренироваться, и жить успевать…»
Ясно, что имел в виду Андрей: жить не в совково-футбольном смысле (выпивать и закусывать отечественные игроки прекрасно успевают), а в полноценном цивилизованном смысле. Все в этой жизни надо делать вовремя. Шевченко, уехав без малого в 23 на Апеннины, сделал это, пожалуй, в идеальный момент. За три сезона взяв максимум у Лобановского, он уже был абсолютно готов к новому футболу – а в Италии открыл для себя и новую жизнь. И понял, что одно другому совсем не мешает, и наша присказка: «Если водка мешает работе – брось работу» – откуда-то из дремучего Советского Союза. Можно ведь получать удовольствие от жизни, вовсе не заправляясь горючим до состояния «в вашем алкоголе крови не обнаружено», чего по сей день не понимают многие молодые футболисты. И в жизни на самом деле есть столько разнообразных, развивающих тебя как личность интересов… Как у Розенбаума: «Плывет с акулами Макар – и значит, мы живы!»
И ведь не отвлекла вся эта разнообразная палитра новой жизни Шеву от футбола! Альберто Дзаккерони, рассказывают, вынужден был силой заставлять Андрея уходить с тренировочного поля: после Лобановского ему не хватало нагрузок, и он старался дать их себе сам. Более того, рвался играть все матчи всех турниров без исключения, выдавать по 180 минут в неделю на максимуме: сил-то – невпроворот…
Использовать его сначала Дзаккерони, а там и сменивший его Карло Анчелотти (о коротких отрезках Чезаре Мальдини и Фатиха Терима говорить не приходится; турецкий «Император» – тот вообще втиснулся между итальянскими специалистами на каких-то пять месяцев, которые поклонникам «Милана» не особенно хочется вспоминать), кстати, стали совсем иначе, чем Лобановский. В Киеве Шевченко – согласно классическим канонам мэтра об универсализме – и в обороне постоянно отрабатывал, и в коллективном прессинге непременно участвовал. «Дзак», главный тренер «Милана», при котором Андрей впервые появился в команде – не знаю уж, по наитию или осознанно – сделал из него «наконечник копья» в чистом виде, и Лобановский, возглавивший к тому времени сборную Украины, сильно по этому поводу переживал: мол, не тот стал Шева в сборную приезжать, и такое узкое использование обедняет его как игрока, снижает КПД.
Склоняюсь к тому, что прав в той заочной дискуссии был все-таки Дзаккерони (и продолживший его линию Анчелотти). В конце концов, у каждого тренера есть право на свой взгляд, и если он приносит результат – к специалисту не придерешься. А у Шевченко в «Милане» был не просто результат, а – результатище. Можно ли было представить себе, чтобы он играл еще сильнее и забивал больше? И в чем, в конце концов, главная задача форварда, если не голы? Может, продолжай Лобановский использовать Андрея с теми же энергозатратами, что в «Динамо», и проблемы со спиной проявились бы у него гораздо раньше, чем это в действительности произошло, — кто знает?
В общем, все говорит за то, что своевременнее уехать из Киева в Милан было просто невозможно. И это тоже стало залогом его суперзвездной карьеры.
В 2009-м я не упустил возможность напомнить Шеве давнюю цитату про заграницу. Сказал:
— Сейчас, когда в друзьях у вас такие люди, как Джорджо Армани и Ричард Гир, поверите, что 19-летним говорили мне такое?
Андрей улыбнется:
— Да, ведь такие мысли у меня действительно были. Потому что в те времена жизнь на Украине и в Западной Европе была совершенно разной. Но, для того чтобы добиться больших результатов в футбольной карьере, я должен был уехать. В какой-то момент понял это – и рвался в Милан. То, что я должен уехать, знали и покойный Валерий Васильевич Лобановский, и братья Суркисы. Счастлив, что на моем пути встретились люди, которые думали не о себе и понимали, как будет лучше для меня. Всегда им буду за это благодарен.
— 22-летний Шевченко, который уезжал из Киева, и почти 33-летний, который вернулся, — абсолютно разные люди?
— Почему же? Между ними много общего. Конечно, накоплен большой жизненный опыт. Но главные принципы, которые строятся на уважении и внимании к людям, остались прежними.
— Бывает, что задумываетесь: как бы сложилась жизнь, если бы в свое время не решились уехать в Милан? Как, допустим, Егор Титов, которого звали тот же «Милан» и «Бавария»?
— Привык не оглядываться назад, а смотреть вперед. Как бы судьба ни сложилась – это моя судьба. Тем более что за десять лет, проведенных за границей, в футболе добился очень многого. И не только в футболе: имею право гордиться и тем, что стал более разносторонним человеком, знаю на два языка больше, чем когда уезжал. Разбираюсь в культуре и менталитете людей из других стран намного лучше, обрел друзей из самых разных сфер жизни. Это ведь тоже означает рост как личности.
Как бы то ни было, а 70 лет коммунизма сидят в каждом из нас. В наших потомках они останутся, наверное, уже в минимальной степени, но у нас в юности была зажатость, неуверенность в себе, которая европейцам или американцам вообще не свойственна. Отсюда и барьеры, которые у меня первоначально были при мысли, что сейчас я буду разговаривать со знаменитым модельером, спортсменом или еще кем-то. В этом смысле приходилось чуть-чуть себя ломать.
Ты не должен чувствовать себя неравным тому, с кем разговариваешь, — вот главный принцип общения с такими людьми. И когда ты ближе с ними знакомишься, понимаешь, что это приятные собеседники и просто хорошие люди. И любые барьеры – на самом деле чепуха.
— Считаете себя гражданином мира?
— Да. Я не привязан ни к одной стране. Чувствую себя дома и в Англии, и в Италии, и на Украине, и в Америке. Спокойно могу жить в любой из этих четырех стран. Тде будет лучше для семьи, для меня, для работы – на той стране и остановлюсь.
— Сейчас общение хоть с каким-то человеком в мире способно вызвать у вас скованность?
— Нет.
От человека, который не мог представить себя за границей, — до «гражданина мира». За 13 лет. Вот она – жизнь.
А в 2006-м, когда на церемонии вручения премии «Звезда» в московском ресторане «Метрополь», я мимолетно пообщался с Андреем и процитировал ему старую наивную фразу, он отреагировал так: «Знаете, а ведь эта история лишний раз говорит: невозможно предположить, как повернется судьба даже через небольшой промежуток времени. И вот сегодня я не имею ни малейшего представления, кем вообще буду и что со мной станет через следующие десять лет».